Пёс положил косматую голову на мои колени.
Тебя, прости, не возьмём, лохматый,потрепал я его за ухом.На новой Лёхиной машине поедем. Тебе в ней кататься пока нельзя. Вот позамызгает её дядя доктор, наиграется, чехлы купит, тогда и тебе добро пожаловать, Комондоро.
Да уж, командор, так командор,скептически посмотрел отец на грязно-серую собачью шесть жгутами.
На самом деле пёс был не комАндор, а комОндор. Порода такаякомондор. Редкая. Пастушья. Так сказал Рейман, Аркадий Рейман, ветеринар из нашей волонтёрской бригады. Необычная шерсть, что не выпадает, как у других собак, а сама скручивается жгутами, у них от природы. Так они среди стада овец маскируютсягривой с дредами.
Овчар наш, венгерский.
Так иначе называлась породавенгерская овчарка.
Я отпустил Собакина, и тот лёг у ног.
Двортерьерский,хмыкнул отец и снова повернулся к телевизору.А ты свою машину когда заберёшь с ремонта?
Завтра после обеда будет готова.
Кирилл-то звонил? Это ж по его профилю,кивнул отец на экран,пропавшая девчонка.
По его,тяжело вздохнул я.Звонил. Выясняют обстоятельства.
Это что же, уже третий случай выходит, если не найдут?
Я кивнул.
Будем надеяться, что найдут.
А Кирилл Евгеньевич, я вижу, настроен на худшее,сделал он правильный вывод по моему лицу.Иллюзий не питает.
На худшее. Менты они вообще люди реалистичные, работа у них такая,поднял я голову, читая в телевизоре описание. Про красный пуховик и белую шапку с меховым помпоном, что были на девочке.Первая девочка пропала в прошлом году по весне,напоминал я вслух.В марте, как сейчас. Но та была постарше. Выпускной класс, лет семнадцать. Вторая, пятнадцатилетняя, исчезла в октябре. Как раз выпал первый снег. Думали, потеплеет ещё, растает, найдут. Не нашли. А эта совсем малышка. Тринадцать,тяжело вздохнул я и нахмурился.
Ох, а сегодня в ночь, ты слышал, какой снег передают?покачал головой отец, осторожно забирая бутылочку у сладко засопевшей Конфетки.Словно зима вернулась. МЧС предупреждает: снегопад, ветер, метель.
Хреново, невольно подумал я.
И это только добавило тревоги.
Поздним вечером я всё ворочался в кровати. Сон не шёл.
Слышал, как ушли гулять отец с Командором.
Слышал, как вернулись.
Видел, как за окном повалил обещанный снег.
Как поднялся ветер, немилосердно бросая его порывами в стекло.
Я всё крутил в руке телефон. Экран то загорался номером, что я так и не стёр, то снова тух. Палец машинально давил на кнопку включения, я задумчиво смотрел на забытые цифры
Не давал покоя её взгляд. Рассеянный. Непонимающий. Растерянный. Совсем не характерный для той собранной дисциплинированной Владиславы Орловой, что я знал.
Её многозадачности и Цезарь бы позавидовал. Ничего она не путала, не теряла, не забывала. Всё держала в уме: даты, время, цены, имена, фамилии.
Планбыла её религия. Цифрыеё стихия. Продуктивность, организованность, трудоголизмобраз жизни.
И вдруг эта беспомощность. Неуверенность. Недоумение.
Или я просто ищу повод? Оправдание, чтобы позвонить?
Нет, к чёрту это!
Я кинул на кровать аппарат, повернулся на бок к нему спиной и засунул руки под подушку.
А проснулся не от плача ребёнка, как обычно, а от трели всё того же телефона.
Алло,сонно сказал я, спросонья не разобрав, кто звонит.
Слушай, Рим, я что-то забыл уточнить, мы завтра во сколько выдвигаемся?
Князев, ну ты спросил!узнал я по голосу друга адвоката, ещё одного из нашей пятёрки, поворачиваясь на другой бок и закрывая глаза.Кирилл сказал, чем раньше, тем лучше. Как рассветёт. Лёха заедет за мной часам к восьми.
А завтра что у нас?
Суббота, Олеженька. Март. А там и осень. А там и внуки пойдут. А там и пенсия
Ладно, спи, пенсия,усмехнулся Князев.Тоже выдвинусь тогда часов в восемь. А с мелкой чья очередь сидеть?
Батина, беспокойное ты хозяйство,заскрипел я кроватью.
Вот, я же говорил, в эти выходные не моя,кому-то в сторону сказал он, а потом снова мне:Ладно, прости, что разбудил. Моя тут просто распереживалась.
Твояэто кто?усмехнулся я. Холостой красавец адвокат Олег Князев был нарасхват у слабого пола.
Совесть, Римус, совесть,хмыкнул Олежек.Спи, завтра поговорим.
Угу,кивнул я, нажал клавишу отбой, но даже руку опустить не успел, как телефон разразился новой третью.
Ну, что ещё?ответил я, проведя пальцем по экрану, даже не открывая глаза и зевнул. Тишина.Алло? Алло-о!
В трубку вроде как дышали, но молчали. Или мне показалось? Я открыл один глаз, но телефон как раз потух. Ну, потух и потух. Я ткнул клавишу, что ставила его в беззвучный режим, осторожно покачал люльку, где заворочалась Стефания. И уснул.
в клуб анонимных анонимов
звонил сегодня аноним
они ему дышали в трубку
он им
Глава 4
Солнце с утра не золотило верхушки зданий, а хотелось.
Город, придавленный снегом, белел под низкими свинцовыми тучами, не желающими сдавать своих позиций, словно в осаде. Словно вернулась зима.
Ты чего смурной, Рим? Не выспался?спросил Алексей.
вот у поэтов пели б птицы
играл бы в небе перламутр
а у меня лишь слово жопа
для утр
Я крутил в руках телефон, хмуро глядя на серость субботнего утра в лобовое стекло его нового джипа.
Да выспался. Только чему радоваться-то, Лёх? Девочку не нашли. А по такому снегу уже, боюсь, и не найдём. Даже следов.
На дорогах ожидаемо наблюдался коллапс. Несмотря на утро выходного дня, сугробы на большинстве машин на стоянках и во дворах, что владельцы ещё и не начали откапывать, техника не справлялась даже на центральных улицах. Мы ехали так медленно, что уже выпили термос кофе, который дала нам с собой жена Алексея, и теперь у нас обоих было одно желаниекак говорится, «же лемон пассе», привязать коня, поздороваться с берёзой: я дёргал ногой, выстукивая азбукой Морзе на коврике неизвестные мне слова, подозреваю, ругательные, Лёха барабанил пальцами по рулю в такт музыке, что звучала по радио.
Звонок, на который я ответил вчера не глядя, оказался с неизвестного номера.
Я перезвонил, пока ждал Алексея на улице. Мне ответил голос оператора: «Абонент недоступен». И это не прибавило оптимизма.
Я ругал себя, что первым делом подумал не о жене, не о том, что ошиблись номером или звонили какие-нибудь «разводилы»я подумал о Славке. Хотя звонить мог кто угодно.
Я расстроился, что рявкнул в трубку «Ну, что ещё?». Это было грубо.
И я злился, потому что оно опять началось: зуд, беспокойство, терзания. Маета.
Лёх, как думаешь, если молодая женщина пришла в магазин и не помнит зачем, а потом машинально берёт тележку, даже не видя, что в ней чужой ребёнок, и выходит на улицуэто нормально?
Ну, если она писатель, то да,усмехнулся Алексей.У меня тут на днях жена грела борщ. Грела, Рим, не варила. То есть поставила кастрюлю, включила газ. И стояла рядом у плитыписала в телефоне свою новую книгу. Какая-то там идея пришла ей внезапно в голову, поворот сюжета.
И?..
И борщ не просто выкипел. Он пригорел. Ребёнок из комнаты прибежал на запах гари. Я вышел, испугался: дым! А она стоит рядом с дымящейся кастрюлей, на лице блаженная улыбка, тыкает по клавишам и ничего не замечает. Вот так бывает. А ты говоришь: тележка с ребёнком!
А если она не писатель? Если в принципе человек внимательный, здравомыслящий, деловой,размышлял я вслух.Правда у неё тоже в руке был телефон. И она обсуждала с адвокатом свой бракоразводный процесс. До хрипоты. Аж голос сорвала.
Тогда ничего удивительного,пожал плечами Алексей.
Это ты мне сейчас как муж писателя говоришь? Как друг? Или как доктор?
Доктор! Я пластический хирург, ты не забыл?улыбнулся Алексей Сергеевич «золотые руки» Ваганов.
А улыбался и выглядел он так, словно сам себя этими руками и создал. Как и должен выглядеть пластический хирург, глядя на которого, девушки говорят: «Мне нос как у вас. И губы как у вас. И скулы. И грудь ну чтобы вам нравилась».
Мы, конечно, проходили когда-то в универе психиатрию, если ты на это намекаешь, но не настолько глубоко. Хочешь поговорить об этом?прищурился он.