Познакомься, Тана, раздался голос наставницы. Это Шерон Блейк, твоя соседка. Она тоже с Севераправда, не из Нью-Йорка, а из Вашингтона, округ Колумбия.
Привет! ослепительно улыбнулась Шерон и протянула ей руку.
Здравствуй! чуть смутившись, отозвалась Тана.
Что ж, устраивайтесь, а я оставляю вас.
Наставница перед уходом взглянула на Шерон так, будто та причинила ей физическую боль. Тане она безмерно сочувствовала, но ведь кто-то же должен делить комнату с негритянкой. Поскольку Тана будет учиться со стипендией, то есть бесплатно, наставница сочла, что поступила по справедливости. Ничего подобного в колледже Грин-Хиллс никогда еще не было, поэтому Джулия Джонс чувствовала себя не в своей тарелке. Чтобы снять ужасное напряжение, ей требовалось кое-что покрепче чая.
А наверху Шерон плюхнулась в одно из страшно неудобных кресел и с улыбкой взглянула на отливающие золотом волосы Таны. Девушки, такие разные: однасветлокожая, другаянегритянка, с любопытством смотрели друг на друга. Тана смущенно улыбалась, не зная, как расценить появление Шерон в колледже, где никогда не учились цветные.
Ну и как тебе здесь? Нежное светло-коричневое лицо вновь осветилось улыбкой. Нравится?
Очень!
Тана все еще немного смущалась, однако было в этой красивой девушке что-то притягательное: гордый смелый взгляд, свободные движения, никакой скованности.
Знаешь, нам дали самую плохую комнату.
Откуда тебе это известно? удивилась Тана.
Я видела другие, когда шла по коридору. Шерон вздохнула и пытливо посмотрела на соседку. Меня это не удивляет. А вот за какие грехи вместе со мной поселили тебя?
Шерон знала, что единственная принятая в Грин-Хиллс негритянская девушка вряд ли могла рассчитывать на теплый прием. Это был беспрецедентный случай. Для нее сделали исключение, да и то лишь потому, что ее отецизвестный прозаик, награжденный Национальной премией за лучшую книгу года, лауреат Пулитцеровской премии, а матьпрокурор штата. Естественно, Шерон не чета другим негритянским девушкампо крайней мере там считали родители и ждали от дочери неординарных поступков, хотя та ничем особенно не выделялась. Поскольку результаты выпускных экзаменов у нее были вполне приличные, Шерон могла бы поступить в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, но мать предложила ей Грин-Хиллс.
Девушка пришла в ужас: это же Юг, там не жалуют цветных, но Мириам Блейк оставалась непреклонна. Дело в том, что мать Шерон всю жизнь боролась за права обездоленных, добивалась равноправия для всех независимо от цвета кожи, и решение отправить дочь в колледж «только для белых» было для нее делом чести. Вот так Шерон Блейк и оказалась в Грин-Хиллс, единственная черная студентка в колледже для белых.
Обо всем этом девушка поведала Тане. Они сходили на обед в главную столовую, а вернувшись, решили отдохнуть. Шерон переоделась в розовый нейлоновый халат, а Тана достала свой голубой байковый и стянула волосы резинкой в хвост.
Завалившись на узкую кровать, Шерон сказала, будто хотела ответить на незаданный вопрос:
Мать требует от меня слишком многого. А я, может, хочу лишь одного: быть красивой и элегантной. Знаешь, после того, как окончу двухгодичный курс здесь, я думаю поступить в Калифорнийский университет.
Тана улыбнулась.
Моя мать тоже возлагает на меня большие надежды. Единственно правильным для дочери она считает замужество. Она хочет, чтобы я проучилась здесь год-другой и вышла замуж за «приличного молодого человека».
Девушка презрительно фыркнула, давая понять, как мало ее привлекает эта перспектива, и Шерон рассмеялась.
В глубине души все мамаши считают также, даже моя, при условии, что я пообещаю поддерживать ее взгляды. Хорошо хоть отец меня выручает. А что говорит твой?
Своего я никогда не видела: погиб до того, как я появилась на свет. Наверное, поэтому мать так и переживает по каждому поводу. Она смертельно боится, что все вдруг пойдет не так, как надо, зубами держится за то, что называют обеспеченным положением, и от меня ждет того же. Знаешь, мне кажется, что твоя мама мне ближе по духу.
Девушки рассмеялись и принялись наперебой рассказывать забавные истории.
К концу первой недели они уже были близкими подругами: сидели рядом в аудитории, вместе ходили в столовую, в библиотеку, подолгу гуляли вокруг озера, говорили о жизни, о родителях и друзьях. Тана рассказала Шерон о связи матери с Артуром Дарнингом, начавшейся еще тогда, когда он был женат, а также о своем отношении ко всему, что ее окружало. Ей претило лицемерие, ложь во взаимоотношениях с детьми, друзьями и служащими, разврат и пьянство, жизнь напоказ. Она не могла смириться с тем, что мать работает на него вот уже двенадцать лет, как служанка, и ничего не пытается изменить.
Знаешь, Шер, я не могу это видеть, со слезами на глазах призналась Тана. И самое мерзкое, что она с радостью принимает от него подачки и считает, что с ней все в порядке. Он никуда ее с собой не берет, а она, представь себе, всем довольна. Весь остаток жизни готова просидеть в одиночестве и полной уверенности, что всем ему обязана. Только вот чем «всем»? Она работает как проклятая всю жизнь, а он смотрит на нее как на мебель, а сыночек его называет ее платной подстилкой. Наверное, она все видит иначе, но меня это сводит с ума. Я не хочу находиться рядом с ними до конца своих дней и распинаться перед Артуром в благодарностях. Я всем обязана матери, но абсолютно ничем Артуру Дарнингу. Она тоже ничем ему не обязана, но так боится остаться одна
Мне отец ближе, чем мать, хоть я и люблю обоих.
Шерон всегда искренне выражала свои чувства, особенно с Таной, и к концу первого месяца они поделились друг с другом многими секретами, однако о своей главной тайне Тана не упоминала. Говорить об этом ей до сих пор было очень непросто.
Оставалось всего несколько дней до Хеллоуина, и Шерон ломала голову над карнавальным костюмом. Праздник Всех Святых планировалось отметить с мужским колледжем, расположенным в этом же округе.
Ума не приложу, кем нарядиться? Шерон лежала на кровати и озабоченно хмурила брови. Может, черной кошкой? Или накинуть белую простыню и сделать прорези для глаз, как у куклуксклановца?
Вечеринка намечалась на территории их колледжа, так что девушки могли пойти туда одни, без сопровождения. Это было очень кстати, так как ни Шерон, ни Тана не завели пока никаких знакомств. Студентки держались от них из-за Шерон на расстоянии, хотя и вежливо. Преподаватели были холодно-любезны и старательно делали вид, что не замечают чернокожую девушку. Ее единственной подругой была Тана, и в результате тоже оказалась в изоляции, все сторонились ее. Если ты якшаешься с неграмиприготовься к положению отверженной. Шерон не раз пыталась внушить ей это, причем нарочито резко, но Тана всякий раз разгадывала ее хитрость и смеялась:
Перестань кипятиться!
Какого дьявола ты привязалась ко мне? Иди к своим белым! Дура набитая!
Верно! Такая же, как и ты, то есть два сапога пара.
Нет, пока нет! Ты одета как пугало огородное, и без моих платьев и квалифицированных советов тебе не обойтись.
Да, опять рассмеялась Тана, ты права! Значит, тебе придется многому меня научить.
Девушки никогда не скучали, не ругались, смех не затихал в их комнате. Шеронэнергичная и живая, что называется, «с огоньком» постепенно возрождала Тану к жизни. Порой они засиживались допоздна, шутили и смеялись до колик в животе. Шерон обладала хорошим вкусом: таких нарядов Тана еще никогда не видела. Поскольку девушки были примерно одного роста и сложения, спустя недолгое время их вещи перестали делиться на «твое» и «мое»: каждая надевала что хотела.
Ну так что? Ты уже решила, какой костюм наденешь на Хеллоуин? поинтересовалась Шерон, подув на ногти со свежим ярко-оранжевым лаком, очень эффектно смотревшимся на ее смуглых руках.
Тана равнодушно пожала плечами:
Не знаю надо подумать.
Что значит «подумать»? Некогда думать, пора действовать! А может, ты не хочешь идти?
Да, не хочу и не пойду.
Боже правый! Но почему? Шерон обескуражил ее ответ: Тана не была замкнутой, прекрасно реагировала на шутки, любила посмеяться. Ты что, не одобряешь этот праздник?