Кирилл вгляделся, сказал что-то рыжебородому и легко соскочил с козел.
Никак, Гришутка Шумов! Какими судьбами? спросил он весело, подойдя к изгороди. Э, да тут и Ян Редаль! Вы как сюда забрели?
Гриша сделал страшное лицо, скосил глаза, замахал руками и сполз с забораназад, в сад.
Скажи на милость, посмеиваясь, пробормотал Кирюшка:секреты!.. Ну и отчаянные, ну и бродяги!
Комлев загрохотал с той стороны забора коваными сапогамирезные доски ходуном заходили под ним. Он перемахнул через забор в сад, сел на траву рядом с Гришей.
Ну, что у тебя, сказывай скорей, велел он, а то придет сюда Новокшониха, узнаешь тогда, почем нынче березовые веники.
Дядя Кирюша, зашептал Гриша, мы Ивана видели, солдата, он из тюрьмы убежал.
Брешешь!.. выдохнул Кирюшка. Брешешь!
Кобель брешет, с достоинством ответил Гриша.
Где видали Ивана?
В Заозерском лесу.
Говорили с ним?
Ага. Он нас к тебе послал.
Кирюшка с минуту глядел молча, широко раскрыв круглые, как у птицы, глаза. Потом оглянулся по сторонам, хлопнул себя с размаху по коленям и вдруг захохотал:
Живой? Неужто живой Иван? Ведь это что ж такое!
А чего смеешься? строго спросил Ян.
С радости! С радости, чудари вы мои дорогие! Я вам поверил, не врете вы ведь?
Комлев перестал смеяться, сорвал былинку, пожевал ее.
Иван ходит по лесу голодныйстрашное дело! сказал Гриша.
Ну, теперь надо ему помогать, ребята! жарко заговорил Кирилл. Надо что-то придумать.
Мы ему хлеб носим.
Надо. Надо ему хлеба и потомодёжу. Одёжу подходящую.
Он теперь в пиджаке, вольный. Это ему латыши в городе дали. Пиджак-то драный, одни лохмоты.
Ну, сказывайте, чего он еще говорил?
Велел тебе завтра о полдень прийти туда, где пни корчуют. Не успеешь завтра, тогда послезавтра. Он тебя будет ждать, спрячется, а ты иди от корчевья по лесу и песню пой. Он твой голос узнаетвыйдет к тебе.
Там, где пни корчуют? Ну как же, знаю я это место. Приду! Кирюшка внимательно поглядел на Гришу, на Яна:Открылся, значит, вам Иван-то Крепко вам верит, что ли? Али это от нужды горькой?
Крепко верит нам, сказал Гриша и покраснел.
Кирилл смотрел на него, и Гриша краснел все больше.
Ну, добро! Кирилл опять смеялся. Добро! Раз краснеешь, значит совесть есть. А молчать умеешь или не научился еще?
Умею.
А Ян?
И Ян умеет.
Теперь и Ян покраснел и отвернулся. Он-то умел молчать!
Одна надея, ребята: что вы болтать не станете. А проболтаетесьИвану тогда конец!
Ну, ей-богу, маленькие мы, что ли! Дядя Кирюша, ну что мы, не понимаем?
Но Комлев уже не слушал его. Он заговорил вполголоса, как бы в раздумье:
Теперь что ж в первую голову делать? В первую головуэто взять мне у Новокшоновых расчет. Все, поди, копеек шестьдесят заработал. Вы меня дожидайтесь тут, ребята. И смирно сидите, не дышите!
Комлев перелез через забор, исчез.
Вернулся он не скоро и, видно, страшно злой; губы крепко сжаты, на щеках желваки ходят.
Обсчитала, ведьма!.. Ну, пошли, ребята.
Он повел мальчишек к проселку новой, незнакомой им дорогойгустой аллеей из плакучих берез. Зеленые косы их висели до земли. У самого выхода в поле одна береза стояла без верхушки, с обугленным стволом («Громом ударило», пояснил Кирилл); на ней под дощатым навесом чернел образ Николая-угодника.
Богобоязненные! угрюмо сказал Комлев, глянув на икону. У них, у Новокшоновых, две заботы: богу молиться да с нищих суму драть. Вот ободрали меня, обсчиталисмотришь, и господа можно возблагодарить, свечу поставить
На много ли обсчитала? серьезно, как взрослый, спросил Гриша.
На двугривенный, так же серьезно ответил Кирюшка и добавил:Ну, ничего когда-нибудь сосчитаемся!
Долго шли молча.
От придорожных кустов легли длинные тени: запах полевых цветов и трав стал слышней В дальнем болотце зажглись от заката розовые окна.
Когда вышли на большак, Гриша стал спотыкаться, глаза у него слипались.
Э, Григорий Иваныч, засмеялся Комлев, нырять принялся! Садись ко мне на закорки.
Он схватил Гришу и одним махом посадил к себе на плечи.
Ну что это, дядя Кирюша! заныл Гриша. Ну что, ей-богу, маленький я, что ли?
Он ныл и вертелся на шее у Комлева до тех пор, пока тот не скинул его на дорогу. Скинул и тут же посадил себе на плечи Яна:
Этот тоже ныряет Уморились ребята!
Ян уселся на плечах у Кирилла спокойно, прочно. И вид у него стал снисходительныйсверху он глядел на Гришу.
Ишь, пан какой! сказал тогда Гриша, шагая сзади. Едет, как барин, а того в толк не возьмет, что человеку, может, тяжело.
Комлев захохотал:
Ну, какая ж в нем тяжесть! У вас, ребятишки, кости еще пустые да и в голове пусто. Потому и весу настоящего в вас нету!
Край неба еще догорал, а земля была уже совсем темной, когда они дошли до знакомого поворота в усадьбу «Затишье».
Комлев посадил Яна верхом на белевший в сумерках придорожный столбик и скомандовал:
Ну, теперь марш домой!
16
Дни после этого потянулись длинные.
Раньше, бывало, не успеешь переделать всех дел за деньи вот уже вечер. А теперь как будто и дел никаких не стало. Оврагместо сраженийбыл мальчиками забыт.
Одно только событие и случилось за это время в усадьбе: к Редалям привели коровурыжую, крутобокую, с длинными рубчатыми рогами. Гриша подбежал к нейона доверчиво дохнула ему в лицо теплым, добрым дыханием.
Собралось много народу.
Смотреть корову пришли и Пшечинские, и Тэкля, и кухарка Анфиса.
Золя Редаль, причитая что-то по-латышски, поглаживая корову по крестцу, стала загонять ее в новый хлев, сколоченный лесником из старых досок.
Гриша так был поглощен всем происходящим, что не сразу обернулся, когда его тронули за плечо. Его тронули вторично, и он обернулся с досадой. Позади стоял Кирилл Комлев.
Отойдем в сторонку, сказал он тихо Грише:дело есть.
Эти слова: «дело есть», возвысив Гришу в собственных глазах, сразу заслонили Редалеву корову. Он поспешно пошел за Кириллом. У садовой изгороди Комлев остановился и так же тихо сказал:
Вызови ко мне Шпаковского, учителя. Я его за амбаром буду ждать.
Да он же в Ребенишках! удивился Гриша. Он давно уже не приезжал А я-то думал, дядя Кирюша, ты мне про Ивана что-нибудь хочешь сказать.
Погоди. Пока ты коровьи рога разглядывал, учитель-то и приехал. Сейчас у твоего бати сидит.
Гриша глянул: верно, у их крыльца сверкал спицами велосипед.
Слушай-ка, продолжал вполголоса Комлев, ты ему потихоньку, незаметно шепни: ждет, мол, вас один человек. Понял?
Понял. Дяденька Кирюша, а как же Иван? Видал ты его в лесу?
Видал. Потерпи, сейчас нет времени рассказывать. Ступай к Шпаковскому, я буду ждать за амбарами.
Гриша нехотя направился к дому. Обернулся:
А если он не пойдет?
Пойдет.
А на что он тебе?
Нужен. Ступай, не ленись.
Вот, выходит, и все «дело». А что Шпаковский зовет Гришу сеньором, за козявку его считаетэто Комлеву неинтересно. Ну как вызовешь учителя на улицу, да еще незаметно! В горнице сейчас и мать, и отец, да и бабка там же.
Не ленись, Гриша, не ленись! еще раз сказал ему вдогонку Кирилл.
В избе Гриша увидел знакомую картину: за столом сидели отец с учителем, у шкафа мать гремела посудой.
А, Григорий Иваныч! закричал Шпаковский. Пожалуйте чаевничать с нами.
Не хочу, хмуро ответил Гриша, предвидя новые насмешки.
Серьезный мужичок! подмигнул учитель отцу.
Гриша сел в сторонке, у окна, и стал думать: как ему позвать учителя к амбарам?
А тут еще мать никуда не уходит. Если б отец был один, при нем еще можно было б подойти к Шпаковскому поближе, да и шепнуть ему на ухо. А при матери так не сделаешь: свое ухо за это ответит.
Долгие шли минуты; может, прошло уже с полчаса, а может, и больше. Учитель завел с отцом один из бесконечных разговоров, после которых оба они всегда становились довольными, даже глаза у них светились неизвестно почему. Гриша перестал и слушать эти разговоры, а сегодня и вовсе уж было не до них. В отчаянии он выглянул в окно. Комлев мог, не дождавшись, уйти. Правда, если он за амбарами, его все равно из окна не увидишь.