Дуган рассказал Фаре, что его мать служила горничной в доме лэрда Маккензи. Она родила лэрду очередного внебрачного сына, он жил с ней около четырех лет, пока ее не убил другой любовник.
Еще в раннем детстве Дуган понял, что у него есть особенность, отличавшая его от других людей, а именно он запоминал все. Он помнил даже разговоры, которые они с его Феей вели через год, и представлял, как шокирует и обрадует ее, напомнив ей о каком-нибудь из них.
Я совсем забыла об этом! скажет она.
А я никогда не забываю, похвастается он.
Эта способность позволила ему на лету схватывать знания, и он быстро превзошел ее навыки чтения. Однако Дуган всегда внимательно прислушивался к урокам Фары, даже когда ему этого не хотелось. К тому же она выбирала книжки, которые могли его заинтересовать: о кораблях, пушках и череде исторических войн, начиная от римлян и заканчивая Наполеоном. Особой любовью Дугана пользовались истории о пиратах.
Как ты думаешь, я смогу когда-нибудь стать хорошим морским разбойником? спросил он однажды с полным ртом печенья, которое она принесла ему в качестве особого угощения.
Нет, конечно, терпеливо ответила Фара. Пираты злые воры и убийцы. К тому же они не пускают на свои пиратские корабли девушек. Она посмотрела на него увлажнившимися, испуганными глазами. Ты бросишь меня, чтобы заняться морским разбоем?
Дуган привлек ее к себе.
Я никогда не оставлю тебя, Фея! истово поклялся он.
Правда? Ее глаза обрели цвет грозовой тучи, угрожающей разразиться дождем. Даже для того, чтобы стать пиратом?
Обещаю! Дуган откусил кусок печенья и улыбнулся ей с набитыми щеками, прежде чем вновь вернуться к книге. Хотя я мог бы стать разбойником с большой дороги. Разбойники очень похожи на пиратов, только на суше.
Немного подумав, Фара кивнула.
Да, думаю, тебе больше подошла бы жизнь разбойника, согласилась она.
Да, Фея, а тебе придется свыкнуться с мыслью о том, что ты жена разбойника с большой дороги.
Девочка захлопала в ладоши и восхищенно посмотрела на него.
Звучит как обещание приключения! воскликнула она. Но потом ее лицо посерьезнело, словно она вспомнила нечто особенно неприятное.
Что такое? встревожился Дуган.
Только Мне кажется, я должна выйти замуж за кого-то другого, призналась Фара.
За кого? прорычал Дуган, встряхнув ее за хрупкие плечи.
За мистера Уоррингтона. Она продолжила, увидев гнев и недоумение в его глазах: Он он работал с моим отцом, и это он оставил меня здесь. Мистер Уоррингтон сказал, что, когда я стану женщиной, он приедет за мной и мы должны будем пожениться.
Холодное отчаяние пробралось в его кровь.
Ты не можешь выйти замуж за другого, Фея! Ты принадлежишь мне! Только мне!
Так что же нам делать? разволновавшись, спросила Фара.
Дуган лихорадочно размышлял, пока они дрожали, прижавшись друг к другу в скучной библиотеке, потому что угроза будущей разлуки свела их еще ближе. Внезапно его осенила гениальная идея.
Иди спать, Фея! А завтра вечером, вместо встречи здесь, в библиотеке, давай встретимся в ризнице.
Дуган ждал Фару в ризнице с единственным предметом, напоминавшим ему о семье: с обрывком пледа клана Маккензи. Он помылся, отскреб с себя грязь и расчесал спутавшиеся черные волосы, прежде чем перехватить их шнурком на затылке.
Непокорные кудри Фары появились из-за тяжелых дверей часовни, и когда она заметила Дугана, стоявшего у алтаря, освещенного одинокой свечой, сияние ее улыбки осветило ей путь по проходу. Фара надела простую белую ночную рубашку, которая бесконечно ему нравилась, и при каждом ее шаге из-под длинного подола показывались ее босые ножки.
Дуган протянул ей руку, и она без раздумья взяла ее.
Ты отлично выглядишь, прошептала Фара. А что мы тут делаем, Дуган?
Я пришел сюда, чтобы жениться на тебе, пробормотал он.
Да ты что? Она с любопытством огляделась по сторонам. Без священника?
Нам в горной стране священники не нужны, проговорил он с легкой усмешкой. Наши браки благословляются многими богами, а не одним. И они приходят, когда мы их просим, а не когда к ним обращается священник.
Звучит еще лучше, согласилась Фара, с воодушевлением кивая головой.
Они встали на колени лицом друг к другу перед алтарем, и Дуган обвернул обрывком выцветшего пледа их соединенные правые руки.
Просто повторяй за мной, Фея, пробормотал он.
Хорошо.
Фара подняла на него свои глаза, и он ощутил прилив такой сильной и неистовой любви, которая, казалось, была неуместна в этой святой комнате.
Дуган начал магический обряд, за которым когда-то ребенком наблюдал из-за материнских юбок:
Ты кровь от крови моей и кость от кости моей,
Я тело свое отдаю тебе, чтобы мы двое могли стать одним,
И душу свою отдаю тебе до конца наших дней.
Фаре нужно было иногда подсказывать слова, но она произносила их с таким пылом, что Дуган был тронут.
Надевая своей Фее на палец кольцо из ивовой лозы, он очень четко произносил священные древние клятвы, но ради Фары перевел их на английский язык:
Я делаю тебя своим сердцем.
При восходе Луны.
Чтобы любить и почитать тебя,
Всю нашу жизнь.
И пусть мы возродимся,
Пусть наши души встретятся и все узнают.
И снова будут любить
И помнить.
Мгновение она казалась растерянной и ошеломленной, но потом объявила:
И я тоже.
Этого было довольно. Отныне она принадлежала ему. Вздохнув, словно он сбросил тяжелый груз, Дуган освободил их руки и отдал Фаре обрывок пледа.
Оставь его себе и храни у сердца, сказал он.
О Дуган, а мне нечего подарить тебе! с сожалением воскликнула Фара.
Ты подаришь мне поцелуй, Фея, и на этом дело будет сделано.
Фара бросилась к Дугану и неумело прижала свой маленький ротик к его губам, а затем с громким чмоканьем прервала поцелуй.
Ты лучший муж, Дуган Маккензи, заявила она. Я не знаю другого мужа, который мог бы заставить лягушку так высоко прыгать, придумывал бы такие умные клички для лис, живущих под стеной, или бросать три камня одновременно.
Только мы не должны никому об этом рассказывать, предупредил Дуган, все еще пошатываясь от поцелуя. До тех пор, пока не станем взрослыми.
Фара согласно кивнула.
Мне лучше вернуться, сказала она неохотно.
Дуган согласился и, опустив голову, поцеловал ее еще раз более нежным поцелуем. В конце концов, это было право мужа.
Я люблю тебя, моя Фея, прошептал он вслед девочке, которая, сжимая в руках плед, молча побрела по проходу, украшенному яркими цветами.
Я тоже тебя люблю.
На следующую ночь маленькая Фея разбудила Дугана, приподняв одеяло и проскользнув к нему на узкую койку. Он открыл глаза и в тусклом свете одинокой свечи увидел копну серебристых кудряшек, рассыпавшихся у него на груди.
Что ты делаешь, Фея? сонным голосом спросил он.
Она не ответила ему, просто вцепилась в его рубашку с несвойственным ей отчаянием. Ее тело сотрясала дрожь, а из ее горла вырывались тихие, бессловесные рыдания.
Дуган инстинктивно обхватил ее руками и крепко прижал к себе, паника охватила его до мозга костей.
Что случилось? Тебе больно?
Н-нет, запинаясь, ответила она, не поднимая головы.
Дуган немного успокоился, однако тревога не оставила его: он увидел, что его поношенная ночная сорочка спереди вымокла от ее слез. Он приподнял голову, чтобы проверить, не заметил ли ее присутствия кто-то из двадцати или около того мальчиков, койки которых стояли рядом или напротив, однако все было тихо, насколько он мог судить. Фара никогда не ложилась в его постель прежде, так что привести ее сюда могла только очень серьезная причина.
Слегка изогнувшись, чтобы посмотреть на нее, Дуган в серебристом лунном свете увидел такое, отчего кровь застыла в его жилах.
На Фаре была ее чудесная ночная рубашка та самая, в которой она была прошлым вечером, когда он взял ее в жены, только теперь на ней от талии до кружев на шее не было крохотных пуговок. Она сжимала половинки рубашки одной рукой, а другой вцепилась в него. Безрадостное спокойствие охватило Дугана, когда он принялся укачивать в руках свою десятилетнюю жену.