Но я успела испугаться.
Кто так делает?
Кто целуется с незнакомыми мужчинами на лестнице в первую же минуту знакомства?
Это лишь мне кажется, что я знаю его всю жизнь, и я готова разрыдаться: так знакомо мне это нежное, но напористое касание его губ.
А он ведь сейчас решит, что я пьяная, или больная, или еще чего похуже!
ну и пусть.
Потому что, оторвавшись от него всего на один крошечный горячий вдох, я ощутила безумную потерю. Мне хотелось обратно.
Впечататься ртом в его рот, телом в его тело, отдать ему себя: пусть делает, что хочет!
Лишь бы только забрал.
Он забралуглубил поцелуй, взвинтив температуру между нами до закипающей крови, обнял властно, по-хозяйски. Это оказалось так сладкостать мягкой глиной в его руках, растечься до полной потери себя и принять ту форму, которую он пожелает
Которая идеально подойдет ему.
Твердому. Упругому. Теплому.
Вынырнув из нашего ошеломляющего поцелуя, он предусмотрительно прижал меня к себе, чтобы я опять не упала, и медленно провел большим пальцем по моей нижней губе, сминая ее с полным на то правом.
Теперь и я кое-что хочусказал он негромко, но каждое его слово отзывалось вибрацией у меня в груди. У меня сегодня тоже день рождения. И ты тоже должна мне подарок.
Другой мир
Она так бежала, словно спасалась от кого-то. И первым порывом былозащитить прекрасную незнакомку. Сразиться с ее врагами, как положено мужчине.
Или она спешила куда-то? К умирающей матери или голодному ребенку? Тогда я должен был предложить ее подвезти как настоящий джентльмен.
А может, она просто решила провести внеплановую тренировку и побегать вверх-вниз по лестницена каблуках, чтобы с нагрузкой? Тогда надо было присоединиться, чтобы развлечь даму беседой.
Какой только чушью ни занимается мозг, когда стоишь, растягивая сигарету короткими затяжками, потому что не хочется возвращаться в шумную квартиру, а тут на тебя выскакивает красотка с безумными глазами.
Девочка упакованная, слишком уж гладкая и ухоженная для наших мест. Того типа, что всегда знают себе цену и зачастую уже не раз ее называли.
Не вписывается она в мои романтические сценарии.
Ни в какие сценарии не вписываетсяпонимаю я уже в следующую секунду, и все мои расслабленные фантазии разом вымывает из головы высокая волна цунами.
Девочка скатывается по лестнице, почти падая мне в руки, так что я едва успеваю отбросить сигарету в сторону, чтобы поймать ее.
Касание кожи к кожекак удар током. Как в детстве в деревне, когда я в грозу полез на фонарный столб за нашим котом Пиратом и через пробитую изоляцию меня так шарахнуло электричеством, что я слетел на землю: в одну секунду перед глазами вспышка, в другуюя лежу на спине на вытоптанной земле, мир где-то далеко, в ушах тяжелый ватный звон, перед глазами плавают темные точки.
Как сейчас. Все вокруг расплывается и отодвигается на невообразимое расстояние. Только она одна близкая и четкая. Резкость выкручена на максимум: золотистые прожилки в темных глазах, почти прозрачный персиковый пушок на щеках, четко очерченные губыверхняя в серединке чуть припухшая, завиток локона на виске, проступающие из-под белой кожи голубоватые вены у ключицвсе это так завораживающе, что невозможно оторвать глаза, хочется рассматривать в самых мельчайших подробностях.
Башка ничего не соображает, реальность дрожит и слоится, растекаясь радужными бензиновыми пузырями. И девушке самой приходится меня поцеловать.
Тут помогает природа, наконец включая инстинкты.
За короткие секунды поцелуя я успеваю понять несколько вещей:
1. Она моя навсегда.
2. Никуда ее не отпущу.
3. Кажется, я влюбился.
4. Совершенно точно я идиот.
И ты тоже должна мне подарокЯзык сам, без участия мозга, мелет какую-то чушь, наспех выуживая сценарии из памяти и конструируя на ходу подобие беседы.
Она хитро улыбается и отступает, не отнимая, впрочем, у меня своей руки. Но я снова делаю к ней шаг, потому что меня тянет как магнитом, сопротивление бесполезно.
Тонкие пальцы трут запястье, щелчоки уже мою руку обнимает что-то теплое и шершавое. Опускаю глазабраслет. Из темных дырчатых каменных бусин с подвеской в виде головы волка. Очень брутальная и мужская вещь, даже странно, что она сняла его с себя.
Вот твой подарок, шепчет она и тянется ко мне губами. Это что жеу меня будет два подарка?
И гулко ударяет кровь в виски, и сердце рвется кратчайшим путем, проламывая ребра, к ее сердцу, и вокруг нас сфера тепла, за пределами которой остался весь остальной мир. Другой мир, о котором я сейчас не помню вообще ничего, даже то, что в нем людям нужен воздух для жизни. Вместо воздуха у меняее теплые губы. Вместо воды. Вместо всей остальной реальности.
Но через ватную тишину, укрывающую нас, еле-еле доносится:
Богдан! Ты куда пропал?..
Словно удар резиновым молотом в грудь, этот голос выбивает из меня весь воздух. Отрывает половину меня, отшвыривает в сторону.
Это тебя?.. спрашивает она.
Дашка! Даш, ты где?
А это за мнойулыбается, словно через силу.
Дашахриплю я, выталкивая из себя единственное слово, которое выучил за всю жизнь.
Которая началась минуту назад.
Приятно было познакомиться, Богдан! И она взлетает по ступенькам к двери, где уже маячат какие-то лица, шевелятся тела, скрежещут звуки.
Я стоял, медленно возвращаясь в реальный мир, заново осваиваясь в нем. Чувствуя себя оборотнем, который только что перекинулся из зверя в человека, и теперь надо подождать, пока все кости займут свои положенные места, перетерпеть боль от трансформации, прежде чем идти к людям.
Рассеянно оглянулся по сторонам, узнавая и одновременно не узнавая выученную до последнего скола плитки лестничную площадку.
Потряс головой, разгоняя черных мошек.
Наклонился и подобрал окурок, заснул его в банку из-под маринованных мини-луковок, приспособленную под пепельницу.
В старом доме мы обычно прикручивали проволокой к перилам банки из-под растворимого кофе, а здесь народ богатый, не щи лаптем хлебает, глянь-ка! Даже лестничные пепельницы у нас все на понтах!
Алла спустилась на несколько ступенек:
Богдаш? Случилось чего?
Случилось.
Я провел рукой по лицу, стирая остатки радужной дымки. Мир все еще был странным и чужим. Неправильным.
Разве это я? Что я только что сделал?
Нет
Ты идешь?
Иду.
Что там Майоров сказал?
Да, я же ушел из-за стола, чтобы поговорить с Майоровым насчет поставок.
Говорит, задержали их фуры на выезде, якобы какие-то документы неправильно оформлены, с Нового года, что ли, форма изменилась. Я переслал все образцы, будет разбираться, ответил машинально, не вникая. Все это само откуда-то распаковывалось из глубин сознания, словно минуя меня самого.
Я поднялся по лестнице, потянул заскрежетавшую дверь, жестом пригласил Аллу идти вперед и автоматическим, привычным движением шлепнул ее по заднице.
Тело двигалось, словно запрограммированный персонаж в игре, пока обезумевший мозг метался, стучась о стенки черепа, как шарик в пинболе.
Что произошло? Что только что случилось?
Все собрались уже, Светик подружку привела, Дашей зовут. Давай ее Марату подсунем? Модная московская штучка, он таких любит. Вроде симпатичная. Говорят, ее в Москве женатик какой-то бросил, а потом с работы поперли.
Женатик, значит. Бросил.
Я на миг прикрыл глаза прежде чем войти в квартиру, где было шумно, пахло мясом и пирогами, звенели голоса и бокалы и в прихожей на вешалку были грудой навалены куртки и пальто. Все как обычно. Сколько бы ни стоило наше вино и наши квартиры, что-то главное в нас не менялось.
До сегодняшнего дня.
Женатик
Я наблюдаю с легким недоумением за этими людьми: близкими, которых я знал лет десять, а некоторых и все двадцать. Почему они ведут себя так, будто ничего не случилось?
Денис создает основной шум: рассказывает какие-то баечки, хохочет так, что трясется обширный живот, подкладывает всем дамам в окрестностях еще салатиков и следит, чтобы между первой и второй, второй и третьей, третьей и так далее водка не успевала «остывать».