До тех, кто остался в трактире, доносились обрывочные крики, складывающиеся в некое далеко не полное повествование о развитии событий.
– Как? Он мертв?
– Мертвее мертвого, Томас!
– Вовсе нет!
– Еще как да!
– А я говорю – нет!
– Мокрая ты курица, вот ты кто!
– Щас как дам в ухо, Дональд Томпсон!
– А не пошел бы ты домой к маменьке!
– Кровь и гром, да вы на лицо его посмотрите!
Сбившись тесной группой, мужчины поспешно втащили внутрь обмякшее темное тело. Порыв ледяного ветра, ворвавшись вслед за ними, едва не перебросил вошедших в противоположный конец зала.
– Доктор Дэмп! Доктор Дэмп! – завопил возбужденный Джордж Гусик, едва дверь захлопнулась. – Господи милосердный, где ж доктор‑то?
В уютном уголке частокол последних известий с хрустом лег на стол, и джентльмен с темно‑русой бородкой и в вишневом жилете поднялся с места, громко и властно возвестив:
– Ну же, леди и джентльмены, расступитесь, расступитесь немного! Назад, я прошу вас! Вы, там, не пытайтесь его двигать. Дайте я осмотрю бедолагу.
Обмякшее тело темной бесформенной грудой уложили перед огнем. Доктор опустился на колени рядом с бесчувственным пациентом и приступил к осмотру, то и дело обращаясь с распоряжениями медицинского характера к мисс Хонивуд. Тихо и спокойно занимался доктор своим ремеслом, внимательно прислушиваясь к вздохам легких и к трепету сердца.
Толпа любопытствующих образовала круг и теперь напирала: всем не терпелось глянуть на пострадавшего и выслушать приговор лечащего врача. Если бы вы дали себе труд зорко всмотреться в лица зевак, вы бы, возможно, заметили некоего зеленого, неоперившегося юнца от силы пятнадцати лет от роду, что, вытаращив глаза, жался в задних рядах. Этим юнцом был некто иной, как я: моя тень, моя утраченная невинность, мое первое, еще не сформировавшееся, позабытое «я» смотрит на меня сейчас через бездну лет. Видите ли, я был там в ту ночь, когда принесли незнакомца.
– Помер, как пить дать, – предположил мистер Найтингейл. Трудно было не заметить в толпе его страхолюдную физиономию.
– Боб, пошел вон, – предостерегла мисс Хонивуд, потянувшись к очкам.
– Да слышу я, слышу, мисс Нахалка, – отозвался грубиян. – Я уже ухожу, так что зря вы, обезьяны, переполошились. Я человек не компанейский. – С этими словами он повернулся ко всей честной компании спиной (впрочем, большинство на него и внимания не обратили) и шагнул в ветреную ночь. В следующую минуту из‑за двери донеслось мощное глухое «Бэмс!» – и вопль боли.
– А сдается мне, джентльмены и леди, – объявил мистер Хокем, оценивая события, насколько позволяли возможности, с невыигрышных позиций – из‑за широких спин верзил‑лодочников, – сдается мне, по моему опыту судя, в подобной ситуации и в сложившихся обстоятельствах нам таки придется принять во внимание котов.
За этим заявлением последовала гробовая тишина, а затем люди вновь робко загомонили и зашептались:
– Саблезубый кот!
Заслышав эти жуткие слова, Овцеголов запрокинул голову и со сдавленным воплем принялся рвать на себе волосы.
– Как! Коты – здесь, в городе? – воскликнул некий морской волк, чьего имени история не сохранила.
– Царапины и порезы на его лице либо нанесены рукою самого пострадавшего, либо они – результат падения лицом вниз, – вынес свой вердикт доктор. – По чести говоря, я склоняюсь к последнему. Вот… вот и вот. Гляньте‑ка сюда. И сюда. Одежда перепачкана, но не порвана. Сдается мне, молодой человек провел вечер очень даже весело – и вряд ли мы вправе винить за это котов.