Внезапно самолёт встряхивает.
С совсем не тихим «а!» я пальцами впиваюсь в угол раковины, а ноги ставлю шире для равновесия.
Пластик на стенах потрескивает, а сама машина заходится какой-то мелкой рябью.
В голове темнеет и начинает шуметь. В этом замкнутом помещении ещё страшнее. Мне надо выйти, пока я окончательно не потеряла сознаниехотя я его ни разу в жизни не терялавыйти и посмотреть, как там люди и стюарды. Если всё спокойно, и никто не бегает в панике по салону, то и мне станет полегче.
Вслепую я нашариваю защёлку и вываливаюсь из туалета.
В спокойно спящий салон самолёта.
Из груди вырывается всхлип, и я съезжаю по стенке вниз, садясь прямо на пол. Под которым тоже что-то стучит, вибрирует и перекатывается. Я знаю, да, умом я знаю, что это не так, но у страха глаза велики, и воображение сейчас рисует огромные фантастические механизмы с шестерёнками, которые крутятся с астрономической скоростью, приводя машину в движение.
Мисс, с вами всё в порядке? раздаётся над моим ухом английская речь.
Голос мужской и участливый. Представляю, как странно я выгляжу, сидя прямо на проходе и сжавшись в комок от страха.
Не размыкая век, я киваю, на автомате отвечая по-русски:
Д-да, всё нормально.
А ну отлично, отвечают мне также на русском, а то со стороны и не скажешь.
Я даже не успеваю удивиться, но боком чувствую тепло чужого тела, так как незнакомец опускается на пол и садится рядом со мной. Это несколько приводит меня в чувство и помогает заземлиться что ли.
Открываю глаза и вижу его. Того парня из толпы. Моргаю несколько раз, смотря в зелёные глаза. У меня они тоже зелёные, но более светлые, а у него тёмные, как цвет густой листвы в летнем парке. А ещё у него появляется потрясающая ямочка на левой щеке, когда он улыбается и шепчет мне:
Привет.
05
Привет, выдаю я, отмечая, что у него красивый глубокий голос, даже несмотря на шёпот.
Ну вот, никакой он не француз, как я себе насочиняла.
Ты, что, боишься летать?
А, что, так заметно? искоса смотрю на него и снова вижу эту завлекательную ямочку на щеке.
На вид ему чуть больше двадцати, значит мы примерно одного возраста. И путешествует он, видимо, как и яодин.
Честно? Очень
Нервно хихикаю, думая, что смотримся мы страннопарочка, сидящая в темноте, пока большинство пассажиров спит. Сейчас точно появится какой-нибудь дежурный стюард и прогонит нас отсюда. Но никого нет, и мы не двигаемся. Механизмы самолёта продолжают активно работать, нас ещё раз качает вверх-вниз, и я на автомате хватаю парня за предплечье, будто бы он сможет удержать, если огромная металлическая птица надумает меня стряхнуть с высоты.
Всё хорошо, просто небольшая воздушная ямка, заговорщицки заявляет он.
Просто небольшая воздушная ямка, передразниваю я; мне бы его невозмутимость.
Если полёты тебя пугают, зачем отправилась так далеко?
А захотелось, с вызовом бросаю я, но с новым потряхиванием весь вызов сходит на «нет».
Парень участливо накрывает мою ладонь своей. Кожа у него грубая, но тёплая, и от этого тепла мне становится спокойнее. Чужая уверенностьэто несколько заразительно, и я решаюсь на откровенность.
Если честно, со вздохом признаюсь, больше всего я боюсь взлётов, хотя сегодня было терпимо. Боюсь, что двигатель откажет или птица в него попадёт, и мы загоримся, или скорость будет недостаточной для взлёта, или угол тангажа превысит допустимую норму, что при развороте крен будет слишком сильным, и мы завалимся, или что закрылки не проверили, что датчики высоты и скорости работают некорректно, или что давление в шинах шасси забыли замерить. Потом боюсь турбулентности, боюсь, что диспетчер вывел нас на один эшелон с другим судном, и мы неминуемо столкнёмся. Пожара на борту боюсь. На посадкебокового ветра, болтанки, тумана, плохой видимости, в общем. На взлёте я всегда считаю про себя, и если конечная цифра счёта превышает обычное число секунд, а высота всё ещё не набрана и самолёт никак не выравнивается, я тоже паникую. Вдруг что-то сломалось? А?
Всё это я выдаю на одном дыхании, смотря прямо на своего собеседника и не моргая. На его лице нет насмешки, только если лёгкое удивление проскальзывает. Так что, надеюсь, совсем за спятившую он меня не примет.
Знаешь, это очень похоже на какие-то дурацкие навязчивые мысли, заключает он. А все проблемы твоей аэрофобии не от незнания, как у большинства, а от излишней осведомлённости о самолётах.
Тут он, конечно, прав. Я сначала как думала: предупреждёнвооружён, но сейчас совсем не уверена, что идея была дельной.
Намекаешь, что у меня мозги набекрень?
Нет, хмурится он, но с этим надо что-то делать.
Его лицо светлеет, будто ему в голову пришла замечательная идея, но он никак её не комментирует.
Но я знаю, как тебя немного отвлечь. Пошли со мной.
Куда?
Тут недалеко, я покажу.
Он упирается свободной рукой в пол, готовится подняться, но я его торможу, заявляя с лёгкой ухмылочкой.
Меня мама учила никуда не ходить с незнакомыми дяденьками.
На мгновение «дяденька» застывает, а потом с неизменной улыбкой представляется:
Герман, я Герман.
А я Варя.
Нет, всё-таки я его веселю, определённо веселю, потому что улыбка не сходит с его лица, когда он помогает мне встать на ноги. Ух ты, а он высокий, я едва выше его плеча, а ведь сама не маленькая. Не выпуская моей руки, он ведёт меня почти в конец салона, на последние места.
Ммм, прям как в кино, шучу, устраиваясь на центральном ряду, где все четыре кресла свободны.
Скидывай обувь и накрывайся пледом, а я сейчас, он бросает в меня флисовым покрывалом и показывает на пальцах «окей».
Я киваю и делаю ровно то, что он мне предложил.
Довольно скоро Герман возвращается
А ещё чему тебя мама учила? Например, конфеты от незнакомых дяденек не брать?
С этими словами он протягивает мне какой-то предмет, и я на автомате его принимаю. Глаза мои расширяются от удивления. Это же эскимотонкое и в блестящей фольге.
Ну, мы вроде как уже познакомились, усмехаюсь я, без промедления начиная разворачивать обёртку. Это ты откуда взял?
У меня начинают закрадываться сомнения, что мне повстречался какой-то волшебник. Мороженое тает на языке, приятно холодит, и отвлекает, надо сказать. А ещё кажется мне самым вкусным лакомством на свете.
Его ближе к завтраку раздавать будут, а я сейчас попросил, Герман также с ногами устраивается на сидении напротив меня, и я делюсь краем пледа, хотя у него есть свой.
Некоторое время мы молча поглощаем мороженое. Это просто фокус какой-то, никогда не думала, что в самолётах раздают такие десерты. Тут же я высказываю Герману свои мысли.
Это «Люфтганза», детка, отшучивается он, в общем-то, на «Эйр Франс» его тоже в середине полёта дают.
Ммм, а ты, смотрю, путешественник со стажем, я впиваюсь зубами в остатки шоколада на палочке. Часто летаешь?
Реже, чем хотелось бы, пожимает он плечами, забирая у меня мусор и бросая его в бумажный пакет, который он вытянул из сетки впереди стоящего кресла. Первый раз в Рио летишь?
Да, можно сказать «за мечтой».
А чего одна?
А ты чего один? тут же нахожусь я, потом мысленно закатываю глаза.
Ну, Варь, куда ты так гонишь: небось, очень хочется узнать про горячую бразильянку ожидающую этого красавчика на своей исторической родине?
Со мной друг должен был лететь, но он ногу сломал, так что я один, планы менять не хотелось. Следующий год у меня точно спокойным не будет, ну, я так надеюсь, поэтому решил отдохнуть вперёд, признаётся он, даже ничуть не обижаясь, что я ответила вопросом на вопрос. Ты где в Рио остановилась?
Квартиру арендовала на Копе, а ты?
А я пока нигде
Герман так многозначительно смотрит на меня, что приходится сглотнуть, прежде чем неуверенно улыбнуться в ответ.
Стоит ли упоминать, что пять часов спустя, прилетев в Рио и выйдя из аэропорта, мы оказываемся в одном такси?
06
Что такое «джетлаг» я узнаю сполна на собственном опыте. Мои внутренние часы сбиты, накатывает безумная усталость, организму совсем не нравится этот неестественный ход времени, когда ты из светлых суток прилетел в те же самые светлые сутки, хотя преодолел аж целую Атлантику. Ведь мой перелёт из Питера начинался днём.