Нет.
«Разгладь свои сердитки» Все в нем сейчас пело: «Разгладь свои сердитки»!
Как он мог до сих пор думать что его жизнь полна? Только с сегодняшнего дня ее озарило счастье! «Разгладь свои сердитки»
Смотри! вскрикнула Нина.
На полянке, солидно ступая, путешествовало целое семейство скворцов.
Увидев людей, они не очень-то испугалисьотлетели совсем недалеко и продолжали ходить по траве, деловито приглядываясь к земле, разыскивая добычу.
А синичку я узнала! обрадовалась Нина. Вот она! и показала на дерево.
Да, это была синичка И пестрый дятел тукал по стволу сосны. И легкие солнечные капли неслышно летели сверху, сосны дарили им мало заметные глазу последние свои цветы
За что мне обижаться? сказал Гриша. Разве только за то, что я вот искал тебя как умел а ты, конечно, и не подумала меня разыскивать.
Яженщина, сказала она лукаво.
Женщина? Девчонка ты Гриша нечаянно произнес эти слова с такой глубокой нежностью, что оба они смутились и долго не решались поднять глазашли и смотрели себе под ноги.
Они вообще побаивались друг друга.
Это не помешало им встречаться теперь каждое воскресенье.
Гриша познакомил Нину с Катей Трофимовой, и они втроем часто уезжали на острова, или в Павловск, или в Красное Село, там у Нины, как оказалось, жили двоюродные сестрыработали на бумажной фабрике.
С этими сестрами Нина и гуляла в памятный июньский день.
Я ж тебе всегда говорила: Талановы роднёй богаты, смеялась она.
Катю Трофимову не узнать былоот деревенской ее робости и следа не осталось.
Она охотно встречалась в свободное время с Шумовым и Талановой, много рассказывала о своей фабрике Потом пригляделась к ними свободного времени у ней вдруг не оказалось.
Пришлось им тогда в воскресные вечера уезжать на острова вдвоем. А уходили они оттуда пешкомтрамваи уже отдыхали в этот час в своих депо, улицы становились пустынными, дома казались призрачными, невесомыми, крыши их улетали в жемчужную полумглу.
С непередаваемой томительной грустью отгорали последние белые ночи.
Бледные огни на Стрелке отражались в спокойной воде. Деревья стояли неподвижно, заколдованные, все было словно во сне.
Взявшись за руки, как дети, они бродили по безлюдным аллеям.
Это был их час: разошлась и разъехалась уставшая от веселья нарядная публика, рысаки увезли поздних седоков, огни ночных ресторанов гасли
Все вокруг становилось необыкновенным.
Только сам Григорий Шумов казался себе слишком будничным, неуклюжим рядом с Ниной, всегда такой праздничной в светлом ситцевом платье. Судя по всему, она была даже умней его.
Однажды он сказал об этом и неожиданно вызвал ее гнев.
Ты ведь хотел бы, спросила сердито Нина, чтобы я была самая красивая? Нет, я не так сказала: я не самая красивая, но ты должен считать, что для тебя ясамая прекрасная девушка на свете. А мне нужно, чтобы ты был умней и лучше всех. И, уж во всяком случае, умней меня.
Значит, если б я был неумным, ты меня не могла бы полюбить?
Какой бы там ни был для других, для меня, если б я полюбила тебя, ты стал бы самым умным.
Если б? Значит, на самом деле
Он не закончил: не надо лгатьНина ведь сказала «разгладь свои сердитки», это и было их объяснение.
При ней нельзя было лгать.
Как-то раз, уже под утро, когда в необозримой перламутровой дали еле заметно просочился розовый светзаря поднималась над спящим городом, где-то за деревьями послышались голоса.
Как, они не одни здесь?!
Сочный баритон, растягивая слова, продекламировал по-актерски:
Пре-элесть моя! Разве я мог забыть чарующие дни нашего дивного прошлого?
Ой, ой! Нина застонала, как от зубной боли. Какая гадость! Пойдем скорее отсюда!
Она не выносила фальши. Ни в чем! И сама бывала прямойдо бесстрашия.
А знаешь, спросила она однажды, что я сказала в тот раз своим двоюродным сестрам?
Гриша понял: «в тот раз»значит, при первой их встрече в Красном Селе.
Я им сказала: вон там сидит мой суженый. Это про тебя.
Нина!
Погоди. Я слово «суженый» толкую по-своему. Помнишь, я рассказывала тебе на вокзале сказку о латышской девушке Розе? Она умерла, оставшись верной своему суженому
Суженыйэто тот, за кого девушке суждено выйти замуж.
А я не хочу такого толкования! Мы с тобой никогда не поженимся.
Это почему ж?
Потому. Мы можем пожениться, только если весь мир перевернется.
Нина! Я тебе обещаю: он перевернется!
Не болтай глупостей.
А говорила: я самый умный.
Да. И рядом с этим умным, образованным Григорием Шумовым не хочу я состоять женой-недоучкой.
Что ты городишь! Идиотизм какой-то!
А говориля умней тебя. И в самом деле, уж в этих-то делах я посмышленей тебя. Давай лучше помолчим.
Но через минуту сама же первая нарушила молчание:
Что, если действительно все перевернется, и дочка слесаря сможет получить образование?
А ты разве не уверена в такой перемене?
Уверена. Но она может наступить, а я уже буду старой девой.
Интересно!
Кстати: очень интересно иногда подумать о словах. Судьба. Суждено. Суженый. Тот, кого суждено считать ну, как это своим избранником. Сердцу суждено, понимаешь? Но, кроме сердца, есть разум. И разумне велит.
«Кстати» Хорошее «кстати»! Ты что же, хочешь только разума слушаться?
Обязательно.
Много еще было у них таких разговоров. И Гриша понял: трудным будет его счастье. Да и будет ли?
Нина сказала:
Говорят, первая любовь остается в памяти навсегда. Расстанемся мы с тобой, а помнить друг друга будем всю жизнь.
Это было в сумерки, и Гриша старался вглядеться в смутное Нинино лицо: это что, всерьез сказано?
Она сама обо всем рассудила, решила твердо И не слушалась его ни в чемего, самого умного, самого лучшего
Придя домой, Гриша увидел у себя на столе письмо из дому.
Отец писал, что судьба свела его с солдатом Яном Редалем: тот лежал в госпитале тяжелораненый.
Гриша долго сидел над отцовским письмом.
Первый его друг, друг его детства, Ян Редаль! Вот кого он никогда не забудет
Первая дружба, как и первая любовь, не забывается.
37
Ян Редаль лежал и слушал. Издалекачерез черную ночьлетела к нему песня.
Пели латышские девушкио Янисе.
Бессмертный Янис полюбил простую земную девушку. И такой сильной, безоглядной была эта любовь, что он вот в такую, как сейчас, черную ночь бросил знаки своей власти: венчавший его дубовый венок и пылающий факел. И, свободный, счастливый, крикнул девушке:
«Иди за мной! Теперь ничто нас не разделит. Что же ты молчишь? Где ты, я не вижу тебя больше»
Ян Редаль ощутил на горячем лбу отрадное дыхание ветра. Он вдруг понял: рядом открыто настежь окно и ночь, полная таинственных шорохов, запахов травы и цветов, росистая августовская ночь дышит ему в лицо.
Ясные голоса пели по-латышски:
«О Янис! Янис! Ты уронил свой огонь!»
«Огонь! Огонь!»прошелестел жестяным шепотом капитан Селенс. Латышские стрелки бежали вперед со штыками наперевес, упрямые, сумрачные, обреченные, вдали видны были черные гряды взрытого торфа да сломанные снарядом чахлые березы; их расщепленные стволы белели, как обнаженная кость. Ноги бессильно вязли, как в дурном сне, на целые версты лежала кругом топкая, болотная земля.
Черная полоса торфа зловеще осветилась губительным желтым пламенем, что-то сильно толкнуло Яна в грудь. Но упал он не сразу. Пробежав еще несколько шагов, он вдруг ощутил ладонями холодную воду, успел подумать: «Я ранен», и потерял сознание.
Как хорошо, что все это прошло! Он снова открыл глаза, осторожно ощупал грудь: ага, повязка. Ян пошевелил руками. И ноги тоже целы!
Он будет жить!
«Как я найду тебя, Янис? пела ночь ясными девичьими голосами. Ты бросил свой факел, а кругом темно»
Неизмеримо далекой была песня, и все же он слышал каждое слово. Так легко летит звук только по речной глади или по росистой траве. А почему он решил, что теперь август? Его ранило в июньскую атаку