Звук ключа в замке, писк петлейэто Агата. Звон бутылок, бульканье жидкости в стакан. Сейчас она снимает свои лодочки, раз молчит. Интересно, трусы снимет или нет? Можно поспорить с самим собой. «Если подойдёт в нижнем белье, бросаю куритьнеделю». Тишина. Хм-м, крадётся сзади, наверное.
Детка, я рисую.
Тишина. Может повернуть голову, нет, не поверну, не дождёшься, хочешь поиграть со мной, ну что же, давай. Только я не здесь, а на полотне, этот убитый фазанэто я, моя дурная голова свисла со стола, ты убила меня двадцать лет назад, поделившись своим шоколадом.
Нет, она меня просто выдернула из картины, протянув под локоть колено, пылающее жаром восставшей плоти, её дыхание, отдающее шоколадом, который мерзавка успела стянуть у комода, теперь было у моего самого уха, влажный рот покусывал мочку уха. Заставила вздрогнуть. Нога с кошачьим проворством переметнулась влево, и небольшой зад оказался на коленях, как следствие случившегося, не послушная более кисть с красной краской упала на пол, оставив блестящую кляксу фазаньей крови, таким образом освободив руку от музы, которая не преминула, в свою очередь, шаловливо скользнуть между шёлком голубой юбки и бедром, беспрепятственно пройдя к самому лону.
О, какое счастье, буду курить эту неделю, пробормотал он, не найдя ничего, кроме плоти.
Тебя, как всегда, трудно понять, о чём ты? впиваясь губами в рот. Закрой глаза и молчи, притягивая к себе рукой запрокинутую напрочь голову.
На следующий день прямо с утра зарядил липкий дождь. Говорят, что дождь очищаетомывает на прощание дурные мысли, идеи, провожая их последний путь; смывает всё, что было раньше, осветляя всё новое, которое обязательно придёт на смену старому.
«Не пойду я сегодня на работу», решил Макс, глядя на ручейки, бегущие по стеклу замызганного окна. Через десять минут он был выбрит, одет и ехал по кольцевой в сторону Кламара. Поторчав немного в пробке, он все-таки успел подъехать по адресу, когда Агата с мужем выходили из подъезда, она в длинном плаще, он в короткой куртке, поцеловал её в губы на прощание, у Макса защемило сердце, сказал что-то на прощание и повёл детей, очевидно, в сторону школы. Подождав, пока Агата сядет в машину и отъедет на приличное расстояние, он вышел из своего «Ситроена», злобно хлопнул дверью, засунул голову поглубже в воротник, пошёл в направлении, куда шли отец с детьми. Поравнявшись с ними, он спросил егов правильном ли направлении идёт к мэрии. Супруг Агаты остановился, изумлённо посмотрел на него и сказал:
Ну что вы, это в противоположную сторону.
На Макса смотрел небольшого роста опрятно одетый человек в дорогих очках. У него было простое, спокойное лицо маленького буржуа и холёные руки пианиста. «Именно те, которые лапают по ночам Агату», промелькнуло у него в голове. В нём сразу проснулся животный инстинкт поверженного самца, ему вдруг ужасно захотелось врезать ему по очкам, он еле себя сдерживал, неизвестно, чем бы всё это кончилось между ними, если не дети. Они с любопытством смотрели на него большими серыми глазами, как у их матери, и ужасно кого-то ему напоминали. Взяв себя в руки, извинившись, он повернул назад и пошёл к машине, больше не оборачиваясь. Было около одиннадцати, когда он зашёл домой, первым делом он бросился к шкафу, выпил виски ,словно стакан воды, сел напротив мольберта и стал нервно рисовать, пытаясь закончить натюрморт с фазаном, через десять минут полотно было изорвано в клочья, рамка разбита об стенку, потом он обессиленно рухнул на диван, закрыл глаза и протяжно завыл, как побитая собака. Во всём теле чувствовалась страшная слабость, его подташнивало, он повернулся на бок и ощутил приступы сильной мигрени. Голова просто раскалывалась от боли, словно внутри здоровый деревенский кузнец бил по наковальне. Он был унижен, опустошён, будто пустая бутылка из-под вина, валяющаяся около мусорки.
«Зачем я пошёл, почему я это сделал, чтобы сейчас отдать концы? кричал он в пустоту мастерской. Хоть вешайся. Если жизньстрадания, наложить на себя рукикак выход из положения». «А что, собственно, случилось? спрашивал его внутренний голос. Что ты хотел там увидеть? Успокойся, радуйся чужому счастью, это же семья Агаты». «Я бы и обрадовался, да вот есть ли оно там?» возражал злорадно дух противоречия.
Вернувшись, как обычно, вечером с пощади Тертр, на которую он ходил теперь как на работу, правда без выходных, Макс уже потянулся к шкафу, где была непочатая бутылка ирландского виски, как зазвенел телефон. Это была Агата.
Давно пришёл, дорогой? голос был немного взволнован.
Только зашёл, даже виски не успел себе налить.
Есть неплохой заказ для тебя.
Да? удивлённо. И что это за заказ такой?
Ты когда-нибудь работал с натурщицами?
Нет, не приходилось.
В голове промелькнули удручающие воспоминания юности.
Завтра придёт к тебе молодая женщина, надо будет сделать её обнажённый портрет.
Рядом со мной на Монмартре работает художник, мой сосед, Николя, я тебе рассказывал о нём, может, к нему отправим её, он специализируется на обнажённых женщинах рядом с диванами.
Тебе деньги больше не нужны?
Нет, нет, конечно, нужны, только днём я занят, могу только вечером, ты же знаешь моё расписание.
Тогда не выдумывай, бери заказ, когда тебе предлагают, она согласна на любое время суток.
А она хоть хорошенькая, или старуха какая-нибудь, ты же знаешь, я без музы не работаю.
Она просто красавица.
А ты не ревнуешь?
В трубке появилась тревожная тишина, нарушаемая жужжанием мухи на окне.
Дурак, конечно ревную, но тебе же деньги нужны, наконец послышалось с другого конца.
Как и было обговорено с Агатой, после семи вечера в дверь три раза постучали.
Да! Да! Входите, я не запираюсь, заканчивая последний мазок на клюве нового фазана. Скрип двери, послышались шаги. Не оборачиваясь:
Проходите, присаживайтесь, вас Сесилия, кажется, зовут.
Да, Сесиль, здравствуйте, как у вас здесь красками пахнет.
А меня Макс, поварачиваясь. Ах, это вы! не удержавшись, воскликнул он, увидев её.
Мы где-то встречались? удивлённо делая брови дугой.
Нет, нет, простите, мне, наверное, показалось, что я вас где-то уже видел.
Он не ошибся, это те самые миндалевидные глаза, которые он заметил в той забегаловке, когда ждал Агату. Теперь он имел возможность разглядеть вблизи их ошеломляющий цвет, нечто среднее между зелёным и голубым, их разрез просто совершенен. Холодная улыбка кремовых губ, наигранное оживление смазливого лица выдавали в ней внутреннее волнение, которое она пыталась неумело замаскировать.
Кофе, виски? стараясь как-то разрядить обстановку, бодро спросил Макс, откладывая в сторону кисть с зелёной краской
Спасибо, я редко пью, присаживаясь на диван.
А я выпью чего-нибудь, извлекая из шкафа дешёвый бурбон и замызганный отпечатками пальцев и краски стакан. Как вы хотите, чтобы я вас изобразил? Например, портрет был бы бесподобен. У вас очень выразительные глаза.
«Это что, если бы ты ещё видел её попу», подумал Макс.
Я желаю в стиле ню.
Хорошо, немного опешив, как скажете, неловко опрокидывая на пол стакан, который разбился вдребезги. Простите, в последнее время я стал таким неуклюжим, собирая осколки стекла с пола.
Он ненавидел себя в эту минуту за свои похотливые мысли, непрофессионализм, неумение разговаривать с незнакомой женщиной. Немного успокоившись, наконец собрав осколки, он налил себе новый стакан, на этот раз без приключений, опрокинул содержимое прямо себе в глотку и почувствовал, как алкоголь, обжигая гортань теплом, спустился в желудок.
Тогда завтра вечером и начнём, предложил он.
А можно сейчас? робко спросила она.
Конечно, немного задумавшись. Подготовьтесь, пожалуйста, сядьте на табуретку перед мольбертоми можем начать.
Отвернитесь, пока я разденусь, скрипнув молнией на юбке, приказала она.
А потом смотреть можно? как-то неловко засмеявшись.
Потом можно, бросая юбку на пол.
Можно полюбопытствовать, почему вы выбрали именно меня? смотря в сторону
Мне вас порекомендовала Агата, продолжая раздеваться.
Я могу повернуться?
Да, конечно, уже сидя на высокой табуретке, слегка раздвинув узкие бёдра.