Он взял меня за руку и повёл по коридору в свою комнату. Думаю, что он был прав. Я была на пороге величайшего из зевков. Даже мои кости чувствовали усталость и похмелье. Несмотря на то, что я выпила только один бокал вчера вечером. Кажется, у скандинавов есть слово для обозначения беспокойства после разврата. Возможно, и со мной тоже самое. Даже не говоря об алкоголе, я определённо была развращена. Откровенно говоря, прошлой ночью я была так развращена, что была бы удивлена, что у меня остались силы для ещё одного забега. Боль между ног была доказательством этого. Кроме того, я была эмоционально выжата, после того как выплакала все слёзы. Это имеет смысл.
Его спальня была просторной, с высоким потолком и тёмно-зелёными стенами. Большая кровать была не заправлена, белые простыни лежали в беспорядке. Похоже, я не единственная, кто ворочался. На стене висела картина с изображением птиц ибис и смоковницы. Выглядело мило.
Давай, сказал он, ведя меня к матрасу. Он передвинулся в середину и лёг, притягивая меня к себе. Очень близко. Подушки были аккуратно убраны, затем одна его рука скользнула мне под голову, вторая на живот.
Я лежала с Питом в его кровати. Как неожиданно.
Всё нормально? спросил он.
Да.
Он прижался ртом к голой коже моего плеча.
Спи, Адель. Со всем остальным разберёмся позже.
Мне хотелось сказать, что я не могу успокоиться, и то, что он держит меня, кажется неправильным. Но это не так.
Даже при свете, льющемся из французских дверей, я мгновенно уснула.
***
Я проснулась одна, двери спальни были закрыты. Будильник на тумбочке показывал четыре часа дня. Чёрт возьми, я проспала целых десять часов. Должно быть, я действительно устала. На простынях ощущался запах Пита и было очень соблазнительно просто полежать так подольше. Моё платье, конечно же, помялось. Божьи коровки уже не были такими же весёлыми, как раньше. Хотя это и не подняло моё настроение с утра. Некоторые вещи не поддаются ремонту, даже при помощи платья с карманами.
Я вышла за запахом еды в главную комнату. Пит стоял на кухне, моя деревянную доску в раковине. Что-то определённо стояло в духовке. Что-то очень хорошее.
Пахнет воскресным жарким, сказала я.
И оно будет готово очень скоро.
Ты спал?
Да, ответил он, вытирая руки о полотенце. Проснулся пару часов назад. Подумал, что тебе нужно будет поесть, прежде чем ты уедешь.
Я остановилась.
Если ты уедешь.
Я проголодалась. Хорошая мысль.
Он кивнул.
Позволь мне всё прояснитья не хочу, чтобы ты уходила. Но на всякий случай, я проверил твою машину на наличие масла и воды. Она могла легко перегреться здесь летом. К тому же, тебе захочется, чтобы кто-то проверил шины, после того, как вернёшься домой. Передние выглядят немного изношенными.
Спасибо, ответила я. Так и сделаю.
Я обняла себя, не зная куда девать руки. То, как он смотрел на меня, вытащило все нервы на поверхность. Боже, могу я немного отдохнуть. Расслабиться. Эта ситуация и вся неопределённость заставили меня задуматься. Когда человек, в которого вы влюблены уже целую вечность, наконец обращает на вас внимание, это может быть как хорошо, так и плохо. Я просто привыкла к тому, что с моей стороны существует неразрешённое сексуальное напряжение. Но быть с другой стороны это что-то совсем другое. Льстит, отвлекает, подавляет. Не знаю.
Что ты на самом деле хочешь от меня, Пит?
Я уже говорил. Он подходил всё ближе и ближе. Затем он разомкнул мои руки и держал их в своих руках. Оставайся подольше, Адель.
Обычно у меня не было проблем с дыханием.
Посмотрим, что из этого выйдет.
Ты знаешь, что из этого выйдет, ответила с сомнением в голосе. Мы снова займёмся сексом. Ты слетишь с катушек и, возможно, на этот раз решишь, что обмен телесными жидкостями со мной был худшей ошибкой в твоей жизни. Тогда мне придётся снова наорать на тебя и сбежать. Честно говоря, это утомительно.
Звучит очень сложно.
Не смейся надо мной.
Я бы не посмел. Он пытался скрыть улыбку. Придурок. Что если мы попытаемся отложить экзистенциальный страх и то, что ты меня оскорбляешь, и просто будем наслаждаться обществом друг друга?
Ты действительно одержим своим экзистенциональным страхом, да?
Меня никогда раньше в этом не обвиняли. Думаю, это звучит по-философски, не так ли?
Он наклонился и оставил мягкий поцелуй на моей щеке. От его близости у меня закружилась голова. Ощущать его дыхание на своём лице, его тело рядом с собой. Это доставляло удовольствие. Думать о чём-то другом было сложно.
Ты пытаешься быть милым, сказала я.
Мне нельзя быть милым?
Смотря для чего. Ты пытаешься быть милым, надеясь, что это приведёт к сексу?
Он фыркнул.
Я пытаюсь быть милым, потому что понимаю, что вёл себя, как осёл с тех пор, как ты приехала и хочу загладить свою вину.
Я ничего не ответила.
Сейчас ты не очень высокого мнения обо мне, да?
Я знаю, как ты действуешь, приятель. Знаю, какой ты с женщинами. Я немного отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза. В основном, на его лице всё ещё читалось изумление, в изгибе его губ и во всём облике. Но в его взгляде был намёк на беспокойство. Хорошо. Ты очень, очень мил с ними. Это уравновешивающий акт, когда ты держишь их физически близко, но ты далёк от них, как эмоционально, так и умственно. Затем надеваешь ярлык «непостоянный», чтобы быть в безопасности.
Он прищурился.
Я так делаю, да?
Ты знаешь, что делаешь. Если ты не можешь быть честным со мной, то нам не о чем говорить.
Подожди. Он крепче сжал мои руки, поднёс их ко рту, затем прижал к груди. На лице серьёзное выражение и он уставился на меня. Хорошо, Адель, допустим, что ты права. Но в любом случае, это дерьмо не сработает с тобой. Видимо, ты слишком хорошо меня знаешь.
Так какой у тебя план?
Нам нужно время, чтобы узнать друг друга как взрослые.
Я подумала над этим.
Мои чувства к тебе не случайны. И никогда не были.
Я знаю, ответил он подавленным голосом. Но я не знаю куда это приведёт.
Справедливо. Мы знали друг друга очень давно, но секс в наших отношениях был чем-то новым. На этом этапе никто не мог дать гарантий. Никто, если они честны. Но страх и беспокойство продолжали бурлить внутри меня.
Тут было над чем поразмыслить.
Накорми меня и посмотрим.
***
Мы накрыли наш ранний ужин на задней террасе в тени. Солнце всё ещё стояло высоко в небе и солнцезащитные очки были просто необходимы. На столе стояла жареная свинина с домашним яблочным соусом, картофелем, морковью и бок-чой (прим. китайская капуста). Я ела с целеустремлённой решимостью человека, который не только избегает разговоров, но и голоден.
Что думаешь? спросил он, когда я доела последний кусочек.
Однажды ты станешь кому-то хорошей женой, ответила я, поднимая в его сторону бокал с холодной водой.
Он улыбнулся.
Я возмущён тем, что ты пытаешься навесить на меня ярлык со своими гендерными нормами.
Помнишь, когда ты жил в сарае и всё что у тебя было это старое барбекю? спросила я. Ты готовил нам шашлыки из рыбы с ананасами, и кукурузу в початках иБоже, не знаю, что ещё. На любой вкус каждую ночь.
Мне нравиться хорошая еда.
И папа удивлялся, почему я редко ем дома.
Извини, красотка, сказал он. Но твой отец ни хрена не умеет готовить.
Мы оба замолчали на мгновение. Может быть от смеси шока, когда он так меня назвал в сочетании с упоминанием отца.
Он думал, что, купив вегетарианскую пиццу, я съела порцию овощей, проговорила я. Почти уверена, что это было сделано, чтобы я ответила положительно, когда позвонила мама и спросила о моём самочувствие.
Возможно, это и сработало бы, если бы ты не убрала половину начинки.
Я скорчила гримасу.
Только перец и грибы. Они ужасны.
Я помню, как пытался научить тебя готовить.
Я не так плоха, ответила я. Не все так хороши, как ты, но я справляюсь.
Или ты всё ещё ешь хлопья на ужин? Уголок его рта приподнялся и мне захотелось увидеть его глаза, спрятанные за очками. Скажи мне правду.