Когда начало светать, Воюн простился с Медвяной перед воротами Укрома. Ему пора было заняться другими делами, а она отправилась туда, где ее с таким нетерпением ждали. Несговор, один из братаничей Воюна, уже сидел в санях. Устроившись, Медвяна как следует укуталась в медвежину, преклонила голову на свой короб с зельями и ветошкамии тут же заснула. Так и поехала, уже сонная, не слыша прощальных напутствий старшего брата
* * *
Отец уехал, и только теперь, казалось, Обещана узнала настоящее одиночество. Она пришла сюда, в Горинец, против воли, она вовсе не хотела оставаться среди русов, этих чужих, опасных людейно отец, заботливый и любящий, из числа лучших мужей волости, не имел власти забрать ее отсюда. Обещана мерзла от этого ощущения полного бессилия и бесправия; сидела, обхватив себя за плечи, но едва могла унять стук зубов.
Зазябла? окликнул ее Будиша. Стрёмка? Ты чего спишь, угрызок? Изба простыла, а тебе нужды нет!
Стрёма молча встал и пошел за полешками. Обещана пересела ближе к печи, но здесь ее потянуло заплакатьбудто тепло нагретых камней растопило источник слез в груди.
Стенар позвал Унерад с лежанки. Здесь ты?
Я здесь. Стенар немедленно поднялся и подошел к лавке.
Стенар Унерад глубоко вздохнул. Поклянись мне
Что?
Если я насовсем ослепну ты мне поможешь умереть.
Что ты на тот свет торопишься? невозмутимо ответил Стенар. Туда не опоздаешь. А тебе куда спешить, молодой еще. Подумаешь, одного глаза не будет! Другой-то останется! Все у тебя естьрод знатный, отец уважаемый, матушка мудрая, дом изобильный Жены вот только нет не было. Да у нас для тебя и жена теперь есть.
Стенар обернулся к Обещане, но она не сразу поняла, почему он на нее смотрит. Русин сделал ей знак подойти, и Обещана повиновалась, все еще не понимая, при чем здесь она.
Вот, готовая для тебя невеста. Стенар взял ее руку и положил на грудь Унераду. Красавица шестнадцати лет, красивая, как как гривна золота. И она твоя навсегда теперь, он слегка похлопал по руке Обещаны, лежащей на груди раненого, горячей и немного влажной из-за жара. Ты будешь житьи она с тобой будет жить, ты умрешьи она с тобой на одно смертное ложе уляжется.
И взглянул на нее, давая понять, что ей эти слова предназначены так же, как и Унераду.
Обещана взглянула на него округлившимися глазами. Что он такое несет? Если Унерад выживет, то она домой воротится, к мужу! Они ведь так с отцом ее договорились? Да и кто мужнюю жену за другого сватает?
Но не посмела возражать. Наверное, Стенар обманывает раненого, чтобы тот не думал о смерти К чему Унераду гибели искать, даже если он ослепнет? Он ведь богач, его дед большим воеводой был. Ему и без глаз горя малочелядь оденет, обует, накормит, будет сказки сказывать да песни петь, чтоб не скучал. Да и жена сыщется: родовитый да богатыйи слепым будучи, тоже жених
Как ни нелепы ей показались Стенаровы речи, Унерада они позабавили.
Скажешь тоже! Он почти усмехнулся. Женил уже сват Это какая девка? Что вы из Драговижа привезли?
Она рода знатногоее отец в здешней округе старший жрец. И сама красавица, дева ловкая, умелая, приветливая. Уж и перстень обручальный приготовлен, вот он у меня. Стенар снял с собственного пальца старый Етонов дар и вложил в ладонь Унерада, чтобы тот мог его пощупать.
Тот сжал перстень в ладони и слабо засмеялся, немного задыхаясь. Если болтовня Стенара о женитьбе имела целью поднять дух раненого, то успеха он добился. Страдая от боли, плохо соображая в жару, Унерад не задавал вопросов, почему это он вдруг должен жениться на невесть откуда взявшейся местной девице, с чего это десятский собственной дружины взялся сватать его полуживого, без ведома отца и матери. Сама мысль о свадьбе, как о высшем проявлении жизненности, зацепилась в мыслях и служила опорой, не давая соскользнуть во тьму. Казалось, он плывет через огненную реку, а когда одолеетна том берегу ждет его новая жизнь и краса-девица. Нельзя умиратьжениться надо, невеста ждет
Но Обещана, благо Унерад ее не видел, даже не пыталась улыбнуться.
* * *
Стенар, ты здесь? крикнул от двери Стрёма, оружничий. Зелейница приехала, которую Воюн прислал.
Услышав имя отца, Обещана повернулась к источнику дневного света, но увидела не его, а Медвяну. От радости, что теперь есть кому пожаловаться, на глаза запросились слезы.
Да вы родня! заметил Стенар, глядя, как Обещана кидается на шею гостье.
У него был зоркий глаз: поначалу во внешности этих двух женщин были заметны только различия, и лишь потом проступало сходство. Сбивали с толку ярко-рыжие брови Медвяны, обилие веснушек, из-за чего вся ее кожа казалась золотой, и яркий, как у многих рыжих, румянец на немного впалых щеках. Очень похожи были глазаярко-голубые, над высокими скулами. А увидев это сходство у Благуновых потомков, легко было заметить одинаковой разрез глаз и очерк лица. Но если Обещана в свои шестнадцать так и излучала здоровье и бойкость, то Медвяна, на десять лет ее старше, не шагала, а скользила, как золотистая тень.
Дочь брата моего эта кукушечка горькая! ответила Медвяна, обнимая Обещану. Цел будь, боярин.
Я не боярин, я десятский его. Боярин вон лежит. Так ты сестра Воюна?
Истинно.
Рассказал тебе Воюн, что будет, коли
Рассказал, ровно кивнула Медвяна. Я услышала, из Драговижа чуть ли не бегом сбежала.
Ты была там? всхлипнула Обещана.
Они еще с ночи, прямо после побоища за мной послали. Плетина догадался. У них ведь народу побито-пораненоуйма.
Обещана снова начала плакать: теперь, когда было кому жалеть ее, удержаться стало невозможно.
Ты Домушку моего видела? прошептала она, боясь лишний раз произносить имя мужа при русах.
Видела. Уж обрядили. В бане лежал, завтра и на краду
Что? Обещана в изумлении уставилась на нее.
В голове поплыло.
Медвяна произнесла это «уж обрядили» так обыденно, как о том, о чем знает весь белый свет. Слова эти могли иметь только одно значение, но как их приложить к Домушке?
Ты не знаешь, да? Медвяна слегка коснулась заушницы на виске Обещаны. Вгляделась в ее глаза, где отражалось только недоумение. Отец не сказал тебе? Домаря ведь еще в тот день убили. Прямо как началось это все перед воротами. Люди и заметили не сразу, а потом, как уехали русы, нашли его. От ворот в десяти шагах. Самым первым.
Обещана услышала ее, но слова эти не сразу дошли до сознания. Сперва она поняла одно: ей наконец-то рассказали то, что она хотела знать. Вот где Домушка, вот почему не приходит за нею. Он убит?
Напрасно она боялась, что он пустил стрелу, покалечившую Унерада. Он не могон был уже мертв. Он погиб почти сразу после того, как вынул из-за пояса топор и бросился на русов, уводивших его жену. Те мгновения, когда она видела его в последний раз, и были последними в его жизни. А она не узнала об этом, потому что сидела, прячась за санями, съежившись и зажмурившись. Потом ее унес прочь от городца тот рус, который говорил «зарублю», и она не смогла даже оглядеться. А если бы смогла, то увидела бы мертвое тело своего мужа.
Образ Домаря вдруг показался далеким-далеким, как если бы они расстались сто лет назад. Его лицо еще стояло у нее перед глазами, но недавняя жизнь с ним уже казалась полузабытым сказанием, услышанным когда-то в детстве.
В бровях Обещаны возникла резкая боль, и, словно выжатые этой болью, из глаз потекли слезы. В ушах зазвенело, и от этого звона усиливалась боль в голове.
Она не хотела верить. Но вспомнился взгляд отца, его бессвязные речи. Он-то знал, что его дочьуже вдова. Но не решился сказать ей это, когда она только что узнала о том, что ей грозит участь жертвы за жизнь Унерада.
Ну, погоди, после потолкуем, Медвяна сжала ее руку. Жив этот ваш
Вон он, помертвевшая Обещана кивнула ей на Унерада.
Она не понимала, как это: Унерад, чужой и враждебный ей человек, жив. А Домушка ее муж
Медвяна отстранила ее и прошла через избу к раненому. Пока она снимала повязки, что-то успокаивающе воркуя по своему обыкновению, Обещана сидела под оконцем, ловя воздух ртом. Хотелось закричать, запричитать, зарыдатьно она не смела шуметь, уже привыкнув, что здесь нужно быть потише.