Едва живой, Уильям опустил голову и нашел наконец ее губы, потрясенный тем, что и она стала ему так дорога, что это не смогло бы возместить всё золото мира.
Она встретила его губы с такой же готовностью, с которой отвечала всегда. И он млел от той нежности, той доверчивости, с которой она поцеловала его в ответ, раскрыв свои уста. Уильям задыхался. С ним что-то происходило, пока он целовал ее, вбирая ее в себя без остатка. Боже правый, Шарлотта! Это было невероятно. Он как будто нашел то, что могло успокоить все его раны. Еще совсем недавно она произносила слова, которые притупили давние раны на сердце, которые до сих пор не затянулись. Но стоило ей коснуться его, как всё утихало, жизнь становилась не просто терпимой. Жизнь могла бы быть изумительной рядом с ней.
На нее нахлынула такая сладостная нега, что Шарлотта закрыла глаза, не в состоянии отпустить его. Ей было так невыносимо думать о том, что с ним действительно могло что-то случиться, что отчаяние и страх полностью приковали ее к нему. Шарлотта боялась, что если отпустит его, он снова может пострадать. Пока он был в ее объятиях, она могла уберечь его. И целовать. Боже, как сладко, как волшебно было целовать его, позволять ему пить себя и вовлекать в то безумство, которое охватывало ее всякий раз, когда он касался ее.
Только на этот раз все было иначе. Он не спешил. Им не владела мучительная жажда, как бывало прежде. Нет, он целовал ее так же жадно и долго, но все его действия были будто измерены и просчитаны. Он не торопился, растягивая удовольствие до такой степени, что она стала задыхаться, а дурманящий трепет заполнил всё ее тело, заставляя ее дрожать и лежать, будто скованная невидимой тяжестью.
Когда дышать стало мучительно сложно, Шарлотта оторвалась от его губ. И тут же почувствовала, как его ладонь опускается на ее грудь. Ее снова парализовало. Потому что это была та самая левая грудь, которую он ласкал тогда на террасе. Ласки, которые она не могла забыть, воспоминания о которых тут же нахлынули на нее, едва он сжал ей грудь.
Задрожав, она закрыла глаза и прижалась лбом его гладко выбритого подбородка.
Твоя рука
Уильям стал покрывать поцелуями ее лицо, снова сжав ей грудь.
Мне убрать руку?
Она задрожала еще сильнее и даже покачала головой.
У тебя рука ранена!
Он не смог сдержать улыбку, приподняв голову и взглянув на нее. Щеки ее стали пунцовыми, закрытые глаза под веками трепетали, а губы покраснели от его поцелуев. Боже, она была такой восхитительной, что он едва не потерял голову. И еще раз сжал ей грудь, где билось ее отчаянно бьющееся сердце, словно в его ладони.
Я не в состоянии думать ни о чем, когда ты рядом со мной, признался Уильям и увидел, как она открывает глаза. Как ты можешь это делать? Это нужно немедленно исправить.
Ее взгляд потряс его до глубины души. Когда он снова сжал ей грудь, темно-серые глаза стали похожими на грозовые тучи, которых скоро увлечет за собой порывистый ветер.
Ее руки все еще были в его волосах. Шарлотта сглотнула, прекрасно сознавая, что он может сделать, что он уже делал, не переставая ласкать ее грудь в такой томительной медлительности, что от забродившей по всему телу сладкой волне у нее покалывало даже под подошвами ног. Она уже не хотела думать, как они оказались тут, как это произошло. Шарлотта хотела, чтобы он держал ее так вечно, чтобы смотрел так на нее всегда. Будто она действительно была той силой, которая не позволяла ему мыслить рационально, когда она была рядом с ним.
Он снова сжал ей грудь, которая стала такой чувствительной, что из горла на этот раз вырвался приглушенный стон. Легкий озноб накатил на нее так внезапно, что Шарлотта закрыла глаза и утонула в его ласках, а потом почувствовала, как он прижался губами ее ключицы. Уильям поднялся поцелуями по ее подбородку и оказался у самых ее губ, но не спешил поцеловать. Это было так мучительно, что Шарлотта распахнула веки, желая его губы больше всего на свете.
Он заглянул ей в глаза. Она внимательно смотрела на него. Ее пальцы погладил его по волосам. Ее вдруг охватило осознание того, что она привязана к нему намного сильнее, чем даже воображала себе. Завороженная, Шарлотта знала, что он сейчас сделает. И снова у нее не было даже мысли о том, чтобы остановить его.
Шарлотта пробормотал Уильям и медленно, с какой-то агонизирующей потребностью накрыл ее губы.
Не в состоянии подавить очередной стон, Шарлотта потянулась к нему и обняла его за горячие, обнаженные плечи. И он утонул в ней, заставляя ее тонуть в наслаждении, которое пробудил в ней не только поцелуем. Его ладонь мяла и ласкала ее грудь, но потом пробралась через вырез внутрь и накрыла податливую плоть. Шарлотта задохнулась, оторвалась от его губ и спрятала лицо у него на груди.
Не бойся меня, хрипло попросил Уильям, продолжая ласкать ее, сгорая вместе с ней. Господи, она была такой восхитительной, что он боялся не найти в себе силы отпустить ее, если она попросит об этом. Пожалуйста, позволь доставить тебе удовольствие, шепнул он, горя от оглушительного желания к ней.
Она зажмурилась, с трудом борясь с чувствами, которые вызывала в ней неустанная ласка его ладони. Она дрожала, едва могла дышать. В глазах то темнело, то какие-то кружки яркого света прыгали перед ней, когда его длинный палец задел чувствительный сосок.
Шарлотта задрожала, но даже тогда не остановила его.
Уильям всегда млел от того, с какой готовностью Шарлотта встречала его ласки. Но никогда еще ему не было так приятно видеть не только ее отклик, но и молчаливое согласие, с которым она и на этот раз давала ему свободу. И он хотел обрушить на нее всю ту нежность, которая душила его. Уильям снова нашел ее губы, только на этот раз она сама поцеловала его. С такой яростной страстью, что он едва не потерял голову.
Дернув лиф платья, он высвободил ее грудь. Шарлотта шумно вздохнула, теснее прижимаясь к нему. Прижимаясь к этой великолепной, потрясающей груди, которая поражала воображение. Снова его губы пили ее, будоража и тревожа, вызывая такую огненную негу, что Шарлотта невольно выгнула спину. Тогда он выпустил ее губы, спустился ниже и, убрав ладонь, снова накрыл горячими губами ее грудь с такой жадностью и стремительностью, что у нее перехватило дыхание. Шарлотта ахнула и откинула голову назад, не выпуская пальцы из его волос. Бесподобно. Она горела, дрожала, но тело наполнялось такой невыносимой усладой, что она не могла пошевелиться, боясь потерять это чудо.
Великолепно, думал Уильям, снова припав к белоснежно-молочной груди с бледно-розовым соском, который стал темнеть и твердеть прямо у него на глазах. В прошлый раз царила ночь, и он мало что видел, желая только прикоснуться к ней, но сегодня он видел. Косые лучи солнца падали на нее, освещая мягкую грудь как реликвию, которую он держал в своей руке. Сладостный рай, из которого он мог пить часами, наслаждаясь не только вкусом ее кожи. Под губами стучало ее сердце так неистово, что могло вырваться в любое мгновение. О да, Уильям хотел, чтобы она горела, ошеломленный тем, что он мог вызывать в ней такие острые чувства. Отчаянно хотел, чтобы всё это было нужно ей так же, как ему.
Все его тело горело, в тех местах, где касались ее руки и губы, кожа должна была уже воспламениться. Она ласкала его своими длинными пальцами, не сознавая этого, не понимая, что делает с ним. Уильям боялся пошевелиться, ощущая такое мучительное напряжение, что мог взорваться, но впервые, терзаемый всепоглощающим желанием, он понимал, что не зайдет далеко, потому что сейчас важнее всего было ее желание, ее ощущения, ее удовольствие.
Рука его, высвободив грудь и уже теперь ничем не занятая, потянулась ниже, легла ей на колено и стала поднимать вверх подол шелкового платья. Сгорая и борясь с тем, что росло в ней, Шарлотта не заметила, как он до неприличия высоко поднял подол ее платья, окружив ворохом ее талию, до тех пор, пока его рука не легла на внутреннюю сторону ее бедра.
Она застыла и приподнялась, бросив вперед руку и схватив его за запястье.
Боже ошеломленно пробормотала Шарлотта, увидев, как он поднимает голову от ее груди.
Лучи света осветили влажный, потемневший кружок, который он терзал все это время своими красивыми губами. Глаза его потемнели.