Филя, конечно, прежде чем выбраться, несколько раз смотрится в зеркало. Подгоняю его матом, ибо терпение на исходе. Помогает слабо. Фильфиневич умудряется на выходе из машины протереть влажной салфеткой кроссы. Только после этого тащится к нам.
Пару минут спустя с шумом врываемся в подъезд. Игнорируя лифт, взбегаем на четвертый этаж по лестнице. Топот такой создаем, что Франкенштейн уже по-любому с открытой дверью нас ждать должен.
И
Дверь открывается, только на пороге вовсе не Курочкин появляется. Грубо шмыгаю носом и выпускаю во внешние данные всю свою ублюдочную ярость, пока не впечатываюсь разгульным и свирепым взглядом в Любомирову.
Естественно, никто из нас к такому не готов.
Я особенно.
Внутри все обрывается. Режет и прожигает какие-то сверхчувствительные точки. И вдыхаемый на автомате кислород только сильнее распаляет это пламя. Нутро разносит. А сердце мощными гулкими ударами расхреначивает всю эту хлипкую горящую массу по всему организму.
Что ты творишь, Бойко?
То, что этот вопрос направлен, чтобы как-то пристыдить меня, безусловно, злит. Кровь вместе со всей гормональной примесью закипает и сгущается. Сгущается до такого состояния, что утрачивает естественную способность гулять по телу. Рвет бурлящим киселем вены.
И все же Запал на бойню будто топором обрубает. Понимаю, что не смогу я при ней ни биту в ход пустить, ни какие-либо словесные угрозы. Словно ее глазами себя вижу.
Что задумал? Что ты за зверь?
Именно так себя и чувствую.
Смотрю на нее, и этот зверь лезет из груди.
Мы вообще-то просто в гости к Виктору Степановичу заглянули, заявляет с ухмылкой Филя.
Только он шагает к двери, из глубины квартиры появляется сам Франкенштейн.
Ну, раз в гости, прошу всех к столу, приглашает старик. Хмурится, глядя на нас. Транслирует осуждение и какое-то долбаное снисхождение. Но приглашает. Чего застыли? Проходите. Будем пить чай.
Растерянно переглядываемся. Машинально скребу битой по плитке.
Что я должен сделать?
Давайте, давайте, подгоняет Франкенштейн. У нас уже все готово. Варенье из чайной розы, пироги и мармелад.
Конечно же, не жрачка заманивает нас в берлогу. Хрен знает что! Сам не замечаю, как уже разуваюсь и скидываю куртку. Тоха, Жора и Филя делают то же. Первыми уходят за Курочкиным в гостиную. Оборачиваюсь, чтобы двинуться следом, как Любомирова вдруг шагает ко мне. Щемит меня в угол, словно какого-то задрота.
Меня тебе не провести, шипит в мою сторону.
Я, на хрен, не могу сообразить, что ей ответить. Так, мать вашу, расшатало, что попросту не в состоянии резво ее затоптать.
Так и смотрим друг на друга.
Голову сходу уносит. Кружит, будто мы с ней не на ровной поверхности стоим, а в какой-то разболтанной реактивной карусели мотаемся. Нутро то восторг подрывает, то тошнота.
Задерживая дыхание, хватаю Любомирову за плечи и тупо переставляю, чтобы пройти.
Что ты трещит что-то мне вслед. Кирилл
Не слушаю.
Лишь оказавшись в гостиной, догоняю, откуда растут ноги этой неожиданной встречи. За столом сидит Чара.
Грудь вспарывает новая молния.
Только эта не разбивает концентрацию, а напротивзаставляет собраться. Сжимая челюсти, занимаю свободное место. Шумно выдыхаю, когда этой чертовой сводной сестре взбредает в голову сесть рядом.
Какого хрена вообще? Неужели непонятно, что я ее удавить готов, и от меня стоит держаться подальше?
Ну-с, налетайте, господа, с непонятной интонацией дает команду Курочкин. Налетайте.
Я не двигаюсь. Зато остальные, будто неделю не жравши, бодро набрасываются на предложенное мутное пойло и румяные пироги.
Хорошо, что вы зашли.
Ага, чудесно, бубню я, прижимая к губам кулак.
Я вот думал как раз, когда вам сообщить, что мы приняли решение смягчить ваше наказание, сообщает Франкенштейн и замолкает. Точнее, прерывается, чтобы хлебнуть из своей посуды. И делает это так медленно, что у меня уже глаза из орбит лезут на него смотреть в ожидании продолжения. У остальных, походу, тоже. Все вы будете допущены к участию в турнире.
Серьезно? И в чем подвох? возникает резонно Тоха.
Сброс очков, проговаривает старик спокойно.
Перехреначивая заслуги нескольких лет, объявляет об этом, словно о какой-то ничего не значащей фигне.
В каком, блядь, смысле?
Зашибись, предложение!
Какой сброс очков, алё?!
Не реагируем на эту хрень лишь мы с Чарой. Тот, видимо, уже пережил. А я просто понимаю, что если открою сейчас рот, дам выход эмоциям и все тут к херам разнесу. Благо дубина за спиной.
Все вы будете стартовать, как новички.
Стандартный набор патронов. Никакой нормальной амуниции. Отсутствие дополнительных жизней. И самое главное, тормознутый персонаж без какой-либо прокачки и навыков.
Вы не имеете права!
Имеем, спокойно приземляет Филю Курочкин. Имеем.
Кира, ты это слышишь? Чё за хрень?
Слышу, мой голос звучит в тон старику.
Но отнюдь не потому, что я, мать вашу, благородно перемолол эту подачку.
А если мы откажемся? На хрен надо!
Если откажетесь, смотрит сначала на задавшего вопрос Тоху, а потом всех нас охаживает взглядом, путь к соревнованиям будет заказан для вас до окончания академии.
Я шизею! рявкает на эмоциях Жора. И какой сволочи за это спасибо говорить?
Мне, ляпает слева от меня эта глупая ракушка.
Мать вашу
Сцепляю зубы, уже зная, какой будет последующая реакция.
Жора с Тохой резво вскакивают на ноги. Я подрываюсь следом. Только как объяснить тот факт, что они рвутся к Любомировой, а я выступаю наперерез, не позволяя им приблизиться? Я сам себе не способен это объяснить.
Спокойно. Я разберусь, выдыхаю очевидную ахинею.
И как я собираюсь это сделать?
Едва поворачиваюсь к Варе, рядом тут же возникает Чара. Прикрывая веки, сжимаю пальцами переносицу, чтобы не видеть, как он кладет ей на плечи свою лапу.
В общем выдыхаю и торможу. Сам себе на шею удавку накидываю. Я хочу использовать второй день, заявляю во всеуслышанье.
Что за хрень? психует Чара. Мы договаривались.
Смотрю на него, игнорируя Любомирову.
Ты лучше сейчас заглохни!
С какого перепуга?
Не хочу думать, что сегодняшний слив информацииэто конец.
Конец нашей дружбе.
Выражение лица Чарушина меняется. Возможно, он даже попытался бы врезать мне, если бы не вмешавшийся Курочкин.
Господа, господа, лично меня один лишь его тон раздражает. Что происходит? Не стоит зря накалять обстановку. Варю я лично никуда не отпускаю. Так что садитесь все обратно. Чай остывает.
Да захлебнись ты своим пойлом!
Садитесь, садитесь
Что за манера все повторять по два раза? Бесит.
Расскажу вам один интересный случай. Обо всем забудете.
Да уж, конечно!
Пока Чара идет к своему месту, незаметно подмигиваю остальным, мол, все, блядь, под контролем. Сам же не представляю, что делать дальше.
22
Мы будем здесь одни?
Рассказ о первых поселениях юга нашей области в исполнении Виктора Степановича настолько увлекает меня, что я даже забываю, по какой причине нахожусь у него в гостях. А когда вспоминаю, огорчаюсь еще сильнее. И до конца чаепития уже не могу расслабиться.
С Бойко никуда ехать не хочу. Но он снова напирает со своим требованием «использовать второй день», едва мы с ребятами оказываемся на улице.
Ты за свои слова отвечаешь? надвигается, будто какой-то, черт возьми, гопник, вынуждая меня отступать.
Что за ненормальный?!
Понимаю ведь, что он намеренно меня провоцирует Понимаю и ведусь! Как еще я должна выйти из этой ситуации, если не принять вызов?
Кир, оставь ты ее уже. Успокойся, вступается за меня Чара, придерживая друга за плечо.
Меня это только сильнее смущает. А братца почему-то злит.
Не надо меня успокаивать, выталкивает он, пронизывая Чарушина таким взглядом, что мне страшно становится. Не стоит.