Вот сейчас откроется дверь, и войдет он Нет, нет, этого не может, не должно быть! Не надо, чтоб он оказался в плену, чтобы он пришел домой, когда идет бой за Москву, за жизнь. Разумом она не хотела его возвращения, а сердце, глупое бабье сердце, замерло в ожидании.
Дверь отворилась, и Саша вскрикнула, напугав Полю и Даника.
На пороге стоял Владимир Иванович Лялькевич.
Он окинул присутствующих быстрым взглядомнет ли посторонних? прикрыл дверь и заковылял к Саше, которая стояла ошеломленная, растерянная: как ей принять человека, некогда домогавшегося ее любви? Поля, насторожившись, шагнула ему навстречу, как бы желая загородить младшую сестру.
Он остановился перед ними и, не здороваясь, однако не сводя смелого взгляда с Саши, тихо сказал:
Поверьте, Александра Федоровна, что только сегодня, когда мне назвали вашу фамилию, я понял, что это вы. Если вам неприятно, я завтра же уйду, разрешите только переночевать, он склонил голову, идти ему было некуда. Скажете, что я отправился проведать своих родителей.
Поля поняла, что это всего только знакомый, и, с облегчением вздохнув, посмотрела на Сашу.
«Что ж ты молчишь? Скажи человеку хоть слово!»говорил ее взгляд.
Саша опомнилась и протянула руку:
Здравствуйте, Владимир Иванович!
Он выпустил костыль, чтобы пожать ей руку, и покачнулся. Поля поддержала его.
Да вы садитесь. Дайте ваш мешок. Раздевайтесь.
Не то они делали, что нужно, не то говорили друг другу. Дании недоволен был не только поведением сестер, но и самим комиссаром. Посмотрев на окна, не подглядывает ли кто сквозь проталинки, он громко поздоровался:
Здравствуй, Петя!
Лялькевич обернулся и радостно обнял Даника.
Здорово, Даник, здорово, дорогой.
Это было сказано от всего сердца, так как они знали друг друга, встречались в отряде, когда Даник ходил осенью на связь. Комиссар почувствовал глубокую благодарность к этому умному, смелому юноше. Увидев, как заблестели его глаза, не выдержала, заплакала Поля. Засуетилась, помогла ему снять шинель, усадила на лавку. Саша только сейчас заметила его ногу, обернутую тряпкой, костыль, который он положил рядом, подумала о Пете и тоже прослезилась. Слезы их оказались очень кстати, так как в хату вошла соседка Аксанапринесла сито, что взяла неделю назад и все забывала вернуть. Она остановилась у порога, сделав вид, что смущена присутствием незнакомого человека. Даник и тут не растерялся. Он с детской непосредственностью сообщил:
Ксана! Сашин муж пришел Петя! Из лагеря!
Молодая женщина, услышавшая эту новость еще на улице и прибежавшая, чтобы убедиться своими глазами, от неожиданности выпустила сито, оно покатилось через всю хату к Сашиным ногам. Аксана робко, застенчиво подошла, протянула красную, загрубевшую руку.
Добрый день, Петя. С возвращением вас Счастливым Чтоб было счастливым
Потом кинулась к Саше, обняла и залилась слезами. Увидела чужие радость и горе вспомнила свое: убитого немцами свекра, мужа, который находится неведомо где может, давно снег укрыл его белые кости.
Саша понимала, что ей следует ответить слезами, сказать что-нибудь. Но не было ни слез, ни слов. В эту минуту заплакала в колыбели Ленка. Поля вынула ее и поднесла «отцу». Он поцеловал и тихо вымолвил:
Доченька моя.
Саша вздрогнула. Она забыла об Аксане, о ее слезах, вся сжалась и ревниво следила за каждым движением Лялькевича, готовая в любой момент броситься и отобрать у него ребенка. Какая она ему дочь! Но Владимир Иванович, казалось, почувствовал ото и быстро отдал малышку Поле. Саша вздохнула, вспомнила свою роль и поцеловала соседку в мокрую щеку.
Успокойся, Аксана. Такова наша женская доля.
Ксана, обратилась к ней Поля, ты дашь мне?.. она не сказала чего. Гостя встретить. Может, когда-нибудь разживемся
Полечка, родная, о чем разговор! Все, что есть у меня в хате. Вместе житьвместе горе пережить
Поля и Аксана торопливо вышли. Даник хитро улыбнулся комиссару.
А я пойду дров наколю. Чтоб видели, что все мы встречаем гостя.
Они остались одни. С минуту длилось молчание.
«Почему он молчит?»нервничала Саша. Если б она не боялась взглянуть на него, то поняла бы причину. После непосильного физического и душевного напряжения комиссару стало дурно. Побледнев, он прислонился головой к стене, боясь потерять сознание. Нет, и на этот раз он поборол слабость, вытер рукавом холодный пот со лба, тихо попросил:
Александра Федоровна, дайте, пожалуйста, воды.
Она взглянула и ахнула!
Вам плохо?
Он пил, и зубы его стучали о край кружки. Теперь она стояла рядом, внимательная, чуткая, забыв о своих переживаниях.
Может быть, ляжете?
Нет, ничего. Прошло, он виновато улыбнулся. Александра Федоровна, поверьте, я ничего не знал Для меня это очень важно.
Владимир Иванович, зачем вы так? Почему вы думаете, что я вам не верю? Вы как бы предостерегаете меня от чего-то, и выходит, что вы сами мне не верите. Поймите: для меня этозадание организации, ваше
Только не мое.
Это задание партизан, а вы их командир. Смотрите на меня, как на партизанку, выполняющую ваше задание. Так мне будет легче. Выкомандир, яваш боец. Обо всем остальном я сама подумаю. О своей дочке, о своем муже
Он склонил голову.
Я вас понимаю. Спасибо вам
Саша нахмурилась.
Не за что. Я ничего еще не сделала, и, чтоб перевести разговор на другую тему, спросила:Давно вас ранили?
На праздники. Мы решили поднести им «праздничный сюрприз». Налетели на Зубровку, там у них склад боеприпасов. Склад подожгли Гитлеровцы бросили нам вдогонку танки. Они били из орудий. И меняосколками
Скажите, много у вас там людей в лесу?
Много, в его карих глазах вспыхнула чуть заметная усмешка. Вы имеете в виду наш отряд? Но разве наш отряд один? Отряды везде, в каждом районе, в каждом лесу. Они растут как грибы.
Саша доверчиво приблизилась.
Вот хорошо! Надо, чтоб узнали об этом люди. А то мы сидели здесь, как в потемках. Ничего не знали, ничего не видели. Покуда хлопцы не связались с вами. Вы не представляете, как это страшно. Какие приходят тяжелые мысли.
Глаза комиссара вдруг загорелись странным огнем, он оглянулся на окна и схватил Сашу за руку. Она хотела отнять руку, но он тянул ее к себе.
Слушайте, Александра Федоровна! Вам вам первой я сообщу новость Счастливую новость. Позавчера по радио приняли.
Услышав эти слова, Саша послушно села на лавку рядом с ним, не отнимая больше руки, которую он сжимал все сильнее и сильнее.
Наши разгромили немцев под Москвой. Слышите, Саша? Разбили! И гонят прочь гадов. Тысячи трофеев! Тысячи пленных!.. Вот об этом нужно, чтоб народ как можно скорее узнал! У меня в шинели зашито несколько листовок. Мы их размножим
Кто-то застучал в сенцах. Они прекратили разговор, и Саша быстро отошла к люльке. Радостно взволнованная новостью, она подумала, что человек этот пришел сюда не только для того, чтоб залечить свои раны, но и чтоб продолжать борьбу, направлять их, молодых подпольщиков.
Через час-полтора, когда уже совсем стемнело, в хате собрались Аксана, дядька Роман с женой, сосед Федос, что месяца два тому назад пришел раненый из окружения, две старушки соседки. Женщинам хотелось увидеть Сашиного мужа, мужчинамчеловека, вернувшегося из лагеря военнопленных. На столе, застланном праздничной скатертью, той, что ткала еще покойница мать в приданое дочкам, стояли тарелки с ломтиками сала, миски с огурцами, капустой, картошкой, от которой к самому потолку поднимался пахучий нар, две бутылки самогона, заткнутые кукурузными початками.
Поначалу все держались солидно, торжественно, как полагается в таких случаях. Мужчины, входя в хату, здоровались с «Петей» за руку, тетки целовались с Сашей и плакали. В те черные дни у женщин хватало поводов поплакать.
За стол сели не все: соседки от приглашения вежливо отказались и примостились на лавке. Дядька Роман, человек острый на язык, бывалый, взял на себя роль хозяина; по деревенским обычаям он имел на это право: Сашаего крестница. Стаканов было всего два, и дядька Роман налил в первую очередь себе и «Пете».