Да, знаю. И не питаю на ваш счет никаких иллюзий. Вам нет надобности что-либо мне объяснять.
Истинное наслаждение беседовать с умным человеком. Нет нужды лицемерить и притворяться лучше, чем ты есть на самом деле. Это так утомительно. Сокровище, вздыхает она сладко. Так как насчет титула?
Но каким образом? Фальшивая генеалогия?
Герцогиня пренебрежительно взмахивает рукой.
Ах, боже мой, как же ты наивен! Зачем нам генеалогия? Переписывать геральдические анналы и подделывать церковные книги мы не будем. Все гораздо проще. Мы заключим удачный брак.
Я не нахожу что ответить, а герцогиня с воодушевлением продолжает.
В провинции найдется немало обнищавших девиц или вдов благородного происхождения, чье семейное древо произрастает аж от Меровингов, а за душой ни гроша. В их замке протекает крыша, а в погребах царствуют крысы Ничего, кроме крыс. Да они будут счастливы продать свой титул за сотню пистолей. Ты женишься на такой вдове или девице и возьмешь ее имя.
Разве это возможно?
Не смеши. Конечно возможно. Карл Валуа, брат Филиппа Красивого, через свою жену, мадам де Куртене, стал наследником Неаполитанской короны. А брат вышеупомянутого нами де Люиня, женившись на герцогине Пине-Люксембург, стал герцогом Люксембургским. Ты ни в чем не уступаешь этому нахальному выскочке. Ты достоин и титула герцога, и короны наместника, но это, однако, было бы затруднительно. Тут пришлось бы очаровывать уже не меня или вдову, а моего брата
У меня кровь стынет в жилах, и герцогиня сразу же делает оговорку.
Нет, нет, оставим эти мерзкие игрища мистеру Стини. Ограничимся вдовой.
А что же бедная женщина? Ей придется участвовать в этом фарсе. Знать, что все это обман.
Бедная женщина будет щедро вознаграждена. Возможно, я даже позволю ей исполнить свой супружеский долг. Или не позволю. А то выйдет, как у моего батюшки с принцем Конде. Отдал за него свою любовницу Монморанси, полагая, что тот больше интересуется своим лакеем, чем горничными, а тот возьми и укради жену. И бедный мой батюшка остался с носом. Затеял было войну с испанским наместником, чтобы вернуть любовницу, двинул войска на Брабант, но Равальяк помешал. Нет, меня подобная участь не прельщает. Я выберу тебе некрасивую жену.
Глава 14
Он украдкой вглядывался в лица мужчин и женщин. Сначала с надеждой, потом с недоумением. Клотильда усмехнулась. Бедный дурачок. Что он пытается здесь найти? Неужто светлые лики философов и горящие вдохновением глаза поэтов? Где-то здесь бродит Петрарка под руку с Данте? Или благородный рыцарь Бертран де Борн, слагая вирши во славу доблести? На языке горьковатый привкус досады. Напрасно она все это затеяла, напрасно. Толкнула невинного отрока в чумной барак. Ничего он здесь не найдет, ни истины, ни соблазна.
* * *
Но ей не терпится. Ждать, пока найдется подходящая особа, вести с ней переговоры, сулить, уговаривать для ее самолюбия мучительно. Ее страсть требует удовлетворения немедленно. Тщеславие когтит душу, как сладострастиетело. Благоразумием его не укротить. Сейчас, сейчас! Скорее. С утра она присылает своего личного камердинера и своего куафера. Любен оттеснен и даже изгнан. Он ревниво выглядывает из-за двери и пытается боком протиснуться в свои прежние владения. Как бы не так! Его отсылают с каким-то мелким поручением. Меня выставляют посреди комнаты, как манекен. Первая мысльгерцогиня уже подыскала мне родовитую жену, готовую сочетаться браком, и я вот-вот предстану перед алтарем. Неужели так быстро? Волоски на коже встают дыбом. Камердинер замечает мою гусиную синеву и приказывает затопить камин. Но мне не холодномне страшно. Страшно от той беспечной вседозволенности, с какой герцогиня меняет судьбы. Будто пешки на доске передвигает. С черной клетки на белую. Вперед по вертикали или вбок, на клетку противника. Милует и казнит. Мной овладевает нестерпимое желание испортить ей дебют: швырнуть, разбить, устроить драку, выскочить в окно Но желание я подавляю. Что толку? Меня приволокут обратно. Пнут под ребра, чтоб задохнулся
Камердинер, господин Ле Гранж, выбирает для меня наряд роскошный, камзол алого бархата с золотым шитьем, но герцогиня находит меня в нем слишком привлекательным.
Восхитительно, вздыхает она. Великолепный Бэкингем сошел бы за лакея, окажись он поблизости. Но но не в этот раз. Весь двор сбежится смотреть на этакое чудо, а лишний шум нам пока не нужен. В мои планы на сегодня не входит производить фурор и возбуждать сплетни. Я намерена всего лишь нанести визит, но не привлекать к нему особого внимания. Достаточно будет двух-трех любопытствующих взглядов. Не будем вгонять наших модников в тоску, а дамв трепет. Во всяком случае, пока. Переоденьте его. Темно-синее или серо-стальное вполне подойдет. Широкополая шляпа и плащ до пят. И никакого шитья.
Через четверть часа я уже в другом обличье, и герцогиня одобрительно кивает.
Итак, она все же решилась взять меня ко двору. И без всякого титула. Без смущения перед свитой. Без колебаний. Это потому, что сегодня она показывает не меня двору, а двормне. Инициация для неофита. Она ведет меня в святилище, дабы я узрел славу. Благодать коснется меня, и я стану одним из них.
Карету окружают дворяне ее свиты. На скулах желваки, усы грозно топорщатся. Они все презирают меня. Недоумевают и завидуют. Все они уже успели обагрить свои руки кровью. Гонимые неукротимым честолюбием, они покинули родной дом, чтобы искать счастья в столице. Они служили принцессе королевской крови, дочери Генриха Четвертого, в тайной надежде стать ее избранниками. Мечтали привлечь монарший взгляд, оказать услугу и повторить судьбу де Люиня. Все они происходят из благородных домов, все носят блестящие имена, они бесстрашные дуэлянты и воины. А тут я, невесть откуда взявшийся, презренный выскочка. Взгляды тяжелые, ненавидящие. Господа, господа, я бы с радостью Мне ничего не нужно. И милость эта мне ни к чему, и место в карете. Я здесь не по своей воле! Но как им объяснишь? Кто поверит? Сочтут успешным, ловким интриганом. Вторым Кончини. Господи, как же стыдно Счастье еще, что она приказала мне переодеться. В этом золотом шитье я готов был сквозь землю провалиться.
Анастази сидит в карете напротив меня с каменным лицом. Смотрит в сторону. Я не ищу ее взгляд. Она ничем не может мне помочь. Мне остается смириться и попытаться достойно пройти это испытание. В конце концов, я увижу короля.
Хочу разглядеть то, что за окном, но гарцующий у дверцы всадник поминутно заслоняет обзор, и я любуюсь то эфесом его шпаги, то крупом лошади. Но время от времени всадник все же обгоняет карету, и тогда я вижу подступившую к самым колесам зимнюю хворь. Почерневший, застывший в дремоте лес, кое-где комья подтаявшего снега. Копыта лошадей хлюпают по размокшей дороге. Боязливо жмутся к обочине пешие путники, торговцы или крестьяне. Съехала в сторону запряженная волами угольная телега. Возница сдернул шапку и почтительно кланяется. Герб, пусть заляпанный грязью, блистает герцогской короной. Вновь ворота Сент-Антуан, башни Бастилии. У меня мелькает странная мысль. В отличие от высокородных дворян, с деланным равнодушием отводящих взгляд, я могу взирать на эту крепость с победной усмешкой. Я ей не нуженнедостоин.
Королевский дворец я прежде видел только издалека. Отец Мартин, само собой, бывал при дворе, но я был тогда еще слишком юн, чтобы сопровождать его. Позже, когда я уже занял должность секретаря, его приглашали не в королевскую резиденцию, а в Пале-Рояль, к министру-герцогу. Там я однажды довольно долго ждал своего наставника, наблюдая за сменой королевских гвардейцев. Ничего таинственного и сверхъестественного. Входили и выходили придворные, спешили курьеры, переругивались слуги. Ничего, что призывало бы к благоговейному молчанию и священному трепету. Всего лишь занятые своей службой люди. Но Лувр оставался загадочной и мрачной цитаделью. Там обитал монарх, помазанник Божий, и по мере приближения к этому месту каждый верноподданный обязан был познать страх. В глазах простых смертных венценосец существо необыкновенное. Волею судьбы и Господа Бога он вознесен на самую вершину, отмечен божественным знаком. Он возвышается над всеми. Выше только Бог. В такой близости к Отцу нашему небесному природа смертного не может остаться неизменной, она обязана преобразиться. Монарх более не человек, онполубог. Иначе не вынести ему груза власти. Тысячи взыскующих глаз обращены к нему, в его руках тысячи судеб. Сколько мудрости и милосердия должен вмещать в себя тот, кто дарует жизнь или посылает смерть. Ноша неслыханная.