Погоди, погодиЛукас плетется за мной.
Схватив вдруг меня за запястье, рванул на себя. Мы синхронно посмотрели вниз, на его руку, что обхватила мою.
Отпусти, убирая покатившуюся слезу со щеки, говорю.
Подожди что это? Блэнкеншип знатно хмурится, разглядывая отметины под изысканным браслетом.
В порыве исступления я и не заметила, что так по-садистски впивала украшение себе в кожу, что выступило несколько капель алой крови. Они размазались по кисти, хорошо выделились интенсивным цветом на фоне светлой кожи.
Ты себя специально ранила?
Я отпираюсь, качнув молниеносно головой.
Дай мне уйти.
Ладонь Лукаса возносится к локтю, дабы не делать больно. Я напрягаюсь, чтобы не зареветь. Он так внимательно рассматривает сначала левое мое запястье, а потом поднимает вторую руку и делает то же самое с правым. Пальцем дотрагивается до мелких ран под браслетом. Я вздрагиваю от малозначащей боли.
Извини, говорит он сердечно, его пальцы касаются моих скул, и Лукас смахивает очередную порцию слез, не задержавшихся под ресницами.
Я отпихиваю его от себя с присущей мне в данный момент злостью.
Не делай! Не делай так! Не притворяйся, что тебе не все равно!
На удивление, Лукас даже не опьянел. Я захожу в спальню, не зашторенные окна которой выходят на оживленный в ночи проезд. Он соблюдает тот же курс.
Мне и не все равно, Ева. Это ты испортила все, голос его больше напоминает хрип.
Стащив чемодан с верхней полки шкафа-купе, оборачиваюсь к Блэнкеншипу, готовая воевать с ним, если необходимо, но лишить его этой чертовой эгоцентричности.
Неужели? Давай я напомню тебе, что после совместной пробежки в Монти в этот же день ты строчил сообщения своей бывшей подружке! размахиваю руками; меня распирает от несправедливости Лукаса ко мне. Она прислала тебе ваши общие фотографии, где она лежит возле тебя оголенная, а ты ее обнимаешь. И что написал ты? «О, да, ты очень горяча»?! воссоздаю в памяти прочитанный месседж.
Британец зажал между ладонями нос и громко выдохнул. Спустя несколько мгновений, прежде чем начать высказывать свою точку зрения, он пресекает все мои попытки сложить одежду в чемодан. Он цепляется в мои руки выше локтей и окидывает пылающее лицо пронзающим недобрым взглядом.
Господи, выдавливает Лукас слова, словно зубную пасту из практического пустого тюбика, да я просто дурачился. Зачем ты вообще копошилась в моем ноутбуке?!
Стараюсь вырваться, однако это так же маловероятно, как и лезть из кожи вон, чтобы самостоятельно выбраться из колодца. В настоящую минуту захват Блэнкеншипаспартанский.
Я просто включила музыку, понятно? А потом так получилось! Ты ушел, оставил мне жалкую записку с десятком букв Чего ты ждал?
Как минимум того, что ты не станешь рыться в моем лэптопе!
Я и не рылась!
Повышенные тона, судя по всему, в ближайшее время вынудят персонал отеля подняться к нам. Опасение услышать стук в дверь сковывает. Я настолько раздражена, что не потреплю, если меня отчитают. Хотя сомнительно, что кто-то выразит претензии спутнице Лукаса Блэнкеншипа.
А что же ты делала? Что?
Волнистые, не до конца высохшие, волосы спадают мне на лоб, когда все же удается обрести свободу. Я отхожу назад, чтобы у Лукаса вновь не вышло сцапать меня.
Ты написал Джо, что трахнул бы ее, «как следует»! я заплакала еще отчаянней. Снял бы это на камерувсхлипывая, опускаюсь на прикроватную тумбу, старинный светильник скользит по деревянной поверхности, встретившись с моей спиной. Ты написал что снял бы это на видео
Лукас в два счета оказывается рядом и, согнувшись, встряхивает меня, словно тряпичную куклу.
Это просто сообщения. Я не собирался ничего из этого исполнять. От Блэнкеншипа немного разит спиртным, но густой и благородный аромат парфюма все-таки доминирует. Мы иногда переписываемся с Джорджи, но у меня ничего нет с ней. И быть не может. Все кончено. Ты внимательно читала? он хмурится, издевательски вопрошая. Я написал, что отправил бы потом видео Чарли, к которому она от меня ушла. Это несерьезные слова с моей стороны.
Я поднимаюсь на ноги, Лукас убирает руки. Принимаюсь ходить из одного угла в другой, как тигр в клетке. Накатывает нестерпимая волна боли, смывающая остатки здравого смысла, и тогда я сбрасываю с коричневого комоданапротив кроватиличный блокнот, туалетную воду Лукаса и его электрическую бритву. Флакон с духами попадает на плотный узорчатый ковер и благодаря этому остается целым.
Окна. Нужно открыть окна, иначе я задохнусь. Это не яя с такой силой не умею ревновать. Вот что означает любовь? Душевные муки? Быть в кого-то влюбленнымзначит непрестанно ревновать этого человека?
Схватившись за голову, подаюсь назад.
Зачем ты ездил к Джорджине? смаргивая слезы, я смотрю на него и стискиваю «намертво» кулаки.
Ты знаешь, зачем, заведя руки за голову, Лукас скрестил пальцы на затылке.
Он ходит туда-сюда по этой небольшой комнате, не желая на меня взглянуть.
Зачем? настаиваю я тверже.
Англичанин вспыхивает негодованием.
Да потому что ей плохо было!
Но она бывшая! Быв-ша-я, Лукас! кричу, подойдя ближе. Что, если я буду поступать так же, как и ты?
Скорее всего, не нарочно, но он ядовито ухмыляется, выдав с целью обидеть меня язвительным тоном:
У тебя никого не было до меня.
Он подчеркивает важностью последнее слово, наконец, остановив глаза на мне. Понимание озаряет, и Лукас неспешно, чтобы не спугнуть, возвращает руки в прежнее положение.
Ева
Забыв о не подготовленном багаже, я проношусь мимо Блэнкеншипа в другую комнату, забираю с кровати свой телефон и мчусь к парадной двери. Сдергиваю куртку с вешалки, надеваю без промедления темно-коричневые тимберленды.
Ну, я же правду сказал, оправдывает себя Лукас, следуя за мной повсюду.
Ты сказал это так, будто я никому не нужна, кроме тебя!
Я погорячился, я не это имел в виду. Он останавливает меня, когда я уже берусь за ручку двери. Ева, постой же!
Я поднимаю голову, чтобы на него посмотреть и выслушать, что он собирается мне сказать. Во мне больше снисходительности, чем в нем. Лукас не может разрешить говорить кому-то, помимо себя, если зол.
Да, мы с Маркусом, ровным голосом начинаю, потому что Блэнкеншип не решается завести речь, целовались. Два раза, выставляю указательный и средний пальцы перед собой. Теперь ты это знаешь. Но ничего больше не было, тебе ясно? Так получилось Я не хотела Я думала о тебе
Он обрывает меня:
Думала обо мне? дерзкий, неуважительный смешок.
Дай мне договорить, облокотившись о дверь, я нахмуриваюсь и упираю одну ладонь в бедро.
Лукас вбирает воздух в себя носом и прячет ладони в карманах строгих брюк. Сощурившись, я по-своему рассуждаю:
Ты выставляешь меня чудовищной
И вновь он перебивает меня:
Если ты еще не вычеркнула из головы нашу с Джо переписку, то имеешь полное представление, как я отношусь к изменам, сухо и притупленно.
Я хочу что-то сказать, но лишь открываю рот первые две минуты, точно рыба, выброшенная на берег.
Ч-что?.. Я не изменяла тебе!
Сможешь доказать? Лукас машет рукой в сторону, оставаясь хладнокровным. Люди будут думать иначе. Ты понимаешь, как я опозорен?
Ахнув, я кидаюсь на него, ударяя руками по груди, будто бы сделанной из железа. Я его бью, мне кажется, так сильно, так больно и по-дьявольски, но Блэнкеншип, можно подумать, прирос к полу.
А как опозорил меня ты?! Весь универ слышал, как ты усомнился во мне!
Лукас сохраняет невозмутимость, наклоняет голову, хрипит:
И это происходит снова.
Возобновив серию ударов, воображаю Блэнкеншипа боксерской грушей. От рыданий горло свело судорогой. Я плачу от обиды, от усталости, от холодности Лукаса. Это все навалилось. Моя сказка обернулась кошмаром. Счастливая мелодрама стала фильмом ужасов. Я рыдаю взахлеб, потому что мне нелегко смириться с этим.
Бить Лукаса снова и снова, чтобы остудить пыл
Он неожиданно прихватывает мои запястья и кончает со всем. Я трясусь, потому что он меня довел.
Почему ты забываешь о том, что ты сделал со мной? Это не настолько важно, потому что яникто?
Британец изнуренно вздыхает.