Хризолит. У нее хризолитовые глаза, в которые можно нырнуть, как в аквариум, и превратиться в маленькую рыбку. С чего это он сентиментальничает? Ближе к делу, Трэвор.
Меня зовут Трэвор Лоу. Ферелли наверняка рассказывал обо мне. Это я нашел вас у того злосчастного обрыва.
Да, врач сказал мне об этом. Я благодарна вам за помощь. Знаете, у меня полный провал в памяти. Словно кто-то взял и стер мое прошлое. Голос у нее был тихий и грустный, как она сама. Помню лишь строчку «И только синее, синее небо над нами», но не знаю ни ее окончания, ни откуда она.
Потрясающе! Полностью потеряла память и думает о какой-то ерунде. Строчку она, видите ли, помнит. Лучше бы
Лучше бы попробовали вспомнить, кто вы и откуда вы родом. Эта строчка вряд ли облегчит вам жизнь.
Ей явно не понравилось высказанное им мнение. Она нахмурилась и напряженно сцепила руки.
Конечно, вам лучше знать, вы, наверное, каждый день теряете память! В тихом голосе змейкой скользнуло раздражение.
Ладно, не кипятитесь. Попробую кое-что для вас прояснить. Когда я нашел вас, валяющейся у обрыва, (простите уж за неприятную подробность), я обшарил ваши карманы, в поисках хотя бы какой-то информации. В одном из карманов я нашел листок. Трэвор запустил руку в карман пиджака и извлек из него помятую бумажку. И вот что было на нем написано: «Амата»по всей видимости, ваше имя, название одного из американских городков «Волтингтон» и «Лейвер-стрит»название улицы. Есть подозрение, что именно там вы живете. Врачам этих данных я сообщать не стал, сейчас объясню почему. Он жестом остановил пытающуюся заговорить девушку. Место, где я вас нашел, было отдалено от населенного пункта, непонятно, какого черта вас туда понесло. Этот обрыв трезвый человек заметил бы сразу и не упал бы с него. А вы были трезвы, как показали анализы. То есть, вы не сами дошли до него и не сами в него упали. Вам абсолютно точно кто-то помог это сделать. На попытку самоубийства тоже не похоже, люди обычно выбирают другие способы сведения счетов с жизнью. Кто-то хотел вас убитьзачем и почему я не знаю. Интересно было бы услышать это от вас, но, боюсь, сейчас это маловероятно. Согласитесь, странные обстоятельства. Мне не очень хотелось сообщать о них Фереллион мог обратиться в полицию, и я подумал, что это может вам навредить.
Заморыш с хризолитовыми глазами беспокойно заерзал на больничной койке.
Наверное, вы правильно поступили, Трэвор. Но если я живу в Америке, как меня занесло в Италию? Может, это, конечно, черти, выражаясь вашим языком, но в мистику я не верю.
Определенный прогресс, съехидничал Трэвор. Начинаете припоминать черты своего характера.
Может, я, все-таки, американка, только живу в Генуе? Правда, совершенно не помню итальянского.
Сомневаюсь, что вы знали его когда-либо. Я проверилникаких американских «Амат» в Генуе не проживает. К тому же никто вас не хватился. В розыске вы не значитесь. Более того, вы даже в гостиницах не останавливались.
Девушка изумленно взглянула на него. Как много он узнал за это время!
Как вам это удалось?
Собрать информацию? Деньги делают многое. Этот золотой ключик открывает даже самые волшебные дверцы.
Вы богаты?
Да. Весьма богат.
Теперь я понимаю, в ее голосе послышались язвительные нотки, почему вы разговариваете со мной в таком тоне. Богатство, видимо, способствует развязности.
Надо же! Оказалась в таком положении, да еще и язвит человеку, который пытается ей помочь! И все же это был болезненный укол по самолюбию Трэворауж кем-кем, а развязным он не считал себя никогда.
Дайте мне посмотреть на листок, который вы нашли в моем кармане. Хотя бы увижу свой почерк.
Трэвор протянул ей бумажку.
Вы типичная женщинакопаетесь в мелочах, вместо того, чтобы искать главное.
Она оторвала от листка хризолитовый взгляд и выстрелила им в Трэвора.
К вашему сведению: главное состоит именно из мелочей. И только поверхностный человек не в состоянии этого понять.
Если так продолжится и дальше, стоит сбежать от нее прямо сейчас. Этот заморыш определенно начинает действовать ему на нервы. А нервысамое уязвимое место Трэвора.
Аматастранное имя, задумчиво произнесла она.
Большинство американских именстранные. Видимо, ваши родители решили соригинальничать. Его всегда бесила дурацкая черта женщин искать в самых обычных вещах загадочность и таинственность. Неужели без этого никак нельзя обойтись! Хотя, признаться, было в этой «Амате» что-то нетипичное для звучных американских имен. Какая-то мягкость, что ли. Женственность. Да Бог с ним, с именем. Самое важное в бумажкеназвание города и улицы.
Итак, что он решает? Отвезти ее в Волтингтон, а там пусть разбирается сама. В конце концов, не бросать же ее здесь одну, без денег на обратный билет. Трэвор, конечно, не подарок, но все же, не последний гад.
Завтра я собираюсь вылететь в Америку. Италия надоела мне до чертиков. Духота, всякая неразбериха. Он покосился на девушку. Я отвезу вас в Волтингтон. Надеюсь, там к вам вернуться воспоминания. Найдете своих родственников, друзейбудет проще освежить память.
Спасибо, Трэвор. Не знаю, как я выбралась бы отсюда, не окажись вы рядом. Когда найду свой дом, обязательно отдам вам деньги, потраченные на меня.
Трэвора передернуло. Она что, пытается обвинить его в скупердяйстве?
Не утруждайтесь. Я очень богат, но не скуп. Вы слишком часто смотрели в детстве «Утиные истории»я не Скрудж Макдак.
Мне кажется, я не люблю мультики. Хотя «Утиные истории», как ни странно, вспомнила. Чем больше вы ворчите, тем больше я вспоминаю. Удивительное совпадение.
Трэвор чертыхнулся про себя и пошел к двери, в которую имел непоправимую глупость постучать.
До свидания, Трэвор, язвительно-хрустально зазвенел позади голосок.
До свидания, Амата. Завтра днем вылетпотрудитесь собраться к этому времени. Я заеду за вами.
Ничего. Довезет ее до Волтингтонаи прощай, крошка. Иначе даже толпа психоаналитиков не спасет его от нервного срыва.
2
Анализы Аматы оказались в полном порядке, как и предсказывал Ферелли. Она может отправляться в свой далекий Волтингтон вместе с Трэвором Лоу. Хочет она этого или нет.
Утро выдалось радостным, солнечным. Яркие лучи бились в окно палаты, делая ее невыносимо белой и светлой. Жарко. О существовании кондиционеров в бедной итальянской больнице, по всей видимости, не подозревали.
Измученная жарой и духотой, Амата решила принять душ. Спасительный, освежающий душ. Не слишком комфортный, но что-то гораздо лучше, чем вообще ничего. Избитая истина, ноне лишенная смысла.
Интересно, привыкла ли она к комфорту? Может, она живет в какой-нибудь трущобе, жутком квартале, населенном алкоголиками и наркоманами, и сама немногим отличается от жителей квартала? Вряд лиоткуда тогда у нее деньги, чтобы оплатить перелет в Италию? Но никаких вещей при ней не было, даже банальной дамской сумочки. Ее могли ограбить. Допустим, она приехала полюбоваться красотами Италии, но на нее напали, ограбили, а затем попытались убить. Вариант неплохой. Одно неясно: зачем ей писать на листке свое имя и название города, в котором она живет? Не могла же она заранее знать, что потеряет память. Она же не ясновидящая! Нет, любая мистика сразу отметается. А что, если она с кем-то познакомилась, написала на листке свои координаты, а потом забыла его отдать? Хотя тогда логичнее было бы написать свой телефон, на худой конец, свой точный адрес, а не только название города и улицы. (Может, не успела дописать?) А если пробелы в памяти для нее нормальное явлениеведь бывает и такое? Тогда сиди дома и не высовывайся, во всяком случае, не летай в Италию. Сколько загадок, которые ей не под силу разгадать одной! Лучше подождать приезда в Волтингтон, чем строить сумбурные предположения.
Амата выбралась из прохладного душа посвежевшей. Вытерлась и наконец впервые взглянула на себя в зеркало. Да Лицо не многим отличается по цвету от больничных стен. Разве что изящными штрихами синевы под глазами. Жертва Освенцима! Бледная, худая. На лицеодни лишь глаза. Правда, довольно красивые глаза. Светло-зеленые, большие и выразительные. Как обычно говорят о таких глазах? Украшение лица. Для ее лицаэто спасение.
После бодрящего душа Амата вернулась в палату. Ей принесли вещи. Те вещи, в которых ее нашел Трэвор Лоу. Она разорвала запечатанный пакет и извлекла из него то, что вещами можно было назвать лишь с натяжкой. И светлый плащ, и пиджак, и брюки оказались перепачканы, а в некоторых местах даже порваны. Лучше не придумаешьбешеное везенье! Если бы это хотя бы было постирано, но, увы и ах! Кажется, ей придется это надетьне поедет же она в больничной рубашке, халате и серых войлочных тапочках. К тому же эта одеждасобственность клиники, никто и не отпустит ее в этом. Ужасно! Краска стыда бросилась ей в лицо. Она еле сдержалась, чтобы не заплакать.
Ничего не поделаешьнадо одеваться, ведь скоро за ней приедет Лоу. В конце концов, в ее ситуации грязная одеждадалеко не самое страшное. Ничего, ты приедешь домой и все закончится, утешала она себя. А если не закончится? Что, если ей придется продолжать жить в этом кошмаре до тех пор, пока к ней не вернется память? Нет. Этого не будет. Не стоит накручивать себя понапрасну. Лучше думать о хорошем. А не можешь о хорошемпостарайся не думать ни о чем.
Как жаль, что у нее нет книги. Каким счастьем было бы погрузиться в мир чужих желаний, радостей, тревог. Нырнуть в книгу с головой и вынырнуть лишь тогда, когда закончится этот кошмар. Я люблю читать, подумала она. Кажется, я очень люблю читать. Как только я увижу книги, я смогу вспомнить, что я читала и о чем. Откуда такая уверенность? Неизвестно. Важно уже то, что она есть.
Мысль о книгах слегка подняла ей настроение. Она сняла больничную одежду и, преодолев отвращение, надела грязные вещи.
Лоу не заставил себя долго ждать, более того, и приехал раньше обещанного. То, что он увидел, повергло его в удручающее состояние.
Боже мой! Что это на вас?! Вы собираетесь просить милостыню или лететь в первом классе самолета? Я сгорю от стыда, сидя рядом с вами!
Неужели он полный идиот?! Только гордость не позволила Амате разреветься, до того ей было обидно. Она пересилила себя, надела это шмотье, и все для того, чтобы какой-то неуравновешенный богатый кретин читал ей морали! Злость сожгла слезы, превратив их в жалкие угольки. Теперь ей хотелось выместить свое негодование на Лоу, кричать на него, оскорблять его. И ей наплевать на то, что после этого он откажется везти ее домой! Ей совершенно на это наплевать! Пусть у нее нет денег на дорогу, зато у нее есть гордость, и она никому не позволит унижать себя!
Вы отвратительны, Трэвор! Только тупой и бесчувственный человек может упрекнуть меня в том, что я надела эти вещи, в которых я, как вы выразились, «валялась» без сознания! Если у меня нет денег, чтобы вызвать в больницу работников прачечной, которые за пять минут отстирают грязь, это еще не значит, что можно унижать меня! А теперь можете убираться ко всем чертям, я обойдусь и без вашей помощи, которая, не сомневаюсь, станет мне поперек горла!
Впервые за несколько лет Трэвор действительно почувствовал себя дураком. Амата сыпала оскорблениями, но он действительно заслужил их: как можно было обвинить ее в том, что в больнице не постирали одежду, что ей действительно нечего больше надеть! Так глупо, гадко оскорбить человека, недавно пережившего травму и потерявшего память! Кто дергал егоза язык? Любые шутки имеют предел, а он перешагнул его. Трэвору стало не по себе. Общение с этой девушкой, определенно, приведет его к срыву. Надо успокоиться самому, а потом попытаться привести в порядок чувства Аматы. Ведь недаром же он третий год примерно посещает психоаналитика!
Спокойным тихим голосом он обратился к продолжавшей кричать Амате:
Да, я полный идиот, признаю. Я действительно вас обидел, но, клянусь, не хотел этого делать. Я далеко не всегда думаю, прежде чем сказать что-нибудь. Именно поэтому со мной тяжело общаться. Простите меня, Амата. Сейчас мы попробуем все исправить: поедем в магазин и купим вам одежду, благо, время, оставшееся до вылета, позволяет это сделать. Еще раз прошу, простите меня. Я бы проглотил свои слова в буквальном смысле, но, к сожалению, их уже не вернуть.
Амата затихла, потихоньку приходя в себя. На разгоряченном от ярости лице появился румянец. Неужели она не могла сказать ему все это гораздо спокойнее и обойтись без таких экспрессивных выражений? Просто съязвить что-нибудь в ответ? Устроила истерику пусть вредному, но едва знакомому человеку. Ей должно быть стыдно не меньше, чем Лоу.
Извините меня, Трэвор. Я перестала себя контролировать. Сначала шок от этой грязной одежды, в которую мне пришлось облачиться, потом вы со своими шутками о милостыне. Может, я действительно этим занимаюсь. Я ведь ничего не знаю о себе. Мне очень плохо. Постарайтесь войти в мое положение.
Ее голос вновь стал тихим и грустным, и сама она как-то сжалась, словно стала меньше. Где-то внутри Трэвора кольнуло чувство болизачем он обидел человека еще более одинокого, чем он сам? Она правахотя бы иногда, хотя бы в таких исключительных случаях нужно следить за своими словами. А у него этих случаев почти не бываетведь он практически ни с кем не общается. Чего еще можно ожидать от озлобившегося бирюка? На душе стало гадко. Еще гаже, чем всегда.
Поедемте, Ата. Можно, я так буду называть вас? Это короче и проще. Если вы не против.
Хорошо. Мне все равномое имя не рождает во мне никаких воспоминаний. Как-то трудно привыкнуть к нему; Ферелли сказалдолжно пройти время. Буду ждать, когда оно наконец пройдет.
Роскошный, словно вырезанный из сверкающего стекла бутик горделиво красовался на одной из центральных улиц города. Перепуганная Ата замотала головой.
Ни за что. Трэвор, вы как будто нарочно выбрали самый шикарный магазин в городе. Хватит с меня. Я уже натерпелась за сегодняшний день. Как вы это себе представляете? Я появляюсь там в своем великолепном одеянии, и мне тут же указывают на дверь. Не пойду. Есть же в Генуе рынок, поедем туда. Там мой наряд не так будет бросаться в глаза, как здесь.
Вы постоянно всем недовольны. Вас не устраивает дорогой бутик. Если бы я привез вас на рынок, вы сказали бы, что я отношусь к вам, как к дешевке. Вы хотите опоздать на самолет?
Ата опять покачала головой.
Тогда хватит трусить. Выходите. Да не бойтесь же! Я пойду с вами. Помните, что я говорил насчет денег? Это золотой ключик