Откуда им было об этом знать? Ведь старейшин Драговижа летом в Плеснеске не было.
Им сказали! Святослав кивнул на Болву и Унерада.
Откуда им было знать, что это твои бояре, а не какие-нибудь лесные викинги, что пришли их грабить, твоим именем прикрываючись.
Им не надо было ничего знать! жестко ответил Святослав. Им надо было только отдать приготовленное, и все! Я не собираюсь терять дань даже за один год! Ты будто не знаешь, чего стоит содержать дружину! Я не намерен всю жизнь сидеть дома, и мне пригодится каждый хвост!
Если бы ты все сделал по закону, этого сражения не было бы. Ничего этого не было бы, Эльга выразительно кивнула на Унерада, имея в виду, что он сохранил бы глаз. А ведь могло выйти еще хуже. У вас могло быть больше убитых. Теперь бужане весь год будут рассказывать друг другу о беззакониях, творимых русью. Да преувеличат все в десять раз. И к следующей зиме наших людей там встретит войско.
Етон не посмеет собрать против меня войско. А если посмеет, то это будет первая и последняя его война.
К чему воевать на одной и той же земле каждый год заново? воскликнула Эльга. При всем ее терпении упрямство сына выводило ее из себя. Дани от этого больше не становится. У тебя и так есть законные права на бужанскую землю. Это уже наши люди! Тебе не нужно применять к бужанам силу, увещевала Эльга, отгоняя мысль, что именно это ему и не нравится. Нужно только положить ряд и обращаться с ними по закону, как со своими. Если все время творить им насилия, они никогда не сделаются частью Русской земли.
Они не наши люди. Онинаши рабы! гневно воскликнул Святослав. Я выбью из них привычку своему законному князю противиться. Им еще мало досталосьнадо было весь этот чертов городец спалить и всех, кто годен, в челядь взять. Пусть у древлян спросят, каково им пришлось!
Сейчас ты продашь челядь и получишь хорошие скоты, но на другой год там будет некого обкладывать данью. И на следующий, и еще десять лет!
К чему терять своих людей на уже завоеванной земле! основательно заметил Мистина. Ты же сам говоришь: незавоеванных на свете куда больше! Прошлое лето ты потратил на бужан, но и грядущее, мне так мнится, придется идти опять же к ним.
А мы ведь так и не сговорились с Константином, с досадой добавила Эльга. Греки так ничего и не пообещали по поводу каганата. Мы еще не знаем, что нам ответит Отто. Вы ничего там, у бужан, не слышали о нашем посольстве? обратилась она к Болве. Никаких слухов не было?
Мистина тоже взглянул на Болву с ожиданием: среди глав посольства, отправленного к германскому королю Оттону, был его младший брат Лют.
Нет, госпожа, Болва качнул головой. С подзакатной стороны при нас никто не приезжал.
Пустая эта твоя затея! в сердцах бросил Святослав. На кой черт нам немцы? Этот Отто и его пресвитеры?
Я же тебе толковала, Эльга устало взглянула на него. Нам трудно будет заставить Константина признать нашу волю поступать по-своему, пока он не испугается, что нас поддержит кто-то другой и что земля Русская получит Христову веру не от царьградского патриарха, а от епископа из Гамбурга. Ты же знаешь, Отто давно добивается, чтобы его признали августом восточных франков, равным греческим царям. А пока Константин противится ему, он не сможет противиться нам
Она приводила не все свои доводы в пользу этого посольства, а лишь те, которые могли найти путь к сердцу Святослава. Но князь с досадой махнул рукой: он чувствовал, что в словах матери есть смысл, но вникать в него не было охоты.
А пока мы не сговоримся с Константином, все твои замыслы превзойти Харальда Боезуба останутся пустым мечтанием, закончила Эльга.
Если мы не сговоримся с грекамиим же хуже проворчал Святослав и отпил из чаши, будто хотел запить вареным медом горькую досаду.
Мать затронула самое важное для него. Воевать на одной и той же земле два, три, пять лет подряд Святослава не тянуло. Прошлое лето принесло ему немало славы: при внуках будут петь на пирах о его поединке с Етоном, когда он мечом отбил право владеть землей Бужанской. Но больше там одолевать некого, а возней в городцах из-за лишнего бобра себе славы не прибавишь. Мир огромен, а жизнь коротка. Была бы воля Святослава, он бы всякое лето покорял уже новую землю. И что эти волынские городки, где все серебро в горсти унесешь? Настоящую добычу берут в других земляху греков. У хазар. На Гурганском море. Мысленно Святослав уже видел себя там. Но жизнь не сказание, тут по облакам ходячим не поскачешь. Снарядить дружину в дальний поход стоит очень дорого. Пройти за Гурган невозможно без согласияили покорностихазар, а бодаться с хазарами неразумно без уверенности, что греки не вмешаются. Греки и хазарыдавние враги между собой, но, к чести Киева, русы за последние сто лет показали себя достаточно опасными противниками, чтобы ради удержания их в узде цесарь Константин выступил в пользу кагана Иосифа. Мать обещала помочь делу, но уверяла, что добиться дружбы Константина невозможно без склонности к Христовой вере. Язычникам греки не станут помогать. А вот христианам, духовным своим детям, против хазар, которые жидинской веры, уже может быть разговор.
Но уладить все эти дела нельзя было одним наскоком. О дальних походах и настоящей добыче пока оставалось лишь мечтать. А мелкие дрязги со строптивыми бужанами и древлянами приводили Святослава в яростьказалось, он бредет по болоту, принужденный вытягивать ноги из топи на каждом шагу, вместо того чтобы легко и споро шагать по ровному. У него неплохо получалось прорубать себе дорогу мечом, и этот способ он предпочитал всем другим. Превратить топь в ровное место он не умел. Улаживать все эти сложностихоть с греками, хоть с немцами, хоть с древлянами, у матери получалось куда лучше.
Воюн, старейшина укромовский, грозил к Етону с жалобой поехать, негромко добавил Унерад. Обещана, услышав имя отца, вскинула на него глаза, и молодой боярин тоже посмотрел на нее. Уж верно, они там до следующей осени затеют что-нибудь
Ну, ладно. Святослав отставил чашу. Спор с матерью никак не приближал его к желанным целям. Я подумаю может, пошлем людей к Етону, велим ему вече собрать терять людей на эти глупости я не могу! Он прямо взглянул на Унерада, отчасти признавая свою вину в его увечье.
И что будет с этой женщиной? Эльга указала на Обещану.
Сотня глаз со всей гридницы устремилась к молодой бужанке. Та охотно залезла бы под лавку, чтобы спрятаться от них, но сидела неподвижно, даже перестала дышать. Киевская княгиня, похожая на Перуницу в своем блестящем наряде, сидящая на высоком престоле из белого камня, ровно на облаке, требовала решить ее судьбу прямо сейчас.
Ведь ее отецнарочитый муж? продолжала Эльга. Поэтому вы ее сюда и привезли. Будет весьма неразумно новые обиды ему наносить! Вы и так взбаламутили всю округу, когда увели знатную жену от мужа, а потом и сделали ее вдовой!
Возьми ее себе, ответил Святослав. Я тебе ее дарю. Вместо Снежицы будет. Примешь такой выкуп?
Обещана вскинула голову и широко раскрыла глазасама не знала, к добру или к худу решилась ее судьба. Взгляд ее скользнул в сторону тех, кого она уже знала, и упал на лицо Унерада.
Во взгляде его единственного глаза, устремленного через гридницу на Обещану, отражалось сожаление
* * *
Когда киевский боярин Унерад упал с седла, а на белый снег брызнула кричаще-алая кровьОбещана была так твердо уверена, что эту стрелу пустил Домушка, как будто видела это своими глазами. Казалось, и русы должны понимать это так же ясно, а значит, они в отместку прикончат ее прямо здесь! Задохнувшись от ужаса, она зажмурилась и сжалась, прикрыла голову руками; вот-вот на затылок обрушится тяжелый, острый, не знающий промаха варяжский топор.
Но русам было не до нее. Увидев, как их боярин валится с седла, иные из них, еще не остывшие после схватки с драговижичами, кинулись было назад, к городцу.
Стой, йотуна мать! рявкнул какой-то из русов, и всадники послушно вернулись. Хель с ними, боярина поднимай!
Русины соскочили с седел и бросились к своему вожаку. Обещана, едва смея приоткрыть глаза, не видела, что они делали, но вдруг ее пихнули, что-то тяжелое и жесткое упало вплотную к ней. Открыв глаза, она отпрянула сама: это рядом с ней на сани положили боярина в кольчуге. Голова его, без шлема, оказалась чуть не у нее на коленях; почему-то ее поразило, что волосы у него темно-рыжего цвета. Половина лица была залита кровью, из глазницы что-то торчало. Обещана отскочила, выпрыгнула из саней, будто это соседство грозило ей гибелью. На нее сейчас никто не смотрел, трое или четверо русинов склонились над телом.