5
Ночь легла на реку, на берега, все смяла, стерла, превратив в непроглядную массу. А небо такое низкое, что, кажется, его можно рукой достать И с низкого неба сыплются в воду мириады звезд. Они колышутся, переливаются, иногда неожиданно пропадают, словно перепуганные мальки, но тут же снова всплывают и, вздрагивая, светятся ярче, чем на небе.
Ветер дует с низовья, из среднеазиатской пустыни. Да он и не дует: он вяло дышит жарой, будто вокруг расставлены таганы с раскаленными углями; в каютах угарно, точно в предбанниках, душно и на открытых палубах. Хочется поскорее и как можно глубже в воду, в студеную, чтобы кости ломило.
Как все резко изменилось
Несколько дней тому назад было так хорошо, отрадно: слева расстилались голубоватые, обширнейшие степи, справа тянулся гористый, заросший лесами, пламенеющий разноцветными полотнищами берег. По нескольку часов Аким Морев отсиживал на палубе и неотрывно смотрел на все это, словно читал хорошую книгу: до того все было чарующее, необычное, особенно в Жигулях. Здесь, в долине Жигулей, Волга текла сжатая с обеих сторон гористыми берегами, и порою казалось, она, развалясь, красуется на солнце, как бы говоря: «Лучше меня все равно ничего не найти».
И вот после Жигулевских ворот все стало резко меняться: пропали дубы, сосны, ели, липы, березы, их вытеснили длинноногие, вихляющие ветлы; откуда-то пахнуло такой жарой, что нечем стало дышать. На зубах хрустит мельчайшая пыль, на губахсоль
Аким Морев почти не покидал палубы
Иван Евдокимович как-то сказал ему:
Оскудевает природа. То-то вот и оно, ушел на нижнюю палубу и несколько часов пропадал там, а когда вернулся, то, поблескивая глазами, снова сказал: Оскудевает. То-то вот и оно. А вы на самолете ширки на месте приземления. Нет, батюшка мой, так-то можно не государством управлять, а в картыв дурачка играть.
Вы что? Глаза-то у вас блестят Не в буфете ли государством управляли? спросил Аким Морев.
Ни. По-украински отвечаю: «Ни». «Нема».
Нашелся украинец. А где же?
Развернули на корме такую «прю».
Не понимаю, что за «прю»?
Она, знаете ли, настолько мила И все смеется над заседаниями, вернее над заседательской суетней: «Так наш заместитель председателя колхоза разведет такую «прю». Ловко? Не прения, а «прю».
Кто же автор «прю»?
А та. Красавица. Академик вспыхнул, как юноша, и, чувствуя, что краснеет, отвернулся было, но еще больше вспыхнул, затем махнул рукой: Ох, до чего же славная женщина И вовсе не муж рядом с ней, а посторонний А парень тотсын ее. Двадцать лет студент. Муж-то да погиб на фронте погиб. Погиб вот Да.
И вы что ж решили помочь во вдовьем деле? в шутку, не подумав, проговорил Аким Морев.
Не умею, батюшка мой, не умею блудить. Вот чему не научился, тому не научился. А сын-то у нее в Саратове на агронома учится. Смышленый. Да. Смышленый. Вот такого бы сына! Оказывается, мы с нею старые знакомые: в Москве на совещании встречались. Здорово она выступила в прениях. Особенно запали мне ее слова: «Землясущество гневное: плохо отнесешься к ней, она с ног тебя свалит». И это ее выражение я даже в одной статье упомянул. Да. И, почему-то погрустнев, Иван Евдокимович снова отправился на нижнюю палубу, объясняя: Мы там интересный разговор завели Почти все пассажиры участвуют. Не хотите послушать, Аким Петрович?
Аким Морев понимал, что если на нижнюю палубу попал известный всей стране агроном Бахарев, то колхозники в него, конечно, вцепились, да и беседы там явно интересны, но от приглашения отказался, сказав:
Мне надо тыл изучать, как советовали вы.
Сегодня рано утром, когда они распивали чай, в дверь каюты кто-то постучал. Глаза у Ивана Евдокимовича загорелись юношескими огоньками: он, видимо, догадался, кто стучит, и потому вскочил, раскинул руки, приглашая:
Пожалуйста! Пожалуйста, Анна Петровна! Не ждали, но рады, безусловно. Садитесь Почаевничайте с нами.
Анна Петровна, блеснув цветастым сарафаном, присела на стул. Аким Морев почему-то был уверен, она застесняется, увидав в каюте его, незнакомого мужчину, но та запросто протянула и ему руку, произнося без всякого жеманства натуральным певучим голосом:
Рассказывал нам Иван Евдокимович про вас Так здравствуйте. Я Анна Арбузина из Разлома. Ну, Аната, а за ней Разломрайонный центр. Не знаете?
Ни разу еще в области не был.
Так запомнитеРазлом. Иван Евдокимович дал согласие побывать у нас. И вы приезжайте.
Аким Морев мельком глянул на академика. У того глаза как бы говорили:
«Видишь, какова она?!»
«Да-а. В такую можно влюбиться», глазами же ответил он академику и учащенными глотками начал допивать чай, намереваясь оставить их вдвоем, а чтобы не сидеть молча, спросил:
Сын где ваш?
В Саратове сошел. В Пермь мы ездили к брату в гости. А оттуда в Горькийтоже к брату. Ох, вот где красота-то! Видели ведь! Леса-то какие! Нам бы в степи хоть капельку лесов таких. А обратно ехали Местами в берегахчернозем на метр. Прямо хотелось с парохода на берег перелететь и пригоршнями хватать чернозем.
Иван Евдокимович, погрустнев, тихо произнес:
Что же Может быть, переселитесь на черноземы?
Эх, нет! У меня в Разломе сад. Не мой, положим, колхозный. А и мой: раз что своими руками сделалзначит, и твое. Так ведь? Кроме тоговоюем. Со зверюгой-суховеем.
Лицо академика засияло, он даже причмокнул, а Анна продолжала:
Да и сестрица у меня там живет. Моложе меня на десять лет. Я-то что? Меня сарафан красит, как бы возражая кому-то, печально говорила она. А сестрицапрямо в балерины бы, и засмеялась сочно, густо, заражая смехом даже угрюмого в эту минуту Акима Морева.
Да вы хороша, невольно вырвалось у него, и он, краснея, проговорил: Ну, Иван Евдокимович, я пошел на палубуизучать тыл, и вышел, притворив дверь, но тут же услышал голос академика:
Не закрывайте, Аким Петрович.
6
Приблизительно год тому назад, когда Аким Морев работал первым секретарем Новокузнецкого горкома в Сибири, рабочие металлургического завода узнали, что неподалеку проездом на Дальний Восток остановился вагон секретаря Центрального Комитета партии Муратова. Конечно, рабочие и особенно комсомольцы, пионеры настойчиво попросили, чтобы Аким Морев немедленно отправился на станцию и пригласил Муратова погостить в новом городе.
Выполняя волю рабочих, испросив разрешение на прием, Аким Морев и направился к вагону. Подходя к нему, с усмешкой подумал: «Что ты, братец, ног под собой не чуешь», но, войдя, увидев сидящего в кресле Муратова, чуточку успокоился, и совсем успокоился, когда тот поднялся из кресла, шагнул навстречу и произнес:
Рад вас видеть, товарищ Морев. Садитесь, и ладонью закинул спадающие на лоб непослушные волосы.
Аким Морев подметил, что Муратов среднего роста, волосы у него густо седеющие, гладко причесанные на пробор, глаза серые с синеватой дымкой, голос юношеский, звучный.
Садитесь, садитесь. Чем могу служить? И Муратов склонился к Акиму Мореву.
Поедемте к нам, выпалил Аким Морев и какие-то секунды молчал, думая, чем же завлечь на металлургический завод секретаря Центрального Комитета партии: этого так хотят рабочие, жители нового, выросшего на пустыре города. «Начну-ка я вот с чего». И заговорил: Степи у нас глазом не окинешь. Дичи в них И главное, уголь. Копнии греби, и пустился в доказательства: Вот, например, недавно мы заехали переночевать к одному колхознику, попросили хозяйку разогреть курицу. Хозяин полез под печку и вытащил оттуда в кошелке самый настоящий каменный уголь. Спрашиваем: «Там бережете?» «Нет, слышь, копаю». Полезли сами, смотрим: да, копает.
Такое я видел на Урале, под Челябинскомв Копейске. А люди?
«Люди? Ах, вот чтолюди», мысленно подхватил Аким Морев и, удобнее усевшись в кресле, спросил:
У вас найдется минутка?
Да, конечно.
Это произошло лет двадцать тому назад.
В минутку не уложиться. Муратов безобидно улыбнулся.
Постараюсь, уверенно проговорил Аким Морев.
Муратову понравилась напористость посетителя. Внимательно глянув ему в глаза, даже про себя сказал: «Этот добьется своего, но посмотрим, как добивается». И секретарь Центрального Комитета партии приготовился слушать, а Аким Морев тем временем уже говорил: