- Вот, - Саня вздрогнула и обернулась. Перед ней стояла кружка, белая, с синим логотипом, рекламная. На столе стояла тарелка с печеньем, а сам стол был чисто вытерт. А хозяин квартиры устроился напротив нее, с другой, но похожей кружкой.
Смотреть в окно уже хватит, разглядывать кухнювсе еще неловко. И Саня, собравшись с духом, посмотрела на мужчину напротив.
Здесь, в городе, он выглядел старше. Ему явно хорошо за тридцать, или даже, может быть, под сорок. В углах губ залегли неуступчивые складки, под глазами тени, серая рубашка и джинсы, часы на запястье. Взрослый уставший мужик. Совсем не похожий на веселого беззаботного Сашу, с которым она
- Любишь курабье?Саша кивнул на тарелку.
- Нет, спасибо, я вообще мучное не очень.
- Может, ты и чай черный не очень?
- Да, я больше травяной люблю.
- Ну извини!
- Ничего. Спасибо, мне пора, - резко, решившись, встала. И так же резко вышлаблаго, пространство кухни это позволило, да и сидела она у входа. Но Саша нагнал ее в прихожей. Его рука потянула на себя куртку, которую Саня снимала с крючка.
- Зачем ты приехала?
Очень удобно, что она стоит спиной. Саня несколько раз моргнула. В конце концов, тушь водостойкая и не должна потечь. Ей бы главное с голосом совладать. И что-то соврать убедительно и быстропро конференцию, про Ромку. Про то, что заблудилась, про да про что же?!
- Соскучилась
- Правда?он отпустил куртку и как-то вдруг оказался рядом, так, что его выдох почти ощутимым прикосновением прошелся по шее.
- Нет, неправда!это мука какая-то! И она резко оборачивается. Все к черту, надо просто в глаза посмотреть! Чтобы сам послал к черту. Чтобы ампутировать это раз и навсегда.
- Правда - потрясенно выдыхает Саша. И в следующую секунду ей можно уже не переживать, что он заметит ее слезыСаша крепко прижимает ее голову к своему плечу. И другой рукой прижимает ее к себе всю.Я тоже... ужасно просто соскучился.
Черт, Саша, ну кто из нас самый взрослый и умный?! Саня хотела поднять голову, но он ей не далприжимал крепко. Зато ей было отлично слышно, как колотится его сердце. Бух-бух, бух-бух, бух-бух. Спрашивать пришлось туда же, в район сердца.
- А почему тогда ты не попросил у меня номер телефона?
- А сам не знаю, почему, - шумно выдохнул Саша.Вот сколько себя спрашивалне поверишь, не мог объяснить. Хотел ведь. И черт его знает А потом у Генки спрашивала он не дал.
Вот тут Саня все же смогла преодолеть давление его рук и поднять голову:
- Спрашивал? И ты тоже?!
- И ты?у него совершенно ошалевшая улыбка. И куда делись неуступчивые складки в уголках губ. И куда исчезли тени под глазами?
- Что он тебе сказал?!
- Что что ты слишком хороша для такого потрёпанного жизнью типа как я.
- Болван!
- Зато я хорошо делаю куни.
- Я не про тебя!Саня одновременно смеется и заливается горячим румянцем.
- А тебе он что сказал про меня?
- Неважно, - бормочет Саня.
- Ну а раз неважно - куртка остается висеть на вешалке, чайстыть в чашках, а курабье бакинское остается нетронутым до поры на тарелке. Пока хозяин квартиры и его гостья жадно целуются в прихожей.
***
Если бы он знал, что она приедет, он бы устроил накануне генеральную уборку. Если бы он знал Если бы он мог предположить
Но к беспочвенным фантазиям Александр Оболенский никогда не был склонен. Наверное, именно поэтому его тогда так шибанулов «Лосиной гриве». Пятнадцать лет ухнувшего в унитаз полгода назад брака не подготовили его к такому.
К обнаженной девушке в горячей купели на заднем дворе гостиничного корпуса. Как он тогда не споткнулся, не упал, как говорить смогнепонятно. Потому что когда ты сбегаешь из города к хорошему другусбегаешь в попытке сбежать от себя, от своей, покатившейся под откос жизни, от своих сомнений, от пустотыто последнее, что ты рассчитываешь увидетьвот это.
Вот ЭТО.
Под шатром темного с россыпью звёзд неба, в воде, от которой поднимался пар, сидела девушка. И выглядела она так, будто мира вокругс сотовой связью, выхлопными газами, трансокеанскими перелетами и социальными сетямине существовало. Пепельные волосы, потемневшие у кончиков, широко распахнутые голубые глаза, как резцом изваянные плечи. Идеальной формы и грудь и соски, аккурат над верхним краем бочки.
И голос. У нее он хрипловатый и и Саша чувствовал себя в тот момент идиотом. Полным идиотом. Полнейшим идиотом с эрекцией.
Впервые за почти год он почувствовала ЧТО-ТО. Что-то, отличное от тоски и безысходности.
И это было только начало.
Кто бы ему сказал, что голая дева в бочке с горячей водой под звёздным небомэто только начало.
Когда она взлетела на бортик бочки и развела ногивот тут наступил полный
Полнейший Сашкин личный Апофегей.
Пятнадцать лет он был женат на одной женщине. Он был верен ей. Более того, он вообще не знал других женщин, они были друг у друга первыми, Ира была его единственной женщиной. Он думалединственной на всю жизнь, и был не против этого. Да мало ли что он думал
В общем, жизнь его к такому не готовила. К тому, что прекрасная обнаженная девушка вынырнет перед ним из купели с горячей водой. И раздвинет ноги.
Он же женатый мужик. Пусть и с приставкой «экс». Но женщину он видел.
А получается, что нет.
Такой красивойникогда. Ира, прости. И чтобы ноги раздвинула и можно вот так посмотреть в женское естествоникогда.
А там так красиво что просто вышибает дух. По крайней мере, Саше в тот момент отшибло все. Кроме простейших животных инстинктов. И как он не снасильничал над ней прямо там, под звёздным небомэто вопрос вопросов.
Но удержатьсясил не было. Да и желания не было. Точнее как раз желание было. Да это даже желанием назвать был нельзя. Какая-то дикая первобытная жажда, горячая и всепоглощающая, как лесной пожар. В котором сгорает все. Саша и предположить не мог, что способен на такой пожар.
И все потому, что она была рядом. Совсем другая. Словно Нет, слов не находилось.
Он был женат пятнадцать лет. Он и предположить не мог, что женщина может быть такой.
Не такой, как он привык. По молодости у них с Ирой было еще кое-как. Хотя Саше было постоянно мало. И хотелось большегои чаще, и чтобы она отдавалась, а не терпела. Думал, он что-то не так делает, старался. Прелюдии по полчаса, его вопросы: «Тебе так хорошо?», « А тут приятно?», «А как надо?». Иногда Александру казалось, что ее оргазм нужен ему больше, чем Ире. Кончала она только от языка, да и то не каждый раз. А чаще всего сердито отпихивала со словами«Все, я больше не хочу. Давай побыстрее». И давал побыстрее, потому что хотелось же все равно. А потом беременность, родился сын, и все стало еще сложнее. То ей больно. То грудь ноет. Терпел. Но даже когда сын подрос, и уже не должно быть ни «больно», ни «ноет»радость в интимную жизнь так и не вернулась. Даже та небольшая, что была до Ириной беременности. Ну и ладно. Не сексом единым жив человек, в конце концов. У них семья, дом построили, у Саши работа ладится, сын подрастает и радует. А что до того, что секс раз в месяц и это реально похоже на супружеский долгоднообразно и в виде одолжения. Ну, не может быть все хорошо в жизни.
Оказалось, что и не было все хорошо, и образцовый брак треснул. Без предупреждения, внезапно. И потонул, как «Титаник».
А спустя десять месяцев после того разговора, когда жена ему сообщила, что все не так, как он себе представлял - так вот, спустя десять месяцев после этого разговора и спустя полгода после получения документов о разводе Александр Оболенский наконец изменил жене. И как изменил
Тридцать пять лет ему уже стукнуло. Пятнадцать лет женат был. И не представлял, что близость с женщиной бывает такой. Обжигающей, сладострастной, сбивающей дыхание. И что женщина может быть такой.
Красивой. Жаркой. Готовой. Желающей близости. Он не мог описать одним словомкакой. Когда она ластится и тянется к твоим рукам. Когда сама целует. Когда дрожит и стонет от твоих прикосновений. Когда хочет тебя и не стесняется показать. Да какое там стесняется
Когда она сама насаживалась на его пальцы, а он заворожённо смотрел. Как это все происходит. И поверить не мог, что так бывает в жизни. Что сама и так кайфует только от рук а если