Выветрился отсюда, додик, Никита отталкивает Валика в сторону и смотрит на меня теперь открыто. Без преград в лице других людей.
Слыш, борзый. Ты иди, блин, к своим псам цепным, а со мной говори уважительно.
Здесь мне становится страшно, потому что Никита просто касается его ладонью, а Валик летит с такой скоростью на спину, что нет никаких сомненийпротрезвеет за секунды.
Я с трудом сглатываю, переводя взгляд в напряженные голубые глаза. Сейчас они жалят. Больно жгут. Несмотря на арктический холод.
6
СВЕТА
Я буду тонкой нитью на твоем запястье.
Не снимай меня, не позволяй упасть мне.
Я буду тонкой нитью, чуть заметно красной
Не снимай меня, не убивай напрасно.
Мария Чайковская.
Он не пытается со мной заговорить. Просто смотрит. Но по пульсирующей на широкой шее жилке, я понимаю, что мне как минимум гайки, как максимум, я теперь отхвачу по-настоящему.
Таким свирепым я Никиту не видела никогда. Валик встает, отряхивается и пытается подойти к нам, но одного лишь взгляда мужчины хватает, чтобы он замер на месте. Взмах рукойохранники уводят брыкающегося парня в сторону выхода. Никита медленно разворачивается ко мне. Мой взгляд скользит по окровавленной рубашке, теперь я понимаю, что кровь не его, по крайней мере, никаких повреждений не вижу. Да, руки стесаны, но не больше.
Какого, мать твою, черта ты творишь, Света? Совсем мозги растеряла в своих притонах?он говорит негромко и не тихо, но тон холодный, отчуждённыйй. Как будто я ему никто. В нем нет нежности, нет той ласки, что обычно звучала даже тогда, когда я творила реальную чушь.
Никита хватает меня за руку и кидает охранникам скупое.
Аишу забрать, остальных развести.
В этом строгом голосе звучат стальные нотки, вынуждающие меня "захлопнуться и не отсвечивать", как любит говорить папа тем, кто его раздражает. Таких словечек в моей речи хватает с лихвой, несмотря скрупулезные попытки мамы искоренить их. Повторюсь, это бесполезно, потому что я Рашидова. Стрелять из ружья? Запросто. Метать ножи? Проще простого. Смотреть матом? Легко.
Меня вдруг пробирает. Вся моя сучья натура вылазит наружу. Хочется треснуть ему, отвесить звонкую оплеуху.
Отстань от меня! Козел!
Бронепоезд не остановить, захват усиливается, как и боль в ноге. Я оступаюсь на каждом шагу, но Никита молча тащит меня за собой сквозь толпу людей, дрыгающихся как сосиски. Музыка настолько бьет по ушам, что мой голос тонет, разумеется, Никита ничего не слышит.
Я дергаю его за рукав, но он не реагирует, лишь сильнее сжимает мою многострадальную кисть. Уже на улице, на заднем дворе клуба, где парковка для своих, он резко разворачивается и припечатывает меня к стенке. Ноздри раздуваются. Взгляд темнеет. На улице так тихо, если сравнивать с тем, что было внутри, что даже собственные мысли кажутся громкими. Я смотрю в небесного цвета глаза и понимаю, что хочу ударить этого сухаря и одновременно обнять. Поцеловать и перегрызть глотку. Эти крайности мне заложены с детства.
Отпусти меня,шиплю и смотрю в вырез рубашки. Пара пуговиц содрана с корнями. Я вижу тонкую поросль черных волосков, уходящих вниз по накаченной груди.
Нет, не отпущу. А теперь слушай меня сюда. Я тебе не папа и даже не мама, со мной, на хрен, разговор короткий. Ты либо включаешь мозг,тыкает указательным пальцем в мой лоб так сильно, что голова отскакивает назад, но мужская ладонь, которая умещается прямо за моим затылком, не дает столкнуться с бетонной стеной. Либо я тебе устрою такую сладкую жизнь, что выходить на улицу будешь только после моего разрешения. И под чутким контролем охраны. Шаг влево, шаг вправорассматривается как попытка к бегству.
Я слушаю. Впитываю в себя информацию и понимаю, что он не просто зол, а еще и пьян. Пары алкоголя бьют в лицо.
Вспоминая все наши стычки, осознаю, что почти всегда он ругался со мной в пьяном состоянии, но даже тогда не позволял такого хамства. Стоп-кран срывает, и я кричу во всю глотку.
Пошел к черту! Кусок камня бесчувственного!толкаю его в грудь и пытаюсь вырваться.
Значит, как поздравить меня с днем Рождения, так хрен мне на воротник, а как показать мускулы и покричать, так первый в очереди? Обида жжет внутренности. Хочется развернуться и со всей силы ударить, только вот сил моих не хватит на этого амбала.
Мне прилетает быстро. За мои слова вообще ответочка почти мгновенная.
Что ты сказала? Куда ты мне послала, Света?хватает меня за плечо и втискивает в стенку. Впритык упирается в меня всем телом, грудь гуляет ходуном, как и моя. Мы соприкасаемся какими-то атомами, которые становятся причиной оглушительного взрыва между телами. Вибрации плавно растекаются по коже. Ты за базаром следи своим, принцесса, а то у меня разбег от лапушки дяди до отпетого отморозка три секунды. Я, блядь, не шучу, еще раз увижу это блядство, я тебя запру нахуй. Будешь как в швейцарской тюрьме у меня, усекла?
Ты. Мне. Не. ДЯДЯ!
Катись ты знаешь куда? В задницу! Мудак ты конченный, понял меня? Понял?!впиваюсь пальцами в грудь и пытаюсь сделать ему больно, но, увы, делаю больно только себе, ломая ноготь на руке. Он следит за моими действия и ухмыляется. Чертов придурок! Ненавижу тебя!
Зато ты у нас просто богиня, хоть завтра на панель отправляй, ну а что? Танцам обучилась, ублажать научишься. Могла и в универ не поступать. Папа еще не в курсе, что цирк продолжает гастролировать?
Все краски мигом сходят с моего лица. Что? Что он только что сказал? Отшатываюсь от него и убираю руки с тела. Пальцы покалывает от близости. Теперь вызывает отвращение.
Как он мог? Я ведья даже в уме не могу сложить долбанную мысль в кучку, потому что мысли просто не формируются. Вакуум и расползающаяся по телу боль. И так ведь ранил уже, зачем еще больше?
Видимо, изменения в моем настроении отражаются на лице, потому что мужчина напротив тоже меняется в лице и перестает меня удерживать. Подхватывает за подбородок, заставляя посмотреть на себя. В глазах уже нет той лавины гнева, на смену ему пришла горькая печаль. Никита хмурится и тихо шепчет:
Дурочка, ты понимаешь, что с тобой могло бы случиться там, будь ты одна? Зачем ты подвергаешь себя этому? Трахнули бы в коридоре и забыли. Ты думай о себе в первую очередь, а потом уже о мести или показательных выступлениях.
Читает как долбанную открытую книгу. Прикусываю губу от негодования.
Мои глаза увлажняются, но я не позволяю себе плакать, как не позволяю долго смотреть на него, потому что несмотря на боль, хочу его обнять. Но я скорее переломаю себе руки, чем первая пойду на контакт.
Светик, посмотри на меня.
Мне больше не о чем с тобой говорить, и не трогай меня, пожалуйста,отталкиваю его руку, но боковым зрением цепляю красную нить на широкой руке. Потрепанная, но не сорванная.
Горькое разочарование вместе с неконтролируемым восторгом опять прокатывается по телу. Он не снял ее. Бросаю взгляд на свое запястье. Такая же веревочка. Тяжело вдыхаю затхлый воздух и пытаюсь отойти в сторону от мужчины, но боль в ноге заставляется согнуться пополам.
Что с тобой?перехватывает мой локоть, но я недовольно шиплю.
Ничего, отвали.
Хватит, я сказал. Как это случилось?взволнованный голос раздается над ухом. Волосы на загривке становятся дыбом, пока пытаюсь дотянуться до ремешка босоножек на высоком каблуке.
Стянуть скорее адские ходули.
Отвали от меня уже!откидываю его руку, прикусывая губу. Глаза щиплет.
Никита аккуратно цепляет мою икру и приподнимает одну ногу, потом вторую, осторожно стягивая босоножки. Они оседают на асфальт. Чтобы не упасть, я хватаюсь за плечо мужчины, а сама просто мечтаю о том, чтобы пытка кончилась. Не могу я больше это все выносить! Горячее дыхание касается кожи на ногах. Он так же бережно трогает лодыжки, от чего я ойкаю.
Не спрашивая больше ни о чем, Никита резко подхватывает меня на руки.
Отпусти меня, не трогай. Я же в платье, куда ты меня поднял!
Пару минут наза тебя не волновало, что ты светила нижним бельем перед мужиками,выдерживает паузу, а затем дополняет.Не волнуйся, тут никого. А кто увидит что-то, останется без глаз.
Сухо выдает мне и спустя секунду усаживает на заднее сидение, накидывая на мои оголенные ноги свой пиджак. Знакомый запах туалетной воды вгрызается в сознание. Теперь ярче, по-особенному.