Мы оба знаем, что они ошибаются, Мэймэй, не слушай их, открой дверь, уговаривал ее брат, убаюкивал бархатным голосом, оседавший в голове мышьяковой пылью.
Нет, помотала головой, сбрасывая наваждение, твердо сказала девчушка.
Тупая пивыругался он, ударив по двери наотмашь, но девушка четко расслышав тихое и грязное ругательство брата, обращенное к ее умственным способностям и гендерной принадлежности.
Из спальни родителей опять раздались крики. Их с Атласом препирательства и шум окончательно разбудили отца, которому теперь не заснуть без лекарств и мучится от боли. Почувствовать приливший с притоком крови к щекам стыд, девушка заткнула уши руками, выронив корзинку на пол и заляпав кровавыми брызгами свои кеды.
Мэймэй, голос из-за двери опять стал громче.
Нет! сквозь едва не пролившиеся слезы твердила она, они велели тебя не выпускать, Атлас!
Патологическая честность сестры никак не играла Атласу на руку, но ее сомнения в принятом Ашером и матерью решение подпитывали надежду, что удастся ее переубедить, в чем ему помогали усилившиеся крики отца.
Так прямо и сказали? уточнил Атлас. Велели меня не выпускать? и начал искать обходные пути к инструкциям, отданным маленькому Церберу.
Велели не открывать эту дверь, и что ты не должен из нее выйти из-за нее, задумалась девчушка и нахмурилась, посмотрев в сторону родительской спальни, откуда доносились стоны боли постепенно переходившие в животный вой.
Ашер и Шарлотта оказались очень последовательны и оставили четкие инструкции, которые девочке не обойти. По крайней мере, они так думали. Это должно было всех обезопасить на время, пока никого из старших не было дома, но мать и старший брат опрометчиво забыли, что Миа и Атлас уже не дети. И, как ни крути, как не запирай монстров даже на самый надежный замок, они найдут выход. Выйдут из заточения голодные, злые, преисполненные решительности и праведного гнева. Сметут все вокруг в кружащем вихре и оставят за собой только пепел. Дверь останется запертой, а спрятанные за ней сущности просочатся сквозь щели и явят себя белому свету.
В моей комнате окно, за ним старая пожарная лестница, тихо сообщила Миа уставшая держать оборону сразу с двух фронтов, где за одной дверью умирающий отец, а за другой взбешенный и голодный брат. По ней ты можешь подняться на крышу, закончила он, и дальше ему не нужно было объяснять. Путь к свободе указан, пусть идет куда хочет.
Атлас последовав словам сестры, вылез через окно в спальне сестры на проржавевший каркас, который даже не скрипнул от его веса, и быстро поднялся на крышу, откуда добежал до двери в подъезд и спустился по лестнице к квартире за считанные мгновения. Вот онасвобода. Уйти и исчезнуть, как он всегда мечтал, но, собравшись с духом, Эванс повернул дверную ручку входной двери, вращая ее на «Slow-quick-quick». Ничего. Заперто. Ему будто намекали, что лучше уйти, но куда уходить, если уходить, по сути, и некуда. Бросить семью и забыть о них, чтобы там, за дверями старой жизни опять столкнуться с теми же проблемами. Нет, он их не бросит. Полуволк не оставит свою семью умирать голодной смертью. Он не желал для себя иной участи, как и для них. Забарабанив в дверь кулаком, Атлас прокричал:
Мэймэй, это я, открой!
Сестра все еще мешкалась, а крики отца стали слышны даже в коридоре.
Миа, черт возьми! не выдержал Атлас и ударил по входной двери, как минутой назад колотил в дверь из их с сестрой комнат.
Атлас, не нужно, сдавлено ответила онанапуганный и заброшенный ребенок, такой же, как и сам Атлас.
Нет, полуволк не бросит свою стаю, не оставит ее на растерзание шакалам. Он сделает то, что должен, если остальные для этого слишком слабы. Он точно нет. Атлас чувствовал, что она все еще колеблется, но ни уговоры, ни угрозы на нее не действовали, как и крики отца, мучавшегося от агонии.
Хватит над ним издеваться, Миа, пора это прекратить! Соберись, черт возьми, Эванс! командным тоном прокричал он, и замок тихо щелкнул в ответ.
«Наконец-то», с облегчение подумал он и буквально влетел внутрь. Времени до возвращения старших оставалось все меньше, и в лучшем случае ему грозит поездка с санитарами во Фросткрик только за одни его намерения. Время действовать, главноене опоздать.
Они сказали, что ты не должен выйти, шептала она, испуганно посматривая на рассвирепевшего брата.
«Выйти, но не войти», догадался Атлас, как именно сестра обошла запрет матери и Ашера.
Атлас, не надо, так нельзя, девчушка подбежала к нему и схватила его за руки, разбитые в кровь руки, сжимала их в своих маленьких ладошках.
А так можно? он кивнул в сторону спальни. Неужели ты не сходишь с ума от этих криков, Ми? Неужели ты не понимаешь, что пора это прекратить? удивлялся он ее сомнениями. Своих Атлас давно не имел, отчего и оказался запертым в комнате.
Нет, не так, не надо, взмолилась она, уже пожалев, что выпустила северный ветер из его временного заточения, вцепилась в брата худыми ручками и не пускала в комнату, понимая, что сильно поторопилась с решением.
От воплей отца и причитаний сестры нервы Атласа сдали окончательно. Он со всей силы ударил сестру по лицу, хрупкая девушка отлетела назад и упала навзничь, прочертив спиной по полу.
Тупая пипроворчал он, когда девчушка приземлилась прямо перед ним, не устояв на ногах от точного удара.
Едва мир перестал вертеться, девушка почувствовала железистый привкус во рту. Голову заломило, кожу лица жгло, а от места удара пульсирующей волной растекалась боль.
Атлас перешагнул через нее, как через незначительное препятствие, и вошёл в спальню родителей, где супружеское ложе стало смертным одром. Уверенно шагнув внутрь, он так и не оглянулся, чтобы посмотреть на сестру, лежавшую на полу. Оглушенный стонами умирающего человека, подросток встал у подножья кровати и замер. Сомнений больше не было, они умерли в тот день, когда им всей семьёй пришлось съесть первого в их жизни голубя.
Атлас, тихо позвал его Артур, никак не сориентировавшийся, кто сейчас перед ним, и, шаря затуманенным болью взглядом, выхватил из окружения угловатое тело субтильного подростка, замершее возле кровати.
Артур Эванс умирал в страшных муках, но, к своему сожалению, все еще находился в сознании. Непонятно, что было для него было бы хуже: осознание собственной участи или забвение от последствий болезни. Увы, второго он не знал, а перед первым был бессилен.
Отец, откликнулся подросток и поднял подушку с кровати, стискивая ее в худых и жилистых руках.
Ты выпустила его? взгляд полный понимания и смирения был послан Атласу за спину.
Подросток оглянулся и увидел сестру, совершенно неслышно вошедшую в спальню. Губы девушки были разбиты, на щеке и скуле с левой стороны лица начинал растекаться бордовый синяк от руки старшего брата.
Миа кивнула и стала выглядеть бледнее обычного, хотя, казалось, что бледнее уже некуда, а синяк на ее синеватой, почти прозрачной коже проступил еще отчетливее. Артур только ехидно усмехнулся кривившимся от боли ртом и покачал головой.
Мне очень жаль, отец, Атлас сделал шаг, приблизившись к нему, и поднес подушку к желтоватому изможденному лицу.
Ты мне не сын, презрительно скривился Артур, на что Эванс младший лишь коротко кивнул, понимая и принимая его слова.
Атлас не раз себя спрашивал, насколько было бы проще это сделать, если бы отец находился в беспамятстве. Этот ответ он знал точно: ни на сколько. Для Атласа точно нет, для отцаможет быть.
Выйди, Миа, приказал Атлас, тебе не обязательно на это смотреть.
Девушка не двинулась с места, а только оглянулась на открытую входную дверь, прислушиваясь к звукам и гомону в коридоре.
Поторопись, тихо шепнул она, утирая кровь с лица, и четко обозначила, что выходить из комнаты не собиралась, лишь косилась за спину с опаской.
Атлас недовольно сощурился, сверкнув темными и холодными глазами, но не стал тратить время и выпроваживать сестру. Времени и так было в обрез. В конце концов, это и ее выбор тоже. Он его уважает. Если она теперь перестанет уважать самого Атласаего это волнует не больше, чем отец, отрекшийся от него на предсмертном одре.