Соглашайся, бурчит Кирилл. Давай начнем все заново, Олька! Ну, не можем же мы расстаться по дурости?
Муж опускается передо мной на колени. Целует сначала руки, потом, задирая подол, разводит в стороны бедра.
Нам с тобой так хорошо, Оленька, шепчет он и смотрит на меня внимательно. И как только я слабо киваю, сдирает с меня колготки и трусики.
Подожди, шепчу я. Кир, пожалуйста!
Муж выжидательно смотрит на меня и, насилу оторвав взгляд от моей киски, бросает раздраженно.
Ну что еще, Олька?
Что ты сказал отцу? спрашиваю я нерешительно. Ты же понимаешь
Спросил только про методы защиты и закрыл тему.
А про развод?
Не сказал. По факту мы еще муж и жена. А на его мнение я плевать хотел. Он, конечно, запал на тебя. Да и кто бы остался равнодушным Вот пусть теперь в сторонке облизывается. Козел! рычит Кирилл и, скривившись, добавляет. Все. Оля. Разговор закончен. У меня к тебе претензий нет. Мой папа, если ему приперло, убедит кого угодно. Ему телку склеить минут десять нужно. Вот и ты попала в сети старого паука, вроде бы равнодушно говорит он, а потом переходит на крик. Я не могу тебя потерять, слышишь?! Я люблю тебя!
Я соскальзываю с дивана и, упав на колени, попадаю в объятия Кирилла. Муж прижимает меня к себе и бормочет всякие нежности. А я, положив голову ему на грудь, реву белугой. Умом я понимаю, что нужно уходить. Разбитую чашку не склеить. Может, сразу и не скажет ничего. Но и не забудет, а потом обязательно припомнит. Но дикий страх остаться одной, попасть в паутину вот к таким «Вадикам-Павликам», напрочь заглушает доводы рассудка. Я плачу, прижавшись к Кириллу, и тихо причитаю, что недостойна его. И теперь уже все станут считать меня пропащей девкой. А уж свекор точно настроит всех родственников против.
Да ладно! Папа мало с кем из родни общается. Он, конечно, станет обливать тебя высокомерием и презрением, но это его обычное состояние. И мне, и маме достается постоянно. А уж бабушка Тоня у него вообще монстром была. И если мне нужно отречься от отца ради тебя, я сделаю это с легкостью.
Нет, не надо! кричу я. Он же все-таки твой отец! Так нельзя!
Сам знаю, фыркает Кирилл. Да ну его, отмахивается он от неведомого Вадика-Павлика и осторожно опускает меня на пушистый ковер. Я измучился без тебя, Олька, рычит он, вставая между моих бедер.
Я вздыхаю, стараясь не разреветься. Открываю глаза и в свете тусклого ночника смотрю на сопящего рядом Роберта.
Малыш мой дорогой, шепчу я и, не в силах сдержаться, утыкаюсь носом в подушку. О чем я плачу? От безнадеги, наверное. Я таки попала в сети старого паука, и фиг отсюда выберешься. Нужно, наверное, поспать, а не ворошить прошлое. Запутанное и до сих пор непонятное. Попытаться вернуться обратно в Эдинбург.
«А если Шевелев тебя убьет, с кем останется Роберт?» подает голос потаенный страх. И остаток ночи я гляжу в потолок сухими глазами и пытаюсь понять, как поступить дальше.
«Ссориться с Вадимом нельзя. Кто еще обладает реальной силой и деньгами? Кто еще способен обеспечить безопасность мне и моему сыну? Здесь, за высоким забором, я могу чувствовать спокойно и иногда выезжать в город с охраной. Но кто поручится за жизнь русской эмигрантки, снимающей коттедж на краю города? Куда в случае моей гибели определят Роберта? И сможет ли мама забрать его у имперского правосудия? Захочет ли? Да и тягаться в одиночку с ювенальной системой Великобритании даже Косогорову не под силу. Я поворачиваюсь к сыну, отбросившему прочь покрывало, и снова любуюсь своим малышом. В который раз благодарю бога за этот священный дар. Именно мне достался самый чудесный мальчик в мире.
«Я смогу. Я справлюсь, сыночек, в предрассветных сумерках клянусь я и, как только первые лучи солнца золотят окна Косогоровского особняка, проваливаюсь в глубокий черный сон.
А поздно утром просыпаюсь от самой настоящей качки. И в первую минуту не пойму, где нахожусь.
Роберт радостно прыгает на кровати и, увидев, что я проснулась, плюхается рядом.
Ну, наконец-то, вздыхает он как взрослый и добавляет жалостливо. Мама, я кушать хочу.
Да, милый, охаю я и, подхватившись с кровати, лечу в ванную. Наскоро переодеваюсь и, умывшись, сворачиваю волосы в самый простой узел. И только по дороге на первый этаж вспоминаю об указании свекра явиться к нему в кабинет сразу после завтрака.
Твою ж мать! А на мне леггинсы и майка. Даже бюстгальтер надеть забыла!
«Ладно, пронесет, думаю я, входя в пустую столовую. Экономка Аня, завидев нас, торопливо жарит оладьи. А я, расставляя тарелки себе и Роберту, бросаю взгляд на часы. Половина одиннадцатого. Мой дорогой свекор уже должен отчалить на работу. Ну там, кому нос отрезать или пенис дорастить
Усевшись за стол, Роберт болтает ногами и что-то рассказывает мне и Анне про собаку, обещанную дедом.
«Как всегда, очаровал и бросил, думаю я раздраженно, и как только домработница ставит на стол блюдо с румяными оладьями и сметану, на пороге столовой возникает сам Косогоров.
Налей-ка и мне чая, Аня, просит он, садясь рядом с Робертом. Краем глаза я наблюдаю, как маленькая толстая женщина мечется из столовой в кухню, как спешит обратно с подносом, на котором дребезжат мелодичным звоном чашки и стоит большой пузатый чайник с нарисованным на боку фазаном. Такой мужской и самодостаточный в своей простой красоте. Я перевожу взгляд на Вадима Петровича. Он совершенно спокоен, в отличие от меня. Белый свитер, черные широкие штаны и снова этот дурацкий браслет.
Завтрак проходит в полном молчании. Вернее, Роберт болтает, а я ему односложно отвечаю. Косогоров же добродушно наблюдает за нами. Жует свои оладьи и запивает их чаем из большой чашки с таким же рисунком, как и на чайнике.
Мы договаривались поговорить после завтрака, вежливо бросает Вадим, вытирая губы салфеткой. Жду тебя через пятнадцать минут, замечает он строго и, поблагодарив Анну, замершую около двери на в кухню, собирается уйти прочь.
Дедушка, не выдерживает Роберт. А когда мы поедем за собакой?
Нам с твоей мамой нужно решить один вопрос, улыбается ребенку Косогоров. Это займет примерно час. Ты можешь пока поиграть или выйти с Анной Ивановной в сад. Там качели
Здорово! пыхтит мой маленький мужичок. Качели! Как же давно я на них не катался!
Сначала доешь, усмехается свекор. Кто плохо ест, того собаки не слушают.
Правда? разочарованно спрашивает Роберт и признается. А я кушать не люблю. Линда меня обычно ругает
А кто это? удивленно спрашивает Косогоров.
Моя воспитательница, тяжело вздыхает Роберт. Мне Линда не нравится. Она разговаривает шепотом и все время сердится на меня и других детей. На тебя, дедушка, она бы тоже заругалась, замечает малыш.
За что? смеется Вадим Петрович. Я хорошо кушаю, Роб.
Ты держишь руки в карманах, заявляет маленький нахал. И когда пил чай, не поставил чашку на блюдце!
Никого она не заругает, эта твоя Линда, довольно хмыкает свекор. А знаешь, почему? состроив наивную физиономию, переспрашивает он Роберта.
Почему? доверчиво интересуется малыш, не подозревая, что уже угодил в ловушку.
Мы с тобой живем здесь. А эта твоя Линда навсегда осталась в Шотландии.
Получается, мы никогда-никогда туда не вернемся? испуганно спрашивает Роберт и, соскочив со стула, с разбегу утыкается лицом мне в колени. Мамочка, скажи, что это неправда! плачет он. Ты же говорила, что мы проведаем бабушек и вернемся
Я бросаю укоризненный взгляд на Вадима. Но тот, раздраженно всплеснув руками, уже выходит из столовой.
Мне никакая собака не нужна, всхлипывает сын. Я хочу домой. Давай вылечим старенькую бабушку и уедем. Пожалуйста, мамочка! Там же мои друзья и Берта. Мы не можем бросить ее, ведь правда же
Конечно, милый, шепчу я, гладя белобрысую вихрастую голову, Конечно, мой любимый.
И честно говоря, не знаю, что ответить сыну. Как объяснить происходящее? И как из Эдинбурга привезти нашу толстую и сварливую корги?
Глава 8
Вадим
Честно говоря, за те несколько дней, что Ольга с сыном провела в моем доме, у меня развился комплекс неполноценности. С этой женщиной я постоянно попадаю впросак. Теперь вот и ребенка расстроил. Не в силах утешить Роберта или что-то ему объяснить, я покидаю столовую и, войдя в кабинет, подхожу к окну. За широкими французскими створками виднеются зеленый газон и сад неподалеку. Я кошусь на часы. Ольгу ждать еще рано. Пока она успокоит сына, пока подготовит обличительную речь для меня. Но сегодня выходной, и есть время подождать эту несносную женщину. Открываю створку и, шагнув во двор и лишь на минутку замираю около сочной изумрудной травы. А затем скидываю шлепанцы, или, как их теперь называют, мюли, и босыми ногами ступаю на газон. Тоненькие стебельки приятно щекочут ступни, а я, вдохнув полной грудью свежего воздуха, чувствую себя беззаботным как мальчишка. Проблем, конечно, выше головы. Но хочется хоть на минуту отбросить их в сторону и подставить лицо ласковому утреннему солнцу. Сделать парочку медитаций для хорошего здоровья и настроения. Раздумывая, с какой бы начать, я лениво пялюсь на сине-голубое небо и облака. И как только занимаю исходное положение голова опущена вниз, а колени расслаблены сзади слышится голос внука.