Откуда вдруг такое внимание к моей персоне? не менее едко продолжала Лера.
А что, нельзя? опасно шепнул ей на ушко Лассе.
Его дыхание опалило ее кожу, разливаясь по венам страстным теплом, и Лера почувствовала его губы на своем пылающем от стыда ушке. Касание было острожным, вкрадчивым, и сначала ей показалось, что он просто склонился к ней ближе, ловя аромат ее духов.
Что вы такое делаете, беспомощно произнесла она, вцепляясь в его плечи и млея от его тайной ласки, которую он скрывал даже, пожалуй, от самого себя.
Ничего, ответил он, прижимая девушку к себе. Немного задумался, а что?
Я думала, непослушными губами шепнула девушка, ощущая знакомое головокружение от волнения, которое кидало ее в жар, словно вниз со скалы. Вы будете вести себя опаснее Но вам, кажется, снова нечем меня удивить.
Акула хмыкнул, изо всех сил стараясь не смеяться в голос.
Девчонка боялась своего жениха; по тому, как она оглядывалась на него, по тому, как вздрагивала, стоило его хохоту донестись до ее ушей, можно было понятьамериканец строг с ней, если не жесток. Пожалуй, это единственная причина, по которой она пошла танцевать с ним, с Акулой; обольщаться не стоит. Она просто выбрала наименьшее зло.
Но даже в таком незавидном состоянии она находит в себе силы и смелость подцепить его, Акулу. Слабая, трогательно-беспомощная, она колет его булавочными уколами, дразнит
«Ах ты, девчонка»
Он с удовольствием прижался носом к ее шейке, слишком откровенно, чтобы этот жест можно было спутать с невинным нечаянным касанием. Девушка, кажется, даже дышать перестала, и тогда видит бог, он не сдержался, соблазн был слишком велик!
Он прихватил губами тонкую кожу на ее шее, целуя сладко и нежно, и чуть куснул, оставляя красные следы, которые затрутся совсем скоро, через пару секунд. Поцелуй вышел слишком бессовестным, слишком вызывающим, слишком интимным и откровенным, вызывающим желание сильнее, чем тот, первый, в губы, и девушка сбилась с шага, выдохнув так громко и горячо, что этот вздох был похож на предоргазменный сдавленный стон.
Я не могу отказать себе в удовольствии сделать это, шепнул он, с сожалением отстраняясь от вожделенной шейке, которую хотелось покрыть такими хищными поцелуями всю, от точеного подбородочка до впадинки меж ключицами, и затереть языком следы зубов и губ. Все еще не похоже на акулу?
Пойдемте на место, пробормотала девушка; в голосе ее слышался страх, и Акула, кинув быстрый взгляд на столик, подумал, что его ласку американец видеть точно не мог. Слишком далеко. Да они и отвернуты от него, он не мог ничего заметить. Однако, девушка боится.
«Бред какой-то, с непонятной самому себе озлобленностью думал он, провожая Леру на место. Анька уж точно должна видеть, что тут не все гладко. Мать, отец этой девчонки куда смотрят? Нравится, что какой-то пастух дочку стращает?»
Американец выглядел недовольным; то, что его невеста расплясывала фривольные танцы с другим, ему не понравилось, его водянисто-голубые газа смотрели на Леру недобро, и Акула словно наяву услышал все, что он мог сказать. Он говорил бы о своей исключительности, об оказанной Лере чести, и о том, что он не позволяет ей это все недопустимо
Посмеиваясь, Акула уселся напротив американца.
Тот смотрел на Акулу словно на врага, открыто показывая, что Акуле не место за этим столом. Он бы произнес это и вслух, но, кажется, остатки мозгов у него все же были. Истинным хозяином положения за столом был Лось; он угощал, он, по сути, пригласил этого Фреда, или как там его, и потому уж не Фреду решать, кто тут будет сидеть, а кто пойдет вон. Тем более, что самому Лосю, кажется, американец тоже надоел, опостылел. Еще черт знает, что он тут им говорил.
«А ты, значит, пуп земли, меряя зазнавшегося мальчишку взглядом, с усмешкой подумал Акула. Развалился, повис на стуле, как смятая рванина, на Вику вон лапы свои свесил, американец небрежно обнимал девушку за плечи, словно уже давно был с ней закадычным другом, и чем-то еще недоволен?»
Кажется, до возвращения Лассе и Леры неугомонный Фред рассказывалхвастался, то ли своимиотцовскими, владениями, то ли расписывал свою ловкость и силу во всех красках.
Что в офисе сидеть, разглагольствовал он, демонстрируя невозмутимому внимательному Лосю свою пятерню, с натруженной ладонью, с огрубевшими пятнами старых мозолей на длинных растопыренных пальцах. Это разве занятие для настоящего мужчины? Да, может, я и не заканчивал университетов в Европе, но зато на своей земле я не пропаду, всегда заработаю себе на кусок хлеба.
Лассе мельком глянул на Леру; та сидела напряженная, с подчеркнуто холодным выражением на лице. Перспектива быть запертой на ранчовот в этом шелковом платье, в золоченых босоножках, ей совсем не улыбалась, и все похвальбы жениха ей были неприятны. А он видел, что ее не прельщает простая сельская жизнь; не такой уж он был дурак, этот Фред. Он не мог не понимать, что то, чем он так яростно гордится, Лере совсем не нужно. Но из упрямства и какого-то садистского желания поломать, подчинить себе, он навязчиво повторял раз за разом о том, что тот мир, где он проведет свою жизнь, и его семьятоже, и Лера делалась все напряженней, как туго натянутая струна.
Образование, веско заметил Лассе, небрежно пригубив бокал с водой, дает возможности получить что-то больше того, что уже имеешь.
Больше, презрительно зафыркал Фред, мотая рыжеволосой головой. Куда больше?
Самолет, например, огрызнулась Анька. Ее похвальба американца достала до печенок, и она призывно посматривала на мужа, моля заткнуть расхваставшегося гостя. Но Лось остался глух к ее умоляющим взглядам, а американец снова презрительно зафыркал, замотав головой, словно поражаясь тупости свих собеседников.
Сидя в офисе, веско и снисходительно заметил он, вы ослабели. Самолеты, автомобили живой, дикой силы в вас нет. Ни конкурента заломать, ни подчинить себе строптивую женщину Чтобы знала свое место и слушалась.
Он взглядом победителя посмотрел на Леру снова, и Лассе стало ужасно жаль девушку. Такой прелестный, чистый мотылек неужто ее запрут в деревне, на ферме с коровами, и будут «обламывать»?
Лось вежливо кашлянул, поправив очки в тонкой оправе на породистом носу, а Лассе, бессовестно усмехаясь, показывая острые зубы, заглядывая своим пронзительным ледяным взглядом едва ли не в душу американцу, без лишних слов протянул ему руку, установив локоть на скатерти.
Попробуешь? предложил он. Поборешь конкурента?
Руки у Лассе-Акулы были чистые, гладкие. Разумеется, физическим трудом он не занимался, лопатой махать ему не приходилось, в отличие от Фреда, у которого ладони заживали после пойманных заноз. Пальцы Акулы, гладкие и длинные, словно выточенные из слоновой кости, ничего тяжелее кия не держалион был превосходный игрок.
А давай, развязно ответил американец, сверкая водянистыми внимательными глазами. Если я выиграю, ты больше не приблизишься к моей женщине ближе, чем на два метра.
Лассе ослепительно улыбнулся, засмеялся тихонько, все так же внимательно глядя на Фреда. Не дурак американец, не дурак внимательный, сразу понял, почуял, что между Лерой и Лассе что-то есть. Промелькнуло, сверкнуло.
Негоже спорить на своих женщин, припоминая слова брата, сказанные когда-то, ответил Акула. Но я все же поддержу спор. Если выиграю я
Конец фразы он замолчал, в его светлых глазах промелькнула угроза, и американец бездумно и горячо вложил свою ладонь в его руку, изо всех сил вцепился, сжимая пальцы.
Если бы он сунул свою кисть в капкан, эффект был бы такой же.
Одним движением Акула не только сломил всякое сопротивление американцаон едва не выломал его руку из сустава, заставив Фреда заорать и завалиться на стол, сбивая приборы и багровея от боли в вывихнутой руке. Акула, пожевывая пластик сыра, секунду смотрел на извивающегося на столе малолетнего идиота; Лось успел лишь поморщиться, недовольный потасовкой за своим столом, а Анька напротивгаденько посмеивалась, потирая ручки. Поднявшись, все еще удерживая заломанного американца, Акула сунул в рот еще ломтик сыра и, склонившись над постанывающим Фредом, ласково шепнул ему на ухо: