А вы полагаете, что уже так хорошо меня изучили? Думаете, что знаете меня лучше, чем я сам? Ламерти пристально смотрел на девушку, хоть та и не поворачивала головы.
Я бы не стала этого утверждать, хотя знатоки человеческой натуры полагают, что со стороны порой лучше можно судить о человеке, чем он сам о себе судит. Но, думаю, в этом случае вы вряд ли найдете что возразить мне. Разве я не права?
Если и правы, то лишь отчасти. Вы проницательны, и все же, пока не до конца разобрались во мне. Я соглашусь с вами в том, что не могу любить другого человека, но и себя самого, надо полагать, я также не способен любить. Я могу потакать своим желаниям, добиваться своих целей, невзирая ни на что, но все же это вряд ли можно назвать любовью к себе.
Да, пожалуй, задумчиво согласилась Эмильенна. Любовь всегда возвышает человека над собой, неважно любовь эта к себе или к другому. В слепом же потакании собственным прихотям и страстям нет истинной любви, лишь суетное себялюбие. Странно, что вы это тоже понимаете.
Я понимаю. Я отлично знаю себе цену, не заблуждаюсь на сей счет, не лицемерю и никогда не стараюсь казаться лучше, чем есть. И все же Арман взял девушку за подбородок, повернул ее лицо к себе и заглянул в глаза. Я хотел бы знать нравлюсь я вам или нет?
Вам ответить честно?
Сегодня вы удивительно честны и откровенны со мной. Продолжайте в том же духе.
Возможно, вам покажется странным, но именно сейчас вы нравитесь мне больше, чем за все время нашего знакомства.
Это из-за романтического настроения, которое навеивает Нотр-Дам?
Если он и навеивает особое настроение, то не только мне. Вы сейчас тоже не такой, как обычно.
А какой? разговоры о самом себе всегда были приятны Ламерти, как любому эгоисту, но в данном случае им владел особый интерес.
Задумчивый, спокойный, не добрый, но и не злой. Мне не страшно рядом с вами. Впервые не страшно.
Это еще почему? Арману нравилось внушать девушке трепет, и он не желал так легко расставаться с этой ролью.
Я сама точно не знаю, просто чувствую. Вы хотели честности с моей стороны. Я не лгу, но могу заблуждаться, Эмильенна с нежностью провела рукой по страшной каменной морде химеры.
Я похож на нее? проворчал молодой человек.
Отчего вы так решили? удивилась девушка.
Такой же ужасный, но спокойный и настроенный на созерцание.
Эмили улыбнулась сравнению. Улыбнулась оттого, что нашла его удивительно метким. Чудовище подпирало лицо руками и задумчиво смотрело вдаль. Оно не внушало ужас, напротив, скульптор удивительно передал в нем настроение, схожее с тем, в котором пребывали Арман и Эмильенна.
Это все собор, вы правы, тихо проговорила девушка. Нельзя находится на крыше Нотр-Дам и оставаться таким же, как внизу. Здесь мы ближе к Богу. И вы тоже, хоть и не осознаете этого.
А вы, несмотря на ваш ум, полагаете, что чем выше, тем ближе к Богу?
О, нет! К Богу нас приближает не расстояние до неба, а величие его творенийсамого прекрасного города в мире, который открывается нам с крыши самого прекрасного собора. А еще ветер, небо, звезды, облакаВсе мирские заботы и тревоги остаются внизу, здесь мы заглядываем в глаза вечности, а потому и меняемся. Пока мы здесьмы другие. Как бы я хотела никогда не спускаться!
Возможно, я бы тоже этого хотел, самое удивительное, что сказано это было искренне.
Однако внезапно совпавшим желаниям молодых людей не суждено было сбыться. Маленькая дверка, ведущая на крышу, открылась, и перед ними вновь предстал служитель в рясе.
Простите, мсье, но надо уже звонить к поздней мессе. Вам пора спускаться.
Да, сейчас, отозвался Арман, и обратился к Эмильенне уже в обычной насмешливой своей манере. Если вы не хотите оглохнуть, моя прелесть, то пора спускаться вниз, на грешную землю.
Волшебство развеялось, реальность вновь вступала в свои права. Эмили еще на несколько мгновений задержалась у края крыши, жадно смотря вокруг, словно вбирая в себя красоту и величие вида, чтобы навсегда сохранить их в душе. Ламерти окликнул ее, и она вынуждена была подчиниться. Дверь захлопнулась, и ночной воздух сменился затхлым запахом, а свет звезд уступил место тусклому огоньку свечи в руке служителя.
Вниз было идти проще и быстрее, чем наверх, а потому повороты винтовой лестницы, казалось, встречались еще чаще, чем при подъеме. Эмильенна шла последней, и радовалась тому, что на этот раз идет одна. Но после десятка пролетов у нее закружилась голова, нога соскользнула со ступеньки и, не успев испугаться, девушка оказалась в объятиях подхватившего ее Армана. Ламерти, вопреки ее ожиданиям, повел себя благородно и не только не воспользовался ситуацией, чтобы позволить себе какую-нибудь вольность, но даже на словах не стал дразнить бедняжку, которая и так была смущена до такой степени, что не решалась поднять глаз. Арман осторожно поставил ее на лестницу, и, поинтересовавшись все ли с ней в порядке, велел опереться о его руку. Эмили повиновалась. Лучше уж держать мужчину под руку, в чем нет ничего особо предосудительного, чем спотыкаться и падать ему на грудь.
Перед выходом из храма, девушка робко, без особой надежды, поинтересовалась нельзя ли ей остаться и поприсутствовать на начинающейся мессе.
Вы хотите созерцать этот фарс? Хотите спасать душу проповедями священника-республиканца? Эти ренегаты противны даже мне.
Вы правы. Это слишком больно! Я даже не уверена, что можно принимать Причастие из рук отступников, да простит их Господь.
Надеюсь, что не простит. Пойдемте домой, моя милая.
По возвращении, Ламерти простился с Эмильенной внизу, пожелав ей доброй ночи и выслушав ее горячую благодарность за прогулку. Эмили легкими шагами поднялась по ступенькам, и дверь ее комнаты закрылась. Арман же еще долго стоял у подножия лестницы, облокотившись руками о перила, и задумчиво смотрел наверх. Если бы он не был столь красив, в эти минуты его можно было бы принять за каменную загадочную химеру на крыше Нотр-Дам.
Глава девятая.
Поразмыслив над своими вечерними похождениями, Арман пришел к выводу, что совместная прогулка явно пошла на пользу его отношениям со строптивой пленницей, а потому он немало преуспел в реализации своего плана покорить ее сердце. Правда, надо сказать, что в последнее время он все реже думал о цели, ради которой все было затеяно, о мести и унижении дерзкой девчонки. Сама игра так увлекла его, что он почти забыл о том, какой победы хотел достичь в этой игре.
Раз прогулки на свежем воздухе, так благотворно влияют на вас, мадемуазель, стоит почаще выпускать вас из темницы, думал Ламерти. Ты любишь этот город, милая, это понятно и слепому. Что жсыграем на этой любви!
Довольный собой Арман отправился спать, заранее планируя завтрашнюю прогулку в обществе Эмили. Сама же Эмильенна не догадывалась о его планах, но так страстно желала нового выхода из дома, что невольно мечтала о нем, постоянно одергивая себя и напоминая, что это невозможно, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Однако самым смелым ее ожиданиям суждено было оправдаться. После ужина, во время которого они мало разговаривали, Арман как бы невзначай спросил:
Мне кажется вам понравилась вчерашняя прогулка?
Я многократно говорила об этом вчера вечером, а потому вы можете не сомневаться. Несмотря на ужасное положение, в котором я нахожусь, это было одно из самых ярких и сильных впечатлений моей жизни! голос девушки звучал страстно и восторженно.
Уверен, что ваша последняя реплика относится к моменту, когда вы оказались в моих объятиях, Арман все-таки не мог оставить этот эпизод без внимания и отказать себе в удовольствии подразнить ее.
Вообще-то я имела в виду закат на крыше собора, на этот раз Эмили не дала смущению овладеть собой и говорила спокойно и насмешливо. Перспектива переломать ноги на узкой лестнице, конечно, впечатляюща, но не настолько, чтобы стать моим главным переживанием.
А как же сильные мужские руки, удержавшие вас от падения в пропасть? Ламерти издевался, но достаточно добродушно.
Об их достоинствах вам лучше судить, ведь это вы их обладатель, с достоинством парировала Эмильенна.