Бедняжечка ты моя горькая Воюн гладил Обещану по вздрагивающим плечам. Вот выпала тебе судьба-недолюшка! Видно, худо мы с матерью богов молили, чуров славилинедолго тебе дали посидеть в золотом витом гнездушке! Темной ноченькой такого горюшка не приснилося, середи бела дня не привиделося!
Под это привычное бормотание знакомого доброго голоса, ощущая ласковое поглаживание знакомой руки и родной с детства запах, Обещана лила слезы, будто река в половодье. Но со слезами выходили горе и страх, на сердце делалось легче: отцовский приговор снимал с нее чужие чары, возвращал в свое гнездо.
Я так ждала тебя бормотал она. Вчера еще ждала думала, они к тебе пошлют ты приедешь за мной
А, ты уже нашел ее! раздался рядом с ними смутно знакомый голос.
Обещана обернуласьк ним подошел тот светловолосый, Стенар. Выглядел он точно так же, как утром, еще в кольчуге поверх свиты, только шлем и щит держал Будиша.
Ты видишь, ей не сделали никакого вреда, продолжал десятский, обращаясь к Воюну. А теперь пойдем боярина проведаем.
Он сделал легкий знак, но в нем сквозила такая уверенность в полном повиновении, что больше никаких усилий прилагать не требовалось. Обнимая Обещану за плечи, Воюн повел ее вслед за Стенаром. Тот шел к знакомой избе, не оглядываясь и не проверяя, идут ли они за ним.
При их появлении Озорь, сидевший возле Унерада, вскочил и поклонился Стенару. Стрёма, Будиша и еще какой-то незнакомый рус уже были здесь и шумно сгружали в углу свое снаряжениеоружие, шлемы и щиты. Что-то наперебой рассказывали Озорю, но мигом смолкли при виде десятского.
Вуефастич Стенар подошел к раненому, наклонился, осторожно тронул его за плечо. Голос его смягчился и стал звучать почти ласково. Как ты тут?
Плохо донесся в ответ слабый хриплый голос; он звучал как-то придушенно, будто на груди у говорившего сидела сама злыдня-Невея, мать лихорадок. Жжет глаза как огнем. И темно ничего не вижу. Я ослеп да?
Одного глаза у тебя не будет, медленно вымолвил Стенар. Стрела в наносник попала, древко расщепилось, щепка в глаз вошлавытек начисто.
Совсем не вижу и вторым тоже Стенар, прикончи меня, а? выдохнул Унерад. Дай мне мой меч в руку и
Он пошевелил свешенной с лавки рукой, будто хотел найти рукоять любимого меча.
Не спеши! Стенар сжал его плечо, и Обещана удивилась, какой бодрой уверенностью зазвучал его голос. Это всегда успеется. Помнишь, что сказал Один? Даже для калеки можно найти дело, а от трупа никому не будет пользы.
Что мне слепому на гуслях играть, что ли? Кощуны петь? Не хочу
Ты из-за повязки вторым глазом не видишь. А снять пока нельзянадо рану поберечь. Тебе зелья давали?
Давали. Баба давала какая-то и Озорь потом.
Это не баба, это дева молодая, красоты несказанной. Стенар обернулся к Обещане, хотя Унерад сейчас никак не мог проверить правдивость его слов. Ходит за тобой, как за родным.
Да толку с этих зелийлеший хрен
Эти не помогутмы другие найдем. А ты ешь, пей и сил набирайся.
Унерад не ответил. Выглянув из-за плеча Стенара, Обещана увидела, что он по-прежнему красен, и особенно выделяется багровым пятном область вокруг выбитого глаза.
Сорочку ему смените бросил Стенар отрокам и поманил Воюна в дальний угол.
Они отошли втроем. Остановились ближе к двери. Обещану трясло: слабый, прерывающийся голос Унерада и ее навел на мысль, что боярину не жить. «Прикончи меня, а?» Неужели это он взыбыль просил
Остановившись, Стенар повернулся к Воюну и положил руки на низко расположенный кожаный пояс. Обещана поежилась; в этом человеке не чувствовалось злобы, но была решимость, которую не тронуть слезами и мольбами.
Вот ты сам видел, что с господином моим, Унерадом, заговорил Стенар, глядя на Воюна. А он ведь человек не простой. Отец его, Вуефаст, у Ингвара большим воеводой был, в Царьград послом ездил. Дед его, Фарлов, из ближних у Олега Вещего был, тоже в Царьград послом ездил. Мать егоиз Угоровичей, полянских бояр, что на киевских горах со времени Кия сидят и даже, как говорят, в родстве с ним были. Умри онда весь ваш Драговиж в челядь продать и огнем спалить, и то будет мало.
Так вы уж взяли за него плату кровавую Воюн держался спокойно и сдержанно, но Обещана чувствовала, что он напряжен и сильно встревожен.
Что плата? Он мне живой нужен. Не хочу я в Киев ехать с телом и отцу-матери сына родного мертвым везти.
Так это как богам поглянется, Воюн развел руками. Кому сколько суденицы жизни напряли, столько и проживет.
На уме у него были другие молодцы, над чьими мертвыми телами уже плачут в Драговиже отцы и матери.
Ты здешней округи старший жрец?
Так я же. Вспомнив, сколько людей за ним, Воюн выпрямил спину, оправил пояс и бороду и из расстроенного отца снова стал одним из лучших мужей племени гориничей.
Ты с богами умеешь говорить. Потолкуй с ними, чтобы мой боярин жив стался. Ведь коли будет помирать, светловолосый перевел взгляд на Обещану, я эту молодуху Перуну в жертву отдам, Вуефастича выкуплю. Уж как сумею! выразительно добавил он, намекая на то, что его собеседник лучше умеет приносить жертвы.
Обещана коротко охнула и закрыла рот рукой. Ее, он сказал? В жертву? Взгляд молодухи упал на длинный нож в окованных бронзой ножнах на поясе у русина. Она сглотнула. Нет. Такого же просто быть не может! Три раза в годна Карачун, на Ярилу Молодого и на Перунов деньВоюн резал во славу богов бычков и баранов. Но о человеческих жертвах здесь слышали только в преданиях. И чтобы ее дочь старшего жреца, какой-то чужак умертвил на жертвенном камне родного ее Укрома ради того, чтобы Перун взамен сохранил жизнь Унерадутоже чужаку, киянину?
Обещана бросила беспомощный взгляд на отца. Тот переменился в лице и обнял ее одной рукой, будто защищая.
Да блуд тебя взял!с возмущением воскликнул он. Дочь мою в жертву! Она тебе не овца, не раба! Вы ее в таль брали ради меня! Так вон же я перед тобой, делай со мной что хошь, но дочь мою не трогай!
Когда ее брали в таль, мы все были здоровы, напомнил Стенар. Но уже после этого твой зять набросился на наших людей с топором, а кто-то выстрелил вслед уходящим и попал боярину в глаз.
Да кто бы стерпелсреди бела дня чужие люди жену от мужа водят, прямо из дома!
В тальбу порой берутся очень родовитые люди, и в этом нет урона чести. Когда князья или даже царь греческий во время войны затевает переговоры, самые первые их бояре идут в тальбу. Худые родом и не стоят ничего. Это делается как раз для того, чтобы все сдерживали себя и могли разойтись мирно. Однако твои родичи оказались слишком неопытны в таких делах и потому чересчур горячи
Еще бы! Не плачивали мы дани чужакам уж лет сто, с аварских времен!
Времена меняются, и чем раньше вы это поймете, тем дешевле вам обойдется. Но пока вышло так. Если наш уговор изменился не в вашу пользу, то вина в том ваших людей. Они нарушили условия. Но теперь ты здесь, и мы можем кое-что поправить. Найди средство боярина моего исцелить. Я человек простой, неученый, но уж понимаю: за такой дар, за женку молодую, да рода хорошего, Перун над ним смилуется.
Перуну можно другую жертву принести!
Но Стенар мотнул головой:
Я не приму другой жертвы. Ни коня, ни быка, ни челядина. Никого из тех, кого тебе будет не очень жалко. Тыздешний жрец, здесь твоя земля и могилы дедовы. Призови их силу. Ради твоей дочери ты постараешься как следует.
Видно, что у тебя-то дочери нет! в сердцах воскликнул Воюн.
Нет. Ну, или я ничего о ней не знаю, такое может быть. Мой родэто Вуефастова дружина. Унерадмне и господин, и брат, и сын. Для него я сделаю все, что ты сделал бы для дочери. Возьмемся с тобой дружноглядишь, и поможем горю.
Рожденный в Киеве, Стенар говорил на славянском языке не хуже самого Воюна, только выговор у него был полянский, а не волынский. Однако Воюн слушал его с таким чувством, будто языки у них совсем разные. Какое там «дружно», если его принуждают угрозой горя и унижения!
Не помирает ведь он еще! Воюн посмотрел на раненого. Вот что. Погоди. Не спеши. Приведу ведунью одну. Есть у нас умная баба Если она не справится, значит, не судьба ему жить, хоть ты десять человек умертви