Я сажу ее в такси, ограничившись равнодушным «пока», а потом направляюсь к своей машине, чтобы, наконец, отправиться на выручку подруге. Не знаю, что стряслось у Сони, но просто так она не стала бы меня вырывать посреди ночи. Возможно, Зоя опять сорвалась, а может быть, Мармеладова сама нарвалась на неприятности Я гоню с явным преувеличением скорости, только вот некому остановить меня, а почти пустые улицы располагают к этому, и подогревают мое желание как можно быстрее добраться до пункта назначения.
Под неоновой ядовито-фиолетовой вывеской тусуется группа парней, они громко смеются и парят вейпы. Одеты и ведут себя как хипстеры. Бар располагается в подвале; пока спускаюсь по лестнице, обращаю внимание на множественные постеры различных музыкальных проектов, которые организует заведениеместо вполне в стиле Мармеладовой с культурной программой и вкусными коктейлями, а также фриками во множественном числе. Прохожу мимо громилы-охранника и отдаю пятихатку за входадминистратор рассказывает мне что-то про выступление группы, но я пропускаю ее слова мимо ушей, захожу в сумрачное помещение с минималистичным оформлением и камерной атмосферой и оглядываюсь в поисках Сони. Что-то происходит на сценелюди за столиками с интересом смотрят в ее сторону, но мое внимание сосредоточено на напряженной фигуре, замершей в дальнем углу под неярким светом лампы.
Девушка напряжена и чем-то заинтересованаона не сразу замечает меня и вздрагивает, когда я ее окликаю.
Пришел!радостно хватает меня за руку Соня. Я внимательно оглядываю ее и с облегчением понимаю, что все в порядкетолько вот тогда не ясно, что заставило девушку меня вызвать, и вряд ли дело в ее сестреМармеладова не стала бы приводить Зою в такое место.Творится беспредел, от слова анархия, и если ты не сможешь это исправитьбыть беде! Полный бздец, Северский! Я даже не могу четко оформить мысльсплошная некультурщина наружу лезет, которая не проходит никакой цензуры!
Давай по существу, Мармеладоваты оторвала меня от приятного времяпровождения, если хочешь знать.
Не хочу, Северский, не раскаиваюсь и не чувствую никакого стыда за это! Потому что вон там,она кивает головой за мою спину на один из ближайших столиков к сцене,знакомое лицо, не находишь?
Я смотрю в указанную сторону и удивленно поднимаю бровь, понимая, кого имеет в виду Мармеладова. За столиком сидит ни кто иной, как Татарскийс побитой физиономией, в понятой одежде, но вполне себе живой и с бокалом чего-то темного в руке. Сукин сын, быстро оклемался.
Надо же Он что, опять к тебе приставал?сжимаю я челюсти от злости.
К черту, мать его, Татарского, Север!неожиданно резко и возбужденно произносит девушка и хватает меня за руку.Гораздо больше меня волнует, а точнее приводит в жутчайшую панику и разрывает мозг тот факт, что он пришел сюда с ней!она некультурно тычет пальцем в сторону сцены, куда устремлены глаза почти всех присутствующих.
Я поворачиваю голову и замираю. Почти не верю в происходящее и даже делаю шаг в сторону сцены. Смотрю, как загипнотизированный, и пытаюсь осознать реальность того, что там происходит. Точнее, всем моим внимание тут же овладевает одна до боли знакомая особа с бледной кожей, смольными волосами и самыми волшебными руками на свете. Она кажется почти фантомом в приглушенном свете синих и белых ламп, но все же до боли реальна. Как правильно выразилась Мармеладоваразрыв шаблона происходит на полную катушку.
Зина Шелест больше не похожа на интровертную, малообщительную и глубоко зарытую в себе девушку, которой, как я успел понять, она является. Нетрудно было додумать, исходя из ее поведения, что девушка не особо любит находиться в обществе, а разговорам предпочитает проводить время за роялем в мрачном зале театра. Но сегодня она как будто вышла из роли, оставив от себя прежней только оболочкупривычную тонкую фигуру, облаченную во все черноевидимо, излюбленный цвет, потому что других оттенков я за ней не наблюдал. Она сидит за старым пианино и непривычно изломана болезненной энергией, которая на корню убила ее внутреннюю непоколебимость и предельную самодостаточность. Ее длинные волосы растрепаны, глаза горят, на щеках румянец, а руки двигаются непривычно резкими и размашистыми скачками. Она играет что-то в тон вокалисту и барабанщику, что-то веселое, с нотками джаза, но совершенно контрастное стилю Зины Шелест.
Какого черта?невольно задаю я вопрос, не отрывая взгляда от покачивающейся в такт музыке девушки. И только потом до меня доходит смысл сказанных ранее подругой слов.Ты сказала, что они пришли вместе?хрипло переспрашиваю я и снова смотрю на Татарского.
А я о чем! Вот как они вошли, так сразу в шоке и оказаласьты бы видел мое лицо! Просто неожиданность века со всеми присущими последствиями! И знаешь что, Север,задумчиво тянет Соня,это ведь не она! Не похоже на нее совсем,я сразу понимаю, о чем говорит Мармеладова.И еще, думаю, что Татарский тоже сам не свойя это еще в клубе уловила днем, по взгляду его поняла и поведению. Он, конечно, ублюдок, но не настолько!
И что же?спрашиваю я, понимая, что Мармеладова к чему-то ведет.
Спайс или солине суть, но дело явно попахивает синтетикой,я ловлю взгляд подругидля нее эта тема болезненная и избитая, но сомневаться не приходитсяМармеладова владеет ей в полной мере. Я вспоминаю, каким больным казался Татарский после битвы, и каким активным он стал чуть позже в коридоре. Да и сейчас, после целенаправленного и крайне болезненного избиения, он кажется более чем бодрым На ум приходит бутылка с водой, которую с жадностью глотал парень.
Дерьмово, Мармеладова,хмуро отвечаю я, а сам снова смотрю на Зину, которая непривычно улыбчиваредкое проявление радости, которое неожиданно оживляет ее обычно-отрешенное лицо. Я с жадностью впитываю новые черты, попутно обдумывая, что могло заставить девушку оказаться здесь с Татарскимсомневаюсь, что они были знакомы до сегодняшнего дня. На наркоманку Шелест тоже не тянет, и следует вывод, что парень сознательно ее накачал, а потом привел сюда. Надо было все-таки попросить Ромашко переломать ему ноги.
Тем временем музыка на сцене прекращается, и раздаются бурные аплодисментыШелест поднимается, покачиваясь, радостно смеется и машет зрителям, а потом обнимается с вокалистом, со смехом что-то говорит барабанщику и счастливая направляется в сторону Татарского, который тоже машет ей рукой и поднимается, чтобы обнять подошедшую девушку. Едва ли она понимает, что происходитдевушка уже на грани, это видно по ее неловким и неестественным движениям и неуверенным шагам. Подозреваю, что скоро тело ее подведет, и она впадет в состояние апатии.
Северский!умоляюще шепчет Мармеладова, глаза которой тоже устремлены на парочку.Не дай ей упасть,в ее словах больше, чем просто забота. Она знает, о чем говорит, и по-настоящему боится за Зину Шелест. И я понимаю, что тоже боюсьне знаю почему, но желание защитить ее, забрать от Татарского, сломать тому руки, которые так свободно касались ее прозрачной кожи, ее хрупких плеч, вернуть ее в привычное состояние, вернуть на свое место в театре и никому больше не позволить нарушить ее уникальную самобытность, скручивает меня и подстрекает к действиям.
Я подхожу к охраннику-бугаю и кидаю быстрый взгляд на бейдж.
Валера,тяну я, и он смиряет меня равнодушным взглядом. Но после того, как в его руках оказывается пачка зеленых, в глазах парня появляется нужная мне заинтересованность.
Спустя минуту ничего не понимающего и вяло сопротивляющегося Татарского выводят из бараон кидает на меня взгляд, когда проходит мимо, но едва ли узнает. Надеюсь, что после прекращение действия дряни, которую он принял, ему будет хреново, как в аду. Или хуже.
Я подхожу к Шелест, которая поднимает на меня свои темные глаза. Ловлю ее взгляд и замираю от пронзающей нежности и одурманивающей теплоты. Как дурак пялюсь на нее не в силах оторватьсядаже понимание того, что этот взгляд не принадлежит ни ей ни мне, не отрезвляет опьяненного сознания. Зачарованно слежу, как девушка поднимается и подходит ко мне, видимо, приняв за вернувшегося Татарского. Ловлю ее протянутую ко мне руку, а потом и всю ее, приникающую ко мне в объятии. Не двигаюсь и вдыхаю лимонный запах ее парфюма, и проникаюсь неожиданно новыми, еще неясными, но до умопомрачения приятными ощущениями.