Дамберг скользнул холодным, равнодушным взглядом поверх Гришиной головы и прошел мимо: не узнал, конечно.
Гриша шепнул Сергею:
Того, с сумкой, я знаю: этоДамберг. Ох, он и жох!
А я случайно другого знаюРозенберга Альфредку. Изображает из себя фу ты, ну ты! А сам младше меня. Он из Риги приехал. Я слышал, как он хвастался за бильярдом у Познанского.
Ты бываешь у Познанского? с ужасом спросил Гриша.
«Познанский»это большая пивная с зелено-желтой вывеской, на которой нарисована кружка с колпаком из белой пены, а рядомдва бильярдных шара и длинный, как копье, кий.
Заглядываю иногда, небрежно сказал Лехович, сыграть партию-другую.
И он заговорил теперь о бильярде, о том, что заходить к Познанскому, конечно, рискованное дело: туда может заглянуть и Стрелецкийон норовит зайти с черного хода. И кого уж из реалистов поймает, тому не поздоровится. Но у реалистов с хозяином пивной договоренность: прежде чем впустить надзирателя в черную дверь, он выпускает их через парадную. Правда, там неподалеку стоит городовой, но он отворачивается, когда из пивной выходят гимназисты и реалисты: у него тоже имеется своя договоренность с Познанским.
Бильярда Гриша не видал ни разу, видел только шары на вывеске. Он попросил Сергея рассказать, в чем состоит игра, из чего шары сделаны, как по ним бьют кием.
За разговором о бильярде скоро забыли они о только что прошедших мимо немцах: о Дамберге и Альфреде Розенберге, которому суждено было ровно через сорок лет окончить дни свои в Нюрнберге, на виселице.
С реки потянуло пронзительной прохладой. Волны Двины уже тускнели, противоположный берег слился в одну темную полосу; порыв ветра донес оттуда запах хвои.
Не сговариваясь, Лехович с Гришей спустились с дамбы вниз.
На берегу ивы тянулись черными ветвями к розовому небу. Одно дерево нагнулось над водой, почти касаясь ее своим стволом; на стволе, ловко примостившись, сидел кто-то верхом, как в седле.
Подошли ближеи Гриша узнал Вячеслава Довгелло.
Ты что тут делаешь?
Вячеслав соскочил на землю.
П-погляди, сказал он.
За рекой стоял на берегу двухэтажный дом. Окна в верхнем этаже блистали багрово, отражая закат.
А что там глядеть? Дом и дом. Самый обыкновенный.
Н-нет, не обыкновенный. Там был последний бой лесных братьев с жандармами.
Откуда ты знаешь про лесных братьев? воскликнул Гришаи даже сердце у него зашлось
Вячеслав молчал.
За него ответил Лехович:
Ну, не так давно в городе только и разговору было, что про них. Ты сам недавно здесь, потому, может, и не слыхал.
Нет, я слыхал, ревниво сказал Гриша, и я видал их! Своими глазами!
Лехович присвистнул протяжновидно, не поверил.
И Гриша начал торопливо рассказывать про Кейнина, про лютеранскую церковь в Пеньянахтам тоже был бой, в день «лиго» После боя лесные братья ушли неизвестно куда. И больше их никто не видал.
Ага, сказал Сергей Лехович, значит, последний, кто их видел, это был Шумов Григорий.
Насмешка была явной. Гриша обиделся.
А знаешь, почему ты их не любишь? спросил он Леховича. Ты не любишь лесных братьев потому, что ты богатенький. А они не за богатых, нет. Они за тех, кто нужду терпит.
Спасибо. Рассудил, холодновато ответил Лехович. А с чего ты взял, что я их не люблю?
Ты сам сколько раз говорил, что твой отец богатый. А богачину, там разные помещики, купцы, они лесных братьев боятся.
Дурень ты!
Не глупей тебя.
Перекоряясь, мальчики незаметно очутились около железнодорожного моста. Длинныйс верстутоварный состав прогремел по его настилу, и чугунные балки долго гудели басовитой струной
Ступай один! окончательно рассердился Гриша на Сергея Леховича. А я пойду вместе с Вячеславом.
Ах, и дурень!
Поумней тебя!
Сергей пожал плечами, подумал, глянул на Гришу. Потом, беспечно посвистывая, помахивая стеком, пошел назад один.
Гриша поглядел ему вслед Нет, жалеть не стоит; отец-то понимает людей. «С богатым не водись».
Довгелло стоял, глубоко засунув руки в карманы, слегка сгорбившись.
Холодно тебе, что ли? сердито спросил Гриша.
Нет.
Отчего ж съежился?
Я не съежился.
Да, с таким, как Довгелло, разговору настоящего не получится. И все-таки не будет Гриша жалеть о Сергее Леховиче, хоть он и третьеклассник и речист за двоих! Пусть он свои разговоры разговаривает со Львом Сапегой или с кем там еще из своей компании.
Ты почему обозвал давеча семиклассника Дзиконского крючком? спросил он Вячеслава.
Д-да ведь всех полицейских так дразнят. И городового и полицмейстера. Ну, а егоиз-за отца.
И жандармов так кличут?
И жандармов тоже.
Ты расскажешь мне про лесных братьев все, что знаешь?
Пойдем ко мне. Расскажу. Ты так и не зашел. А обещал.
Знаешь, почему я к тебе не зашел? Я сызнова начал перечитывать «Тараса Бульбу». К тебе идтизначит, надо отнести книгу. А мне жалко
Ничего. Держи пока что у себя.
Знаешь что? с воодушевлением начал снова Гриша. Такой книги еще не было на свете! И, наверное, не будет больше никогда!
А ты много книг прочитал?
Много, нерешительно ответил Гриша. Я про богатырей одних сколько книг знаю. Ну, «Тарас» еще лучше. Сравнить нельзя.
Попав в маленькую, чистенькую и что-то уж очень тихую квартирку из двух комнат, в которой жили Довгелло, Гриша притих.
У матери Вячеслава были такие тревожные глаза на худом лице, что он сразу почувствовал себя виноватым: зачем явился сюдавидно, не вовремя.
Ядвига Осиповнатак звали эту грустную женщинумолча поставила перед мальчиками чай, сухари и сейчас же ушла в другую комнату.
Гриша понемногу огляделся.
Мебель была подстать квартирке: крошечный комод, накрытый зеленой вязаной скатертью, диванчик короче человеческого ростапо-местному «канапка», круглый столик с никелевой лампой И всюду бросались в глаза портреты худого брюнета с усиками: они висели на стеках, стояли на комоде в рамочках, склеенных из ракушек.
Батька твой? догадался Гриша.
Мой папа, тихо ответил Довгелло.
Тягостная застенчивость вдруг сковала Гришу снова, а он этого не любил: насупился, замолчал. Ядвига Осиповна из другой комнаты, конечно, слышала, как он брякнул: «батька».
Ты что? обеспокоился Вячеслав.
Ничего.
Гриша продолжал молчать, глядя себе под ноги. К чаю не притронулся.
Т-ты почему спросил про Дзиконского?
Захотел и спросил.
В все-таки?
Он мой враг.
Сын или отец?
Ну, понятно, сын. Отца я и не знаю совсем.
Отец Дзиконского начал было Довгелло.
Но Гриша перебил:
А ну их! Ну их обоихи отца и сына! Ты обещал рассказать мне про лесных братьев.
Отец Дзиконского сражался против лесных братьев. А они ему правую руку перешибли. Не самую руку, а вот здесь, Вячеслав показал на свое плечо, вот здесь, ключицу. И после того рука у него не действует. Они хотели его совсем убить.
За то, что он полицмейстер?
Он тогда еще не был полицмейстером. Он был жандармом. Ну, не простымофицером. Это уж потом, говорят, в награду его назначили полицмейстером.
Да что ты все про Дзиконского! Рассказывай про лесных братьев!
Н-ночью собрались лесные братья тайно в том доме за рекой, что я показал тебе. Хочешь, сходим туда завтра Перейдем через железнодорожный мости в Курляндию. Согласен?
Согласен.
П-поглядим хоть на двор хоть на лестницу, по которой они поднимались на верхний этаж! Они поднялись и заперлись там, ночью. Завесили окна Это я не выдумываю вовсе, мне один знающий человек рассказывал. Завесили окна, начали печатать. Они печатали письма к народу, слышишь? После них нашли целых три одеяла на столе. Стол громадный, и на нем ватные одеяла: братья ставили на одеяла печатную машину, чтобы не слышно было с улицы, как они печатают. Машину после не нашли: братья унесли ее, успели!
Не такая уж тяжелая, значит?
Ого! Не поднять! Ну, а сила знаешь какая у лесных братьев?
Знаю.
У жандармов револьверы были у каждого. И шашки. А братья оружие свое оставили в лесу. Не знаю почему. Против револьверов с голыми руками что сделаешь?