Пока Катя и Глеб состыковывались в том, чтобы выстраивание приятного кадра идеально сочеталось с восприятием обстановки приглашённой на съемки гостьи, я вчитывалась в сценарий, хотя уже почти вызубрила его, но повторениемать учения, а в нашем деле ошибки могут иметь последствия. Глеб и Абрамова, наконец находящие точку соприкосновения в расстоянии между креслами, в степени освещения, должного сокрыть мой профиль в кадре почти полностью (не только для комфорта гостьи, но и необходимой атмосферы на площадке), почти перестали разговаривать, а я фактически полностью настроилась, когда мой телефон оповестил, что мне пришло сообщение.
Открыв его и недолго подумав над поступившим в смс предложением, все же ответила согласием и отослала абоненту адрес центра, где мы арендовали студию. Несколько минут спустя проверив саму себя и убедившись, что историю я запомнила фактически в деталях, сообщила ребятам, что я ненадолго отлучусь и покинула студию.
Спускаясь по лестнице на выход, я думала о том, что мой старый добрый знакомый Матвей Ланг был нарциссичным гением с вусмерть порочной душой, которого и презираешь и восхищаешься, потому что он одновременно и чрезвычайно циничен и обезоруживающе честен. Это однозначно поразительный микс.
Он был самовлюблен, самоуверен и несколько надменен, все это вкупе зачастую отталкивает, но нельзя было не признать, что он в этом был на редкость органичен и обладал каким-то нереальным мужским шармом. Порой он наводил ассоциации с ленивым, пресытившимся жизнью котом, а его периодическая беспардонная наглость и настойчивость, которая нередко выводила меня из себя в других людях, здесь не вызывала отторжения. Возможно, дело было еще в одном его отличительном качествеон точно знал, когда может действительно перегнуть в межличностном общении, и если это случалось, то на первом же предупреждении признавал прокол и отступал. Да и, если откровенно, с ним было интересно. Мне он действительно нравился, хотя по всем признакам не должен был.
Отчасти поэтому я не обрубала наше общение. Отчасти, потому что основной мой мотив был до скучного банален: Матвейочень полезная связь, а в некоторых жизненных аспектах почти всемогущая, мне такие знакомства не лишни, как и любому другому человеку на моем месте. Так себя уверяла расчетливая я, тщательно следящая за тем, чтобы не втюриться в Матвея, несмотря на все его негативные качества и пагубные привычки. Вероятность действительно имелась и довольно высокая.
Времени до начала съемки было еще достаточно, студия почти готова, мы ждали только гостей и около получаса в запасе у меня было, поэтому я решила скоротать его в компании Матвея, предложившего в смс поболтать. Получив мое согласие и адрес нахождения студии, Ланг прикатил к зданию раньше обозначенных собой пятнадцати минут.
Наблюдала его приближение к лестнице с удовольствием. Ланг был прекрасно сложен, хотя и несколько худощав, да и вообще крайне приятен внешне. Теплый порыв сентябрьского ветра, пробежавшийся по парковке, уронил темную прядь на высокий лоб. Убрал ее небрежным жестом и я снова залюбовалась красотой его рук, которую только подчеркивала плавность и неторопливость его движений.
Матвей стал подниматься по ступеням, а я, близоруко прищурившись и разглядев-таки то, что было в его руках, усмехнулась. Ланг упорно не оставлял попыток меня купить. На этот раз притащил в подарок мое любимое мороженое и хороший такой смартфон. Дескать, проезжая мимо магазина, вспомнил про мой мобильный, на задней панели которого заметил трещину, когда мы виделись с ним в прошлый раз, и решил приобрести мне гаджет без такого дефекта.
Мороженое я взяла, телефон нет, объяснив простому олигарху из народа, у которого папа трудился одним из руководителей компании по продвижению и популяризации алкогольных брендов на российском рынке, что мы, простолюдины, не считаем такие подарки нормальными, мы думаем, что их создают для «царь во дворца» (с), а мы, обычные крестьяне, не имеем право мечтать о таких презентах и тем более их принимать.
Матвей, скучающе на меня посмотрев, метко кинул запечатанную коробку в урну у лестницы, на верхней площадке которой стояли мы, и, оперевшись локтями о перила напротив подпирающей стену меня, уже с минуту смотрел на мои губы.
Мороженое, почти доеденное, изредка оставляющие мазки на губах, определенно наводили в этой рок-н-рольной голове ассоциации, которые мне нравились, но, увы, по ряду причин, были несбыточными.
Матвей, позвала, разглядывая машину недалеко от урны с телефоном, а как ты думаешь, сколько стоит вон та Приора?
Он повернул голову в профиль, явив моему взору беспощадную по красоте и выраженности линию нижней челюсти, и скосил взгляд пронзительно серых глаз на старенький и побитый ржавчиной автомобиль недалеко от лестницы. Молниеносный, сухой анализ в глубине серого озера под сенью темных, густых ресниц и на губах полуусмешка:
Ну слегка скривил губы и безупречная линия нижней челюсти стала отчетливее, когда он безразлично заключил, тысяч сто пятьдесят.
Как телефон? мой взгляд вернулся к урне.
Получается так. Незамедлительно отозвался, на краткий миг вновь возвращая ко мне взгляд, который по порочности дал бы фору сатане, и вновь посмотрел на машину.
Я, разглядывая профиль Ланга, с этим свежим андеркатом, сделавшим его еще более привлекательным, с уважением сделала вывод:
Родился бы ты в простой семье, был бы идеальным продажником. Выдержала короткую паузу, со значением глядя в повернутое ко мне лицо. Машина за сто пятьдесят, телефон за сто пятьдесят. Жопа? Договоримся.
Ланг фыркнул, снисходительно глядя на добродушно улыбнувшуюся меня, внутри застывшую в ожидании. Ехидство по отношению к нему и уж тем более, упаси боже, критику его святейшества Ланг не любил, в основном просто игнорировал, но иногда презабавно психовал. Однако сегодня у него было явно хорошее настроение, потому что он с эхом наставления в расслабленном голосе, оповестил:
Все имеет свою цену, вопрос только в сумме. И валюте.
Подумав, согласно кивнула. Взгляд Ланга вновь вернулся к моим губам и я немного заскучала в легком вайбе непристойных мыслей Матвея, которые отчетливо бликовали в бездонной глубине глаз, неотрывно наблюдающих за моими губами.
Когда он обдолбанмне легче, внезапно для самой себя поняла я. Когда он опьянен, а таким я видела его не раз, мне проще напоминать себе, что у нас ничего не выйдет. Беда в том, что вшторенным Матвей заявлялся пред мои очи крайне редко, прекрасно понимая мое отношение к его пристрастию. Понимая и учитываяв этом была еще одна проблема, в сложности формирования моего окончательного отношения к нему. Потому что даже будучи под наркотическим опьянением, он ни разу не терял над собой контроль, хотя то, насколько соблазнительно для него это, было заметно невооруженным глазом, однако эта расчетливая сволочь ни разу не напугал меня, и, возьму на себя смелость и заявлю, что даже опасался этого. Во всяком случае, так мне чувствовалось, а о мотивах такого самоконтроля думать не желалось. Вернее, желалось, но перспективы для дамского сердечка могли быть нерадостные и я в эти дебри анализа принципиально не уходила.
Чего ты хотел? попыталась отвлечься, почти доев мороженое.
Тебя. Вздохнул он, переводя взгляд от губ мне в глаза и чертовски сексуально улыбнувшись, со своей фирменной ленцой, активирующей его беспощадный шарм.
Приплыли. Ты в какой огород поперся, зараза? Только калитку закрыла же.
У тебя есть вкус, одобрила, наслаждаясь эстетикой мужика перед глазами и прохладой арбуза на языке.
Поужинаем? слегка склонил на бок и приподнял голову, провокационно улыбнувшись.
Не-а. Отозвалась, крайне занятая процессом складывания упаковки, стараясь повернуть обертку от мороженого так, чтобы его остатки, потаявшие и осевшие липкими каплями у палочки, не испачкали мне пальцы.
Ка-а-ать убито потянул Матвей с ноткой осуждения в бархатистом голосе, будто сотый раз повторял очевидные истины для тугодума-меня, я Вику брошу, наркоту брошу. Что еще ты от меня хочешь?
Ну, Вику бросишь, дурь нет. Поправила его я, оценивая соблазнительность возможности торжества справедливости: Вика бросила Яна ради Матвея, Матвей бросит Вику.