Погода в Париже давно перестала быть солнечной и теплой. Осень передала бразды правления теплой европейской зиме. Дожди без устали поливали прохожих, ветер разносил опавшие и пожелтевшие листья, а сами французы уже вовсю говорили о Рождестве. Странные: какое может быть Рождество без снега и морозов?! Какая зима, если на деревьях еще не до конца опали листья? Я так скучала по снегу, так скучала по дому!..
Эй, ты чего такая грустная? щелкнув меня по носу, спросил Лерой, когда я, погрузившись в воспоминания, стояла у окна в столовой. За окном бушевал дождь, а небо затянуло черными тучами. Декабрь. Сегодняшний день мы решили провести дома.
Реми звонил. Его оставляют в Ле-Ман еще на месяц, и опять без единого выходного. А я скучаю по нему, жаловалась Лерою, глядя на барабанящий в окно дождь. Говорить Лерою, что я скучаю по дому, мне не хотелось: он и сам был здесь не по своей воле.
Печально, конечно, без какого-либо намека на печаль ответил Лерой. Парни относились друг к другу весьма настороженно, с большим недоверием. И если мысли Реми я отчасти разделяла, то неприязнь Лероя объяснить не могла.
Он обхватил ладонями мои плечи, тем самым вынуждая оторваться от окна и посмотреть на него.
Ле-Ман всего в двухстах километрах от нас, и если Реми не может выбраться в Париж, значит, мы поедем к нему. Заодно оценим его кулинарные способности. Уверен, за это время он многому научился.
Ты серьезно? Мы поедем в Ле-Ман? Не веря своему счастью, я смотрела Лерою прямо в глаза, пытаясь отыскать в его словах долю лукавства, но он был совершенно серьезен.
Конечно. Можем послезавтра, например, выбраться. Лерой склонил голову набок, не отрывая от меня своих медовых глаз и не выпуская из сильных и крепких рук. В этот момент на душе отчего-то стало спокойно и тепло, а на глазах вновь навернулись непрошеные слезы.
Миронов, Реми, Горский, а сейчас и Лерой Верные, надежные, готовые в любую минуту протянуть руку или подставить плечо, они всегда были рядом! Но разве я ценила это? Их заботе, преданности, вниманию я всегда предпочитала черный омут Тимура, в котором до сих пор тонула. Глупая, наивная и неблагодарная именно такой я ощутила себя в настоящий момент!
Опять слезы, Ксюш! Что я снова сказал не так? встревоженно спросил Лерой, аккуратно смахнув слезинку с моей щеки своей теплой ладонью.
Послезавтра у меня прием у доктора. Месье Орей говорил, что мы, возможно, узнаем пол малыша.
Ты из-за этого плачешь? удивленно спросил он.
Нет, конечно, нет! Поехали в субботу, ладно?
Лерой кивнул, а я незаметно выбралась из кольца его рук и пошла к себе, но у порога остановилась и оглянулась. Лерой занял мое место у окна и задумчиво смотрел на дождевые разводы.
Мы друзья? зачем-то спросила его.
Он повернулся ко мне, но поначалу ничего не ответил. Просто смотрел на меня и молчал. Потом вернулся к разглядыванию капель дождя на стекле и тихо, немного понуро ответил:
Конечно.
Вернувшись в свою комнату, я долго не находила себе места. Я пыталась читать, открывала учебник по французскому, пыталась вздремнуть, но ничего не получалось. В очередной раз осмотрела комнату, и мой взгляд зацепился за мобильный, который лежал возле кровати и легкой вибрацией сигнализировал о входящем вызове. Мой местный номер знали только отец, Лерой и Реми. Даже с Мироновым я общалась с телефона Лероя. Поэтому звонок с неизвестного номера меня изрядно напугал. Мне следовало скинуть вызов и сообщить Лерою, но глупая надежда, что звонил Тимур, взяла верх над рассудком. Я даже дала себе слово, что если это был он, я скажу ему о ребенке вопреки просьбе отца.
Удивительно, как маленький кусок из пластика и стекла способен обжигать руки и путать все мысли. Пока я уговаривала себя ответить на звонок и неловкими пальцами пыталась провести по экрану, вызов прекратился. Черт! Я не успела! Кто это был? Безумная идея перезвонить будоражила сознание, но стук в дверь моей комнаты принудил оставить эту затею.
Лерой приоткрыл дверь и протянул свой мобильный:
Миронов. Будешь говорить?
Я кивнула, судорожно сжимая в руках свой телефон и тем самым привлекая внимание к нему Лероя. И в этот момент телефон в моей ладони снова ожил. Лерой проследил за моим взглядом и, скинув резким движением вызов Миронова, схватил в руки мой мобильный.
Кто это? жестко спросил он меня, а я лишь растерянно смотрела на него и молчала. Ксюша, чей это номер?
Я не знаю, прошептала в ответ. Не отвечай! Пожалуйста!
Внутренний голос кричал, что это был Тимур. И если он звонил, то только мне. Я не хотела, чтобы он услышал мужской голос вместо моего. Желание отомстить или сделать ему больно давно покинуло меня. Но Лерой проигнорировал мою просьбу.
Да, стальным голосом ответил он на звонок, который был адресован мне.
Между нами было не больше метра, и то, что в трубке моментально раздались короткие гудки, я услышала одновременно с Лероем.
Я стояла, окаменев, и не могла вымолвить ни слова. Моя интуиция била во все колокола: Лерой только что перечеркнул мое будущее. И хотя умом я понимала, что ничего страшного не произошло, что он поступил так в целях моей безопасности, внутри все равно что-то сломалось. Надежда. Моя надежда только что дала трещину.
Я еще могу поговорить с Геной? спросила его, чтобы не подавать вида, как сильно задел меня поступок Лероя.
Номер местный Ксюша. Это был не Тимур, словно прочитав мои мысли, ответил он. Черниговский не покидал пределов России.
Лерой протянул мне свой телефон, чтобы я перезвонила Миронову, мой же положил на журнальный столик, а потом ушел. Три минуты ровно столько времени прошло с момента его стука в мою дверь. Всего три минуты, которые перевернули всю мою жизнь
6. Не моя. Тимур
Дед, ну ты как? Я обнял старика и похлопал его по спине. Вот же неугомонный! Выскочил из дома в такой мороз, чтобы встретить меня, как маленького! И ладно бы оделся, а то стоял в одной рубахе, да джинсах. Как же до него достучаться, чтобы берег себя?
Я скучал! произнёс я, искренне радуясь встрече. Кроме него у меня больше никого не осталось, да и тот сдал. Семеныч, его водитель, сказал, что опять был приступ. Почему не позвонил?
Потихоньку, мой мальчик, потихоньку. Да ты не волнуйся, механизм сердечный у меня, может, и старый, но еще вполне рабочий. Поживу еще. Дед старался выглядеть бодрым, но меня ему было не обмануть. Здоровье дало сбой. Пошли в дом, Тимур. Разговор есть.
Пошли. Взяв деда под руку, я направился в его огромный, но мрачный дом. Сколько ни предлагал ему сменить этот дворец графа Дракулы на более современное и уютное жилище, все бесполезно. Он ему, видите ли, напоминает о бабушке, о маме, о маленькой Кире. Нет, конечно, и у меня с этим местом связаны свои воспоминания, но разве это повод жить в развалюхе. Тем более, сколько бы ты ни держался за свои воспоминания, все равно ничего не вернуть. Это я теперь знаю точно.
Есть хочешь, мальчик мой? Наташенька приготовила знатную солянку, отведаешь?
Наташенька, домработница деда и его ровесница, и вправду готовила очень хорошо. Но есть в последнее время мне совершенно не хотелось.
Нет, дед. Давай к делу.
Ну, давай! Миновав длинный коридор, мы зашли в его кабинет, не менее мрачный, чем и сам дом. Я всегда удивлялся, как такой энергичный и веселый человек, как Юрий Николаевич Ермолаев, мог окружать себя настолько мрачной и унылой обстановкой. Правда, сейчас я вряд ли имел право его осуждать. Я и сам прятался за разрушенными стенами и горой битой посуды.
Последние пару месяцев моя квартира мало чем отличалась от дома деда. Хотя нет, соврал: у Ермолаева дом хоть и старый, но целый. Моя же современная квартира была изуродована подчистую.
Несколько дней я крушил все, что только могло напоминать о Ксюше: о ее обещании, о ее предательстве. Чтобы вытравить ее незримое присутствие в своем доме, я практически полностью его уничтожил. Но она въелась под кожу и отравляла собой каждую секунду моего существования. Она поверила ему! Она не захотела слушать меня! Тогда, в аэропорту, я умер заживо. Только ей было абсолютно на это наплевать. Она не обернулась. Она не дала нам шанс. Она убежала.