Андрей, это ты! услышала я восклицание Татьяны.
Да,голос учителя звучал взволновано. А вы Камиллу не видели?
Нет,ответила Марина.
А мы думали, она с тобой,с некоторым ехидством заметила Татьяна.
Ответа Андрея Владимировича я не услышалалишь шаги, которые неумолимо приближались. Первым порывом было, конечно, снова убежать, но, во-первых, я обнаружу свое присутствие, и женщины поймут, что я слышала весь их разговор. Ну, а во-вторых, собственно, разве не я ли сама хотела его найти, чтобы поговорить?
Опекун уже поднялся на первые две ступеньки и, посмотрев наверх, увидел меня. Гамму чувств, которая была написана на его лице, сложно описать: там был и гнев, и радость, и облегчениевидимо, своим побегом я его сильно напугала.
До того, как он успел произнести хоть слово, я поднесла палец к своим губам, давая ему знак молчать. Мужчина понял и, не сказав ни слова, поднялся наверх. Я как можно тише подошла к двери его комнаты. Он молча следовал за мной.
Нам нужно поговорить,как можно спокойнее сказала я, смотря на галстукбабочку на его шее, боясь поднять на него взгляд.
Он кивнул и подошел к двери, открывая замок. Мы вошли. Комната планировкой полностью повторяла нашу с Мариной, отличаясь только материалом занавесок и покрывал. Я села на кровать, которая повторяла расположение моей.
Не зная, с чего начать разговор, я осматривала обстановку, словно играя в игру «найди десять отличий». Андрей Владимирович остался у двери.
Я должен извиниться за свой поступок? спросил он.
Я наконец посмотрела на него.
Нет,тихо ответила я. Я не хочу и не умею разыгрывать из себя оскорбленную невинность. Да, если честно, и не чувствую себя оскорбленной,я глубоко вздохнула, собираясь с силами.
«Да, сказать это намного сложнее, чем я думала»,слова застряли в горле, не желая вырваться наружу.
Глубоко вздохнув, я уже испугалась, что сейчас начнется приступ, закрыла глаза, сосредоточившись на дыхании. Андрей Владимирович ждал, не говоря ни слова. Я услышала его шаги по комнате.
Попей,он протянул мне стакан воды.
Я открыла глаза и, благодарно кивнув, взяла стакан. Медленно сделав несколько глотков, я почувствовала, как ком в горле исчезает. Опекун сел на соседнюю кровать.
Спасибо,смущенно улыбнулась я, поставив стакан на тумбочку возле кровати.
Наверное, лучше разговор начать мне,произнес он спокойно.
В его голосе чувствовались нотки вины, и я мысленно застонала:
«Нет, только не это! Если он сейчас скажет, что это была ошибка, что во всем виноват алкоголь Это будет не только ложь, но и самая нелепая отмазка, как в плохих любовных романах. Притом я это ошибкой совсем не считала».
Учитель, казалось, не заметил моей реакции. Он долго смотрел на вид за окном. На улице было темно и шел снег.
Почти шесть лет у меня была жена,его голос был тихим и печальным. Я уверен, что ты уже знаешь, что я был женат,улыбнулся Андрей Владимирович и взглянул на меня. Два года назад она умерла.
Он отвернулся от меня и снова посмотрел в окно.
Она заболела болезнью Крейтцфельдта-Якобатебе это название мало что скажет. Такое заболевание редко встречается во всем мире и проявляется с вероятностью один случай на миллион. Болезнь неизлечима, люди с ней живут год, возможно, чуть больше, и все это время человек медленно становится беспомощным, как ребенок, теряет зрение, способность нормально двигаться,с каждым словом его голос делался все тише и тише.
Я слушала опекуна и даже не сразу смогла понять, воспринять смысл услышанного. Разум отказывался понимать, а воображение наоборот рисовало ужасные картины.
Я работал в фармакологической лаборатории,после небольшой паузы продолжил он. Я пытался найти лекарства, изучил все об этой болезни, искал любую возможность, любой намек на какое-то новое лекарство, пусть даже на самом первом испытательном периоде. Я медленно сходил с ума вместе с ней.
Андрей Владимирович замолчал, его руки ощупали карманы, словно в поисках пачки сигарет. За все то время, пока я жила с опекуном, я не замечала у него сигарет, но сейчас этот жест выдавал в нем бывшего курильщика.
Мужчина посмотрел на меня: я сидела, боясь пошевелиться: он рассказывал ужасные вещи, от которых у меня волосы вставали дыбом, а мурашки ползли по телу. Потерять близкихэто страшно и больно, но видеть, как любимый человек медленно угасает, а ты ничем не можешь помочь, еще страшнее.
Ты, наверное, не понимаешь, зачем я это все тебе рассказываю,вздохнул Андрей Владимирович,но тебе необходимо знать об этом, поверь мне. Через полгода после смерти Светланы я переехал в Москву.
Это мне было уже известно, но я не стала говорить об этом мужчине, просто слушала, боясь спугнуть этот момент откровенности между нами.
Бестрева Семеновна была знакомой моих родителей, и поэтому, когда узнала, что я вернулся, предложила мне пойти в школу учителем,пожал он плечами. Сначала я отказался. Никогда не хотел учить детей, но в какойто момент понял, что качусь под откос, что стал терять смысл во всем вокруг. Чтобы окончательно не рехнуться в этом вакууме из тишины и воспоминаний вокруг себя, дал согласие. Так я стал вашим учителем,он замолчал.
Мы оба молчали.
В классе я не обратил на тебя особого внимания: такая же девочка, как и все остальные. Первый раз, когда я тебя действительно заметил, был в тот день, в коридоре,Андрей Владимирович встал и начал мерить комнату шагами.
Он остановился у стены и уткнулся в нее лбом. Мне захотелось подойти, обнять его, хоть как-то утешить, но не решилась. Слезы стояли на глазах, мешая видеть, но я не делала никакой попытки стереть их, позволяя скатываться по щекам.
Тогда, в твоем взгляде, я увидел отражение собственных чувств, это стало первым толчком,тихо сказал он. Потом, когда мы встретились на дороге той ночью, я понял, что должен спасти тебя, пока челюсти приютской системы не сломали тебя окончательно,его голос был печальным; он развернулся и теперь стоял к стене спиной, смотря на меня.
Вы тогда решили стать моим опекуном? спросила я; голос, на удивление, не дрожал, даже звучал спокойно.
Учитель улыбнулся:
Нет, наверное, когда ты сбежала от меня в больнице. Я тогда боялся, что ты попадешь в какую-нибудь историю, искал тебя по улицам. Когда узнал, что тебя вернули в приют, я понял: ждать дальше нельзя. Он пристально и серьёзно посмотрел на меняот этого взгляда мурашки по коже побежали быстрее. Я позвонил знакомым из социальных служб, они и Бестрева Семеновна помогли мне быстро оформить документы на опеку, но не стоит и говорить, что директрисе вся эта затея не понравилась, да и до сих пор не нравится, но так или иначе, я стал твоим опекуном.
Картины трехмесячной давности проплывали перед глазами как кадры из фильма, пока он говорил. Я казалась себе такой самонадеянной и глупой, но не думаю, что поступила бы по-другому. Ведь именно это привело меня сюда.
Андрей Владимирович снова подошел ко мне и сел на соседнюю кровать. Он смотрел мне прямо в глаза, в его взгляде была печаль, но еще в нем зажглись огоньки: так обычно блестят глаза у человека в приступе лихорадки.
И тут началось что-то невообразимое. В тот вечер, когда ты со своей подругой забралась ко мне в кабинет, это всколыхнуло все: воспоминание, боль, жгучую боль, всепоглощающую.
Мне стало стыдно.
«Идиотки! Какие же мы с Иринкой были идиотки»,мысленно посыпала я голову пеплом.
Нет, не надо себя винить,покачал головой мужчина, словно прочитав мои мысли. Я был жутко зол на тебя, но именно это заставило меня очнуться от затяжного анабиоза, хоть что-то почувствовать.
Я опустила голову, щеки горели. Его пальцы бережно взяли меня за подбородок и заставили поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
Я повторяю: ты не должна себя винить,сказал он с ободряющей улыбкой.
Я несмело улыбнулась в ответ и кивнула.
Вот и хорошо,его пальцы отпустили мой подбородок.
То фото, в кабинете, оно вашей жены? решила я проверить свою догадку.
Он подтвердил:
Да,его взгляд снова стал печальным.
Андрей Владимирович встал и подошел к окну. Мы снова замолчали, слушая тишину. Марина и Татьяна, скорее всего, уже допили бутылку вина и уснули, а может, вернулись на праздник, искать меня и Сергея.