Мать могла бы ничего не говорить, упрямо продолжал гнуть свою линию Герман. Тебе там делать нечего, я всё сказал.
Зачем же ты рушишь то немногое, что между нами только-только начало появляться? я впилась в широкую спину мужа хмурым взглядом.
Я не рушу, а защищаю. Пока что тебе не следует ездить к Алине, чтобы лишний раз не нервничать. На этом препирания окончены.
6.
Хотелось мне того или нет, но я была вынуждена принять сторону своего мужа. Он был прав, говоря о том, что нервничать мне никак нельзя. Да я и сама это прекрасно понимала, ведь неважно какой срокмаленький или большой, негативные эмоции в принципе мне противопоказаны. Но пусть я и осталась дома, а тревога всё равно никуда не делась.
Я беспокоилась за Алину, ее душевное состояние. В конце концов, она не была мне чужим человеком, а то, что сестра потеряла ребенка, может понять лишь та женщина, которая сама является матерью или только готовится к этой нелёгкой роли. Я живо помнила тот день, когда Алина узнала о том, что беременна. Гриша был счастлив, она тоже. А теперь всё разрушилось и обернулось в противоположную сторону. Не знаю, смогла бы я справиться с такой утратой. Даже на секунду подумать об этом было до жути страшно и больно.
Разрывать ту тонкую ниточку, что только-только возникла между мной и Германом, я не хотела. Но не поддержать сестру, я никак не могла. Тот факт, что она мне звонила, наверняка в надежде получить от меня поддержку, заставлял меня чувствовать себя плохой родственницей. Для чего еще нужна семья, как не в самый трудный момент протянуть руку помощи? Если не родные люди это сделают, то кто тогда?
Герман, как обычно, рано утром уехал на работу. Я не собиралась за его спиной ехать к Алине, тем более, что вездесущий Алексей всё равно бы помешал этой крайне глупой затеи осуществиться. После завтрака я села за мольберт и попутно взяла с собой мобильник. Несколько минут телефонного разговора не навредят мне.
Собравшись с силами, я позвонила сестре. Она долго не отвечала, и я уже решила, что вряд ли это произойдет. Но в последний момент Алина всё-таки подняла трубку и тихим, лишенным всяких эмоций голосом произнесла:
Привет.
Здравствуй, солнце, я взяла в свободную руку кисть, чтобы хоть чем-то занять себя. Как ты? осторожно спрашиваю, хотя сам вопрос звучит крайне убого. Как? Как? Ну, очевидно же, что Алине сейчас плохо.
Ужасно, она тяжело вздохнула и рвано всхлипнула.
Мне очень жаль. Я бы очень сильно хотела тебя помочь, но не знаю, как.
Пожалуйста, не нужно, голос Алины сорвался, и она расплакалась. Уж очень мерзко и больно осознавать то, что ты бессильна перед горем родного человека.
Прости-прости, пролепетала я, сильней сжимая в руке телефон. Я не должна была тебе всего этого говорить. Просто Просто не знаю, как стоит себя правильно вести. Господи, что я несу?
Всё хорошо, чуть-чуть успокоившись, выдавила из себя сестра. Правда. Я ценю то, что ты мне позвонила.
Ты хотя бы дома?
Да, уже да.
Гриша с тобой?
Конечно. Ни на шаг от меня теперь не отходит.
Хорошо, это сейчас самое главное. Вам нужно поддерживать друг друга.
Он у меня замечательный, я слышала и чувствовала, что Алина находилась на грани. Она всегда была человеком стойким и то, что сейчас в такой ужасный момент ей удается хотя бы на пару минут взять себя в руки, уже говорит о многом.
Если тебе потребуется хоть какая-нибудь помощь, обязательно звони мне, слышишь? Я и Герман всегда вам поможем, только не стесняйся и говори, хорошо?
Конечно, спасибо, Арин. Спасибо за то, что позвонила. Мне нужно идти, позже созвонимся.
Хорошо. Отдыхай, дорогая. Я люблю тебя.
Я не стала напирать на сестру, понимая, что ей сейчас совсем не до длинных и бестолковых разговоров. Главное, что мне удалось ей сказать, что она не одна и рядом с ней есть те люди, которые всегда готовы прийти на помощь.
Пусть наш разговор и не был долгим, но быстро и легко абстрагироваться от него у меня не получилось. Дело здесь было не в беременности, гормонах и скачках в настроении. Я сама по себе многие вещи и ситуации принимаю слишком близко к сердцу. Работать нормально не получалось из-за проблемы с Алиной. Понимаю, что перемалывать в мыслях одно и то жене выход, только себе хуже сделаю, но переключить внимание на что-нибудь другое не получалось.
Я не хотела ничего говорить Герману по поводу своего звонка сестре, но неожиданно разболевшаяся голова всё испортила. Вроде бы ничего особенного в этом нет, но голова болела настолько сильно, что перед глазами начали мелькать и пульсировать белые пятна. О работе над картиной, конечно же, можно было смело забыть. Несмотря на все мои уговоры, горничная помогла мне лечь в кровать и немедленно позвонила Герману, а затем и доктору.
К обеду мне стало значительно легче и повода для переполоха я не видела. Врач сказал, что у меня просто мигрень, поэтому в ближайшие несколько дней мне не стоит напрягать зрение, нервничать. Так и хотелось сказать, что я всего лишь беременная, а не больная женщина, которой нужно постоянно лежать, не шевелиться и радоваться всему подряд. Но кто меня станет слушать?
Герман вернулся домой раньше, чем обычно и первым же делом зашел ко мне. Хватило одного его взгляда, чтобы понятьон недоволен.
Как чувствуешь себя? Герман поставил свой кожаный портфель на мой туалетный столик.
Хорошо, я ободряюще улыбнулась.
Врач сказал, что у тебя мигрень.
Да, но всё уже в порядке.
И с чем это может быть связано? Не знаешь? Герман снял пиджак и расстегнул манжеты на своей бледно-голубой рубашке.
Наверное, из-за погоды.
Арина, иногда ты бываешь просто невыносимой, муж не повышал голоса, но его взгляд был куда красноречивей.
О чем это ты? я осторожно села.
О том, что ты мне постоянно врешь. Ты разговаривала сегодня со своей сестрой. Хорошо, что всё-таки прислушалась ко мне и не поехала к ней.
Про телефонные звонки речи не шло, сразу же ответила я.
Не веди себя как маленькая, очевидно же, что и разговоры такие на пользу тебе не пойдут, Герман развел руками.
Погоди, откуда ты знаешь, что я ей звонила? Я же никому об этом не говорила.
Я умею отслеживать звонки. Не в средневековье живем всё-таки, спокойно ответил Герман, будто бы в этом не было ничего такого особенного.
Ты следишь за мной? моему изумлению не было приделов.
Да, следует краткий ответ.
Я не твоя вещь, Зацепин. Ты когда-нибудь это уже поймешь? возмущение взяло вверх над любыми другими моими эмоциями.
Не заводись. Я не слежу за тобой в прямом смысле этого слова, а просто контролирую свою жизнь во всех ее проявлениях, то спокойствие, с которым говорил Герман бесило меня всё больше и больше.
У тебя проблемы с головой, понятно? Твоя бы воля, ты меня запер в четырех стенах без права контактировать с внешним миром. Приходил бы по вечерам, радовался тому, что я нахожусь в полном твоем подчинении и всё. Это ненормально! я принялась расхаживать по спальне из одного угла в другой.
Я прошу тебя успокоиться, Герман лениво наблюдал за моими метаниями. Я всего лишь стараюсь сделать всё как надо, снизить риск твоих волнений.
Серьезно? я на секунду остановилась. Значит, когда ты сюда приволок Ларису ты непременно думал обо мне и моем покое? Хватит делать из меня дуру. Я и так никуда без твоего ведома не выхожу и ничего такого не делаю, но это всё равно не мешает тебе следить за мной. Ты когда-нибудь слышал про личное пространство?
Угомонись, иначе у тебя снова начнет болеть голова. А глотать обезболивающие таблеткине самая удачная идея, Герман скрестил руки на груди.
Меня бесило то, что он продолжал гнуть свою линию и совершенно не желал слушать то, что я ему говорю. И это неуместное спокойствие. Вдруг остро захотелось вцепиться Зацепину в лицо и заставить его не вести себя так Так по-идиотски.
Не хочу я успокаиваться! буквально взрываюсь. Я ведь послушала тебя и никуда не поехала, даже попытки не предприняла улизнуть от твоей вездесущей охраны. Всего лишь хотела поговорить с сестрой без посторонних ушей и глаз. Но даже этого я оказывается теперь не могу сделать. Да что с тобой не так?!