Колин Гувер - Все твои совершенства стр 2.

 А ты красивее Итана.  Мое замечание застает его врасплох. Теперь на его лице написано только замешательствовидно, решил, что я к нему клеюсь (последнее, что сейчас пришло бы мне в голову).  Это не комплимент. Просто я кое-что поняла.

Он пожимает плечами, словно ему все равно, что я там поняла.

 Просто если ты красивее Итана, то, скорее всего, твоя девушка красивее меня. Не то чтобы меня это беспокоило. Может, меня это и в самом деле беспокоит. Это не должно меня беспокоить, но все же хочется знать, нравится ли она Итану больше меня. Из-за этого ли он мне изменяет. Возможно. Извини. Я, вообще-то, не склонна к самоуничижению, но сейчас я жутко зла и почему-то просто не в состоянии заткнуться.

Мгновение он пристально смотрит на меня, как будто его заинтересовала моя странная логика.

 Саша страшна как смертный грех. На этот счет можешь не беспокоиться.

 Саша?  Я недоверчиво произношу ее имя, затем повторяю его с ударением на последнем слоге.  Саша. Это многое объясняет.

Он смеется, следом смеюсь я, и это самое странное.

Смеюсь, когда следовало бы плакать. Почему я не плачу?

 Я Грэм,  говорит он, протягивая руку.

 Квинн.

У него даже улыбка грустная. Интересно, как он улыбается при других обстоятельствах.

 Я бы сказал, что рад познакомиться с тобой, Квинн, но это худший момент в моей жизни.

Горько, но правда.

 И в моей,  разочарованно говорю я.  Хотя я рада, что познакомилась с тобой сейчас, а не в следующем месяце, после свадьбы. По крайней мере, хоть не буду даром тратить на него брачные обеты.

 Вы должны пожениться в следующем месяце?  Грэм отводит взгляд.  Вот ведь засранец,  тихо говорит он.

 Это точно.  Собственно, я всегда знала, что Итан именно такой и есть. Засранец. С претензией. Но ко мне относится хорошо. Во всяком случае, мне так казалось.

Я снова наклоняюсь вперед и провожу руками по волосам.

 Господи, вот ведь мерзость.

Мама, как всегда, очень кстати со своей эсэмэской. Я достаю телефон и читаю:

Я глубоко-глубоко вздыхаю. Дегустации торта я ждала с нетерпением, считала ее самой важной частью всех свадебных приготовлений. Может, не говорить пока, что свадьба отменяется? И сказать только в воскресенье?

Снизу слышится бряканье, и я переключаю внимание с телефона на двери лифта. Они открываются, и я чувствую, что у меня в горле образуется комок. Увидев контейнеры с едой, я крепко сжимаю телефон в кулаке. Курьер приближается к нам, и с каждым его шагом мое сердце колотится все быстрее. Не сыпь мне соль на раны, Итан.

 Китайская еда? Ты что, издеваешься?  Я встаю и смотрю вниз на Грэма: он все еще сидит на полу и смотрит вверх, на меня.

Я машу рукой в сторону китайской еды.

 Это мое! Не его! Это я люблю китайскую еду после секса!  Я поворачиваюсь к курьеру, и он застывает, уставившись на меня и не понимая, идти ли ему дальше к двери.  Отдайте!  Я отбираю у него пакеты. Он даже ни о чем не спрашивает.

Я снова плюхаюсь на пол с двумя пакетами китайской еды и роюсь в них. Какое свинство: Итан просто повторил мой всегдашний заказ.

 Он даже заказал то же самое! Он кормит эту Сашу моей китайской едой!

Грэм вскакивает и вытаскивает из кармана бумажник.

Он расплачивается; несчастный курьер толкает дверь на лестничную клетку, как будто ему не терпится сбежать быстрее, чем на лифте.

 Пахнет хорошо,  говорит Грэм. Он снова садится и хватает контейнер с курицей и брокколи. Я протягиваю ему вилку и позволяю есть из контейнера, хотя курицамое любимое блюдо. Но сейчас не время жадничать. Я открываю говядину по-монгольски и начинаю есть, хотя и не голодна. Но будь я проклята, если Саше или Итану достанется хоть кусочек.

 Шлюхи,  бормочу я.

 Шлюхи остались без еды,  говорит Грэм.  Может, оба умрут с голоду.

Я улыбаюсь.

После чего молча ем и думаю, долго ли собираюсь сидеть на лестнице с этим парнем. Я бы предпочла, чтобы дверь открылась, когда меня здесь не будет. Не хочу знать, как выглядит Саша.

С другой стороны, не хотелось бы пропустить момент, когда она откроет дверь и обнаружит, что за ней сидит Грэм и ест ее китайскую еду.

Поэтому я жду. И ем. На пару с Грэмом.

Через несколько минут он ставит контейнер на пол, лезет в пакет и выуживает два печенья с предсказаниями.

Одно он протягивает мне, другое раскурочивает сам. Разломив печенье, он разворачивает полоску бумаги и читает свое предсказание вслух: «Сегодня тебе повезет в крупном деловом начинании». Прочитав, он складывает пророчество пополам.

 Самое оно. Сегодня я как раз слинял с работы.

 Дурацкое предсказание,  бормочу я.

Грэм скатывает бумажку в крошечный шарик и швыряет им в дверь Итана. Я разламываю свое печенье и достаю предсказание. «Если прольешь свет на свои недостатки, все твои совершенности померкнут».

 А это мне нравится,  говорит он.

Я следую его примеру: комкаю предсказание и швыряю в дверь.

 Яграммар-наци. Совершенства, а не совершенности.

 Поэтому мне и нравится. Единственное слово, в котором сделана ошибка,  «совершенство». Какая ирония.

Он подползает к двери, хватает бумажку и снова приваливается к стене. Бумажку он протягивает мне.

 Мне кажется, ты должна оставить это себе.

Я тут же отпихиваю его руку с предсказанием.

 Не хочу, чтобы что-то напоминало мне об этом моменте.

Он задумчиво смотрит на меня.

 Да. Я тоже.

Похоже, мы оба начинаем нервничать из-за того, что дверь может открыться в любую минуту. Поэтому мы просто прислушиваемся к их голосам и молчим. Грэм дергает нитки из джинсов на правом колене, пока на полу не образовывается кучка волокон, а колено остается почти голым.

Я беру нитку и кручу между пальцами.

 По вечерам мы обычно играли в «балду» на ноутбуках,  говорит он.  Я это хорошо умею. Это я научил Сашу играть, но она всегда выигрывала. Каждый вечер, блин.  Он вытягивает ноги. Они намного длиннее моих.  Это производило на меня впечатление, пока я не увидел в ее банковской выписке плату за игру в восемьсот долларов. Она покупала дополнительные буквы по пять долларов за штуку, просто чтобы побить меня.

Я пытаюсь представить, как этот парень по вечерам играет в компьютерную игру, но у меня не получается. Легче представить, как он читает романы, два раза в день наводит дома чистоту, аккуратно складывает носки и венчает все это совершенство утренней пробежкой.

 Итан не умеет менять колесо. С тех пор как мы вместе, у нас два раза спускалась покрышка, и оба раза ему приходилось вызывать эвакуатор.

Грэм слегка качает головой:

 Я, конечно, не ищу для этого ублюдка оправданий, но в этом нет ничего страшного. Многие парни не умеют менять колеса.

 Я знаю. Это не самое страшное. Самое страшное в том, что я-то умею. Он просто мне не разрешал, потому что ему было бы неловко стоять и смотреть, как девушка возится с колесом.

В выражении лица Грэма я вижу что-то новое. То, чего раньше не замечала. Может быть, озабоченность? Он пронзает меня серьезным взглядом.

 Не вздумай простить ему это, Квинн.

От его слов у меня все сжимается в груди.

 Не прощу,  говорю я с полной уверенностью.  Вообще больше не хочу его видеть. Я все удивляюсь, почему не плачу. Может быть, это знак.

Он понимающе смотрит на меня, и морщинки вокруг его глаз немного разглаживаются.

 Плакать ты будешь ночью. В подушку. Вот тогда будет больнее всего. Когда останешься одна.  От этого замечания мне становится совсем тошно. Плакать не хочется, но я понимаю, что теперь все это может обрушиться на меня в любую минуту. Я познакомилась с Итаном, едва поступив в колледж, мы встречались четыре года. Слишком много всего между нами было, чтобы потерять это в один миг. И пусть я знаю, что все кончено, скандалить с ним я не хочу. Хочу просто уйти и покончить с этой историей. Мне не нужен ни разрыв, ни даже объяснения, но, боюсь, ночью, когда я останусь одна, я воображу, что мне требуется и то и другое.

 Нам, похоже, придется пройти испытание на прочность.

Слова Грэма и страх, который меня после них охватывает, отходят на задний план, когда я слышу приглушенный голос Итана.