Они раздвинули занавески и открыли дверь на маленькую застекленную пристройку типа лоджии. Мишка соорудил ее когда-то сам, нелепо и кривовато сколотив листы ДСП и дополнив все это турецкими стеклопакетами. Осенью и зимой пристройка давала обильную течь, а летом нещадно разогревалась от прямых лучей света, но свое первоначальное предназначение в качестве места для курения выполняла отлично. Учитывая, что пик Мишиной активности приходился обычно на ночь, когда Мина строго запрещала ему бродить по дому и греметь засовами, чтобы не разбудить детей – лоджия была его вторым жилищем.
– Нужны доказательства! – сказал Сергей, чиркнув зажигалкой. – Ты должен доказать, что Горбаткин написал свои предсказания именно в восемьдесят девятом, до того, как они сбылись.
– Ну, это как раз не проблема – где-то у меня лежала газетная вырезка с этой статьей, – Михаил плюхнулся на старую раскладушку, закинув одну руку за голову. Он задумчиво затянулся, вспоминая, видимо, куда мог задевать столь важный обрывок бумаги.
– Вот и найди ее.
– Вот и найду! – голос старшего брата зазвенел от волнения. – А если не найду, то сгоняю в Бишкек, загляну в национальную библиотеку или как она там сейчас называется, в зал периодики.
Покурив, Сергей засобирался по своим делам.
– Как добудешь эту статью, звони, продолжим разговор.
– Я точно помню, что вырезка где-то дома валяется, – озаботился Мишка, провожая брата до двери. – Сейчас сяду, пороюсь среди бумаг.
Сергей пожал ему на прощание руку, а у самого в голове завертелась лишь одна мысль: с братом давно творится неладное и с этим что-то надо делать. Вот уже год, как он бросил свою работу в школе. Все его планы начать частное репетиторство оказались чистым блефом. Дальше больше: на сороковом году жизни человек с головой уходит в квантовую физику, объявив внешнему миру (в лице бедной супруги, конечно) о том, что стоит на пороге великого открытия. Пишет какие-то нелепые, никому не нужные программы на Паскале. Любую свободную копейку тратит на широкополосный доступ в Интернет. Между тем, младшего пора к школе готовить; дом давно плачет по капремонту, особенно крыша; машина почти год не на ходу. Жена его, золотая женщина, разрывается на двух работах и тянет хозяйство в одиночку.
Уходя, Сергей забегает на кухню и машет рукой Мине. Оглянувшись, не идет ли Мишка следом, делает ей знак рукой, коснувшись большим пальцем уха – мол, позвони мне. Мина понимающе кивает в ответ.
2
До «Променада» он доехал с великим трудом. Дернул черт направиться по Комсомольской, в результате попал в пробку. Пока вся колонна ползла по этой асфальтированной кишке с пониженной перистальтикой, он включил органайзер. Пришло одно напоминание о дне рождения и три служебных сообщения. Совсем неплохо для воскресенья.
Пока добрался до кафешки, пока стоял в очереди, позвонил Марат. Голос приглушен, видимо только проснулся.
– Привет, брат, как дела? – говорит он, по-московски растягивая слова. Каждый, кто долго жил в Москве, а потом вернулся в родной город, как минимум месяц отходит от этого говора.
– Да, здорово, Мара!
– Брат, пойдешь сегодня на днюху?
– Какую днюху?
– Ну, вы даете! – Голос Марата становится еще глуше. – Звонил сейчас Малому, он тоже хлопает ушами!
– А что случилось? – упорствует в своем неведении Сергей.
Марат шумно сопит в трубку – у него такая манера говорить, когда собеседник не проявляет проблесков понимания.
– Блин, мужики, у меня же сегодня днюха…
– А-а, точно.
– Короче, чтобы вечером были у меня! Дорогие подарки и красивые партнерши – обязательны!
– Ну, хорошо-хорошо, будем! Что еще?
– Поздравляю с повышением!
– Да ладно, с каким уж повышением… Это просто смена деятельности, не более.
– Все равно, еще одна ступенька в карьере пройдена.