«Нестор!..»
Он налетел сзади, бесшумно, неистово, как хищная степная птица на беспечную добычу, схватил в объятия, слегка подтолкнул, опрокинул на кровать, и не на спину на четвереньки Придвинулся вплотную, обхватил еще крепче, руки сжимают грудь, на ухо шепот, жаркий, безумный:
Любушка, пусти до себя Целый день только про то и думал, только тебя и ждал
Саша потеряла голос и дыхание, сама прижалась к нему, как смогла, подставилась течной кошкой, пошире развела бедра ни о чем не думала, ничего не стыдилась, оглушенная страстью и счастьем. Задрожала, когда он смял и поднял на ней юбки, нетерпеливо спустил белье, просунул руку в тесную щель и пальцами утонул в женском соке, зарычал:
Чую, кохана, ждала меня!
Да да!.. выдохнула, признаваясь, приняла в себя глубже, сжалась: не было сил терпеть, но тут он убрал пальцы. Нестор!..
Тихише, любушка вот он я!
Вошел сразу, на всю длину, до самого корня, да еще и обнял крепко-накрепко, одной рукой за грудь, другой под самым животом. Не сдержался, застонал:
Ааааа тесная ты!.. Саша, любушка моя
В ней он был горячий, твердый как камень и такой большой, что, казалось, не должен поместиться но помещался, и она уже не боялась, принимала снова, и снова, и наслаждение нарастало с каждым его яростным толчком. А рука Нестора у нее под животом скользила вверх-вниз, в одном ритме с членом, и заставляла истекать сладостной, ненасытной болью
Он дышал рвано, хрипло, захлебывался короткими стонами, целовал Сашу все жарче, ласкал бесстыдно, и она, насаживаясь на него, забывшись, потерявшись в безумном удовольствии, неизведанном ранее, снова и снова шептала его странное, колдовское имя -до слез, до полуобморока
Очнулась не зная когда, уткнувшись лицом в подушку, по-прежнему в его объятиях; он лежал на ней, прижавшись всем телом, гладил плечи, целовал шею она чувствовала, как по бедрам стекают теплые капли его семени, и запоздало подумала, что глупо и неосторожно отдается ему вся словно он муж, венчанный с ней перед Богом. Но венчали их только месяц, ясный, холодный, что смотрел в окно, да гитара, нахально бренчавшая за стеной
Нестор задышал спокойнее, глубже, сердце приглушило барабанный бой, застучало размеренно, ровно. Атаман задремал, и Сашу саму повело в нежную истому. Хотелось закрыть глаза, провалиться поглубже в уютный сон, в стальном кольце Несторовых рук, под защитой его тела худого, но крепкого, точно кнутовище из сыромятной кожи.
Кости точно истаяли, превратились в желе, но едва она слабо пошевелилась, чтобы перелечь, он сразу вскинулся:
Куда, голубка? Ще ночь. Поспи со мною трохи.
Рассудок нашептывал, что пора бы протрезветь, очнуться от наваждения, и если уж не прогнать Махно прочь (он здесь был хозяином, а она лишь пленницей), то хотя бы встать, раздеться, помыться и отыскать свои вещи, с утра отобранные Дуняшей. Но как встанешь, пока он так держит?.. Попроситься по нужде?.. Наверное, тогда отпустит, но у нее язык не повернулся, несмотря на то, что любые игры в женскую стыдливость теперь выглядели глупейшим жеманством.
Нестор точно мысли ее прочитал, хмыкнул, ослабил хватку, скатился с нее, перелег на спину, вытянулся:
Тебе, може, треба куда? Так иди, якщо треба
Саша неопределенно покачала головой полученное дозволение могло еще и пригодиться и решилась спросить:
А вам вам, Нестор Иванович, уходить не пора? Поздно ведь
Рука с жилистым запястьем, прикрывавшая зевок, замерла, опустилась по губам Махно скользнула не то усмешка, не то гримаса:
Вот те на Гонишь меня, любушка, або що?
Я не гоню на всякий случай пояснила Саша, и тут же не стерпела, вспыхнула от обиды, накопившейся за день, и как снежок в лицо метнула:
Вас, наверное, супруга ждет-не дождется ищет повсюду, переживает, а вы здесь.
Она ждала, что он рявкнет в ответ, и хорошо, если за косу не схватит, за то, что посмела всуе помянуть «морганатическую», но Махно только проворчал:
Яка ще «супруга», не разумею? с таким удивлением, словно и вправду «не разумел».
Галина Андреевна Разве она не твоя жена? Саша решила, что пойдет до конца, раз уж затеяла этот опасный и совершенно лишний разговор.
Несторовы свирепые глаза закатились под веки, руки сложились на груди, как у покойника она на секунду обмерла, и вдруг поняла, что ему весело.
Не ошиблась он уже нахально скалил зубы в самодовольной усмешке:
Эвона что Она за ним сохнет, а он и не охнет!
Ты не ответил!
Кошка ты дика
Саша разозлилась, как, бывало, злилась на мужа, когда подходила к нему с чем-то важным, трудным, волнующим до слез, а он все сводил на шутку. Еще больше разозлилась на собственную глупость, на попытку затеять светский разговор с этим диким зверем, самцом, окруженным гаремом самок, податливых и подобострастных с ним но готовых сожрать друг друга за случку вне очереди Отвратительная картина.
«А тон? Боже, я взяла такой тон, словно и впрямь обижаюсь, ревную, словно имею на него права! Какая пошлость»
Наверное, Нестора Махно это и позабавило, как сцена из водевиля в провинциальном театрике.
Любушка моя он потянулся обнять, Саша инстинктивно уперлась ладонями ему в грудь, отталкивая соблазн, но Нестор не уступил, атаковал снова, смял сопротивление, опрокинул, навис сверху, снова засмеялся с торжеством, хотел поцеловать в губы.
Нет! она отвернулась, его губы скользнули по щеке Махно фыркнул сердито, прижал сильнее, но к поцелую принуждать не стал. Тело атамана под расстегнутой гимнастеркой было горячим, пахло табаком и порохом, горьким медом, ночными сладкими травами и острым мускусом это сочетание сводило с ума, пробуждало стыдные желания, за секунды превращало благовоспитанную, сдержанную женщину в дикую кошку в самку
Она снова была в жару
Надо бороться, оттолкнуть, прекратить это все, закончить раз и навсегда но Саша, точно околдованная, обняла, прильнула, обвилась вьюнком: хотела ощутить его силу.
А ему словно мало казалось ее бесстыдства, хотел усмирить, подчинить полностью, чтобы знала, кто тут хозяин. Могучая, страшная сила таилась в нем, густо замешанная на пролитой крови Страсть в нем горела жарко, как пожар в степи, и Саша с веселым ужасом понимала, что пропадет в этом пожаре.
Нестор начал раздевать ее, целуя, она взялась стаскивать с него гимнастерку, коснулась ладонями голого живота, впалого, твердого, как железо, и он дрогнул со стоном, точно схватил пулю, и вспыхнул как порох член вздыбился норовистым жеребцом. Влажно, напористо толкнулся в нее, но не вошел глубоко, и Саша ничего не могла с собой поделать обхватила его за бедра и громко, по-бабьи, всхлипнула, когда твердый стержень вдруг покинул ее тело, и оставил ноющую, голодную пустоту:
Не уходи!..
От этого зова он задрожал, взгляд сделался страшным, и зарычал атаман раненым зверем:
Оххх, засадить бы тебе до самого серця! Дюже хочу, но не можно иди до мене, коханка, ближче! Да не бойся!
Она уже не понимала, что делает сама, и что делает он, но вдруг оказалась лежащей у него на коленях, и едва не утыкалась лицом в член, торчащий, как сабля, готовая к бою
«О Боже, что же теперь?..» Саша догадывалась что, но не могла до конца поверить, и хуже всего, она определенно хотела продолжения, и никогда в жизни не была так возбуждена от близости с мужчиной, от его вида и запаха.
Нестор не удерживал ее силой, лишь нежно обнимал, наставлял:
Дай руку огладь жеребчика, не бойся не укусит отак а теперь целуй его, поверх
Она несмело прикоснулась губами там, где он хотел, и была вознаграждена алчущим, хриплым стоном поняла, что делает все правильно, прижалась губами снова, провела языком терпковато-соленый вкус, незнакомый, нисколечко не противный особенный. Вкус Нестора. Саша снова лизнула его, уже уверенней, мягко и длинно, и вдруг вспомнила, как он назвал ее -«кошка дика» и ощутила себя той самой кошкой, жадно лижущей теплые сливки
«Ооооо, как же хорошо!.. Не стыдно хорошо»
Тут Нестор снова застонал, не сдерживаясь, низко, сладко, положил ладони ей на голову, мягко взял за волосы