Успокоение переходит в нежный, неторопливый секс, стирающий последние слёзы и дающий надежду на будущее. Скорее всего, будет сложно, но мы попробуем. Питер не так далеко от Москвы, можно видеться пару раз в месяц.
Мы лежим в обнимку, и я любуюсь тонким браслетом на руке, подаренным после близости Даней. Он переливается в свете девяти ламп, горящих под потолком, и отбрасывает яркие блики на мою кожу.
Нравится? второй раз спрашивает Дан.
Очень. Спасибо, целую его в ключицу, прихватывая кожу губами.
Малыш, урчит от моих касаний языком. Хочешь ещё раунд?
Нет, отстраняюсь и занимаю законное место на плече. Ещё раз, и не смогу свести ноги.
Это хорошо, опускает руку и сжимает ягодицу. Будешь долго вспоминать в своей культурной столице московский трах.
Посидеть с Тошкой не удаётся. Утренний забег, перешедший в дневной заплыв, оставляет время только заехать за передачкой и нестись на вокзал. На перроне слёзы прорывают блокаду, и я заливаю ими чёрную футболку, так идущую Дане.
Ну чего ты, малыш? Я обязательно приеду. Сейчас разгребу дела, и на недельку к тебе, а там решим, кто и когда будет в гости приезжать. Семьсот километров всего, Дан гладит меня по спине, чмокает в волосы и крепко сжимает в руках, а я никак не могу от него отцепиться. Кажется, отпущу, и он пропадёт.
Кондуктор командным голосом объявляет посадку, торопит прощающихся и, с укором, смотрит на нас, а я висну, как мартышка, и не могу справиться со слезами. Не так я думала прощаться с ним. Хотела поцеловать, погладить по груди, развернуться и, виляя бёдрами, растаять в вагоне, рыдая после этого на своей полке.
Даня с трудом вползает со мной и с сумками в вагон, обещая недовольной женщине запихнуть меня на полку и немедленно выйти, что и делает, оставляя последний поцелуй и гарантируя скорую встречу, и я верю. Я всегда ему верю.
Поезд трогается, и я вцепляюсь в полку, чтобы не побежать к нему, не выскочить обратно на перрон. Так и лежу треть пути, пока руки не начинают ныть от онемения. Это сейчас тяжело, успокаиваю себя. Родные стены, друзья, подготовка к учебному году. Я справлюсь. Тем более Даня приедет. Он обещал.
В полночь меня встречает папа и радостно сообщает, что две недели я поживу одна.
Удалось достать горящие путёвки в Грецию, завтра с мамкой улетаем, делится, довольно улыбаясь. Тебя оставляем за старшую. Ты ведь уже самостоятельная.
Не волнуйся, пап. Фаню накормлю, цветы полью, квартиру не сожгу, устало отвечаю, уставившись в окно.
Устала с дороги, замечает папа. Ничего. Сейчас приедем, спать ляжешь и отдохнёшь. Самолёт у нас в семь, так что будить тебя не будем.
Дома обнимаю маму, говорю, что рада за них, что надо отдыхать, и иду в свою комнату. На кровать падаю в чём есть, принюхиваюсь к майке, улавливаю его запах и скулю в подушку, сжимая зубами кулак.
Глава 5
Мария
Утро лёгким не бывает. Для меня это утро, первое без Дани, даётся тяжело. Чтобы я не делала, зависаю, вспоминая наши дни, наполненные близостью и любовью. С моей стороны искренней любовью. Беру телефон и печатаю короткий текст:
«Доброе утро)»
Жду двадцать минут и не получаю ответа. Наверное, отсыпается после бессонных ночей. Я тоже хочу отоспаться, но болезненное давление в груди не даёт спать. Закрываю глаза и мучительно думаю о нём, вижу его, чувствую его запах.
Стараюсь себя занять делами, разбираю сумку, стираю, убираюсь в квартире, но мысли занимаются очень плохо. Теперь я знаю, что чувствовала Ленка, когда Артём после школы ушёл в армию. Она тогда плакала, не ела, не спала, перестала общаться с друзьями, а я считала её слабой. Теперь слабая я. Ленку мы потеряли, как только Артём вернулся через год с новой девкой, висевшей у него на руке. Этот подонок мурыжил Ленку до последнего, писал письма, звонил, слал смс, а сам готовил подлянку, бегая в увал к местной бабе. Результат оказался плачевным. Баба залетела, а Ленка наглоталась таблеток в день свадьбы Артёма. Никто такого не ожидал. Если бы знали, что задумала Ленка Потом раскрылся обман с ложной беременностью, последовал скандал, развод, а Ленку уже не вернуть.
Три часа дня, Данька молчит. Получила сообщение от родителей: «Долетели, разместились, всё хорошо». Повезло, что родители уехали отдыхать и не видят меня такой. Мама кишки бы на кулак наматывала, пока не вытянула всё из меня. Сейчас никто не мешает смотреть в чёрный экран телефона и ждать, когда тот оживёт. От вибрации и звонка в руке подскакиваю на месте. Время пять вечера. Это как меня отключило. Принимаю вызов и собираю в кучу свою кашу в голове.
Маха! Привет! Я всё знаю, кричит трубка голосом Арины.
Что знаешь? испуганно озираюсь и шарю глазами по стенам и потолку, ища камеры слежения.
Ты вернулась, родаки твои улетели, так что от клуба отвертеться не получится, продолжает громко фонить трубка.
Не хочу, Ариш. Устала, сил нет, хочется зарыться под одеяло и жалеть себя долго и много.
Ничего не знаю. Заеду за тобой в девять. Попробуй не соберись, выволоку в чём есть, предупреждает и отключается.
Тяну занемевшую от долгого сидения спину и иду в ванную. Спорить с Аришкой бесполезно. Она чокнутая, и может вытащить из дома даже в трусах, а не пустишь, всех соседей на уши поставит. Приняв душ, пытаюсь съесть творожок. Больше сегодня ничего не лезет. Снова смотрю на заснувший экран, и в груди режет ножом. Звонить и навязываться не хочу, поэтому откладываю телефон и привожу себя в порядок. Дудочки, короткий топ, босоножки на шпильке, для скромности лёгкая куртка и гулька на макушке. На макияж времени и желания нет, обхожусь тушью и бесцветным блеском для губ. Последние штрихи, и тишину квартиры разрывает звонок. Бегу, задевая косяки, надеясь, что это Дан.
Жду у подъезда. Спускайся, не Дан. Аришка.
Ариша с Дэном и Севой прыгают вокруг машины, нетерпеливо поглядывая на подъезд. Выхожу, и сразу попадаю в шумный салон. В руке появляется бутылка пива, музыка бьёт басами, а Аришка фальшиво подпевает зарубежной попсе. Вываливаемся у Малины, где встречаем основной костяк институтской компании. Моё появление вызывает фурор, так как в клубы я не ходок. Смешно сказать, но папа не отпускает. Не считая выпускного, это моя первая вылазка в «вертеп разврата».
Сева обхватывает меня за талию и втаскивает в полутёмное, грохочущее помещение. Музыка и гам давят на уши, горячий воздух не насыщает, а сжигает остатки кислорода в лёгких, от желания убежать колет ступни, но я послушно передвигаю ногами к свободным столам. Передо мной стоит коктейль, мелькают руки и улыбки, Аришка дёргает на танцпол, и я пытаюсь влиться в общее веселье. То ли я не правильная, то ли оставила себя в Москве, но влиться в веселье не получается. На танцполе изображаю столб, пока вокруг меня прыгают Ариша с Дэном, единственный коктейль стоит, смешиваясь с тающим льдом. Зачем согласилась пойти? Не моё это. Сижу только, порчу всем настроение.
Решаю отлучиться в туалет, а оттуда сбежать домой, отправив Аришке смс из такси. Ариша машет мне с танцпола, а я показываю ей направление в уборные и надеюсь, что она не увяжется за мной. Туалеты чистые, в тёмных тонах, как и всё в клубе. Брызгаю холодную воду на лицо и тяжело вздыхаю. В груди до сих пор тянет и отдаёт в лопатки, слёзы разъедают глаза, и я вою от состояния ненужности. Все оправдания молчанию Дани кончались, заставляя чувствовать себя круглой дурой.
Успокоившись, помахав руками на глаза, выбираюсь в коридор и, короткими перебежками, пробираюсь к выходу, боясь нарваться на знакомых. Засмотревшись на зал, натыкаюсь на чьё-то тело и по инерции заваливаюсь назад. Не падаю, благодаря чьим-то рукам, крепко схватившим за талию. Положение, в котором я нахожусь, осложняет осмотр спасителя. Всё, что я вижу, это шея и грудь в белой футболке с глубокой горловиной. У Дани все футболки тёмные, выдаёт мой больной мозг, зависший на крепкой, загорелой шее. Выставляю вперёд руки, опираясь о грудь, пытаюсь отстраниться. И вот тут меня накрывает глюк.
Даня? Данечка Ты приехал ко мне? ощупываю плечи и грудь Дана, не выпускающего меня из плена. Данечка. Вот, почему ты не звонишь. Ты всё это время был в дороге. Господи. Как я соскучилась. Думала, умру без тебя. Ты только с поезда? Устал, наверное.
Я, как слабая умом, продолжаю его щупать, боясь, что это мираж, и в довесок сглатываю слёзы и шмыгаю носом. Дан смотрит на меня с удивлением, сдвигая брови, играя желваками и прожигая чернотой. Столько эмоций сменяется на лице, прежде чем губы растягиваются в улыбке.