Почти со дня смерти мужа Федор Погорелов не давал ей покоя. Часто в ночную смену видела она его одинокую, горой надвигающуюся из темноты сутуловатую фигуру. Обычно хмельной подойдет, усядется на рельс и курит, курит. Тоже ведь не сладко бобылье житье. Как умерла жена, уж без малого три года прошло, опустился Федор, размяк, на подолы бабьи стал поглядывать, шалея от хмельной одури. К Нине Викторовне он относился особенно, с уважением и даже с некоторой робостью. При встрече с ней, пытаясь заговорить, но чувствуя с ее стороны холодок, безропотно уходил восвояси, если, конечно, не был пьян. Видно, чем-то запала она в его заскорузлую душу, но поставила перед ним невидимый барьер, который он не решался переступить. Нередко заглядывал Погорелов и в дом Самариных, но из-за настороженного к нему отношения Андрея обычно долго не задерживался, боялся, как бы Нина Викторовна не запретила ему приходить.
Ну, что ты злишься на меня? продолжал Погорелов. Что Пашка погиб, а я живой? Может, и меня завтра вагоном шибанет, колесом хребет переедет. Так что ж теперь?
И шибанет, Федор. Слабый ты. Водкой горя не зальешь, а новое нажить легче.
Зальешь не зальешь, а оно как-то на время спокойней на душе. Одиночество, холод домашний забываются. По неделям ведь не топлю.
Какого еще тебе спокойствия надо? Или у тебя семеро по лавкам за полу тянут, или угла своего нет? И при заработке.
А что угол без хозяйки? Отсырел уголок Погорелов налил второй стакан, выпил залпом, и тяжелая голова закачалась на шее. К закуске он не притронулся. Отходчиво бабье сердце. И Нина Викторовна с острой жалостью почувствовала что-то общее между собой и Погореловым.
Эх, Нинка! И жесткая ладонь Погорелова как бы невзначай легла на колено Нины Викторовны. С такой бабой, как ты, всю бы жизнь свою перепрокинул! А одному-то как оно!.. Погорелов неуверенно встал за спиной Нины Викторовны и неловко обнял ее за плечи. Дом продам, хозяйством одним заживем. Хошь ко мне переберемся
Нина Викторовна встала и вяло отстранила Погорелова.
Андрей школу бросил
Не пропадет. Не всем институты кончать Ты о себе подумай. Года как ветер Бабий век короток. Не успеешь оглянуться, а он и кончился. Кому нужна-то будешь! И так крепко сжал руку Нины Викторовны, что та невольно охнула.
Пусти, Федор! Пусти!
Но Погорелов лишь на секунду разжал пальцы, пытаясь левой рукой обнять Нину Викторовну.
Уходи, Федор! выкрикнула Нина Викторовна, безуспешно стараясь вырваться из грубого объятия Погорелова. Уходи!
А ну, отваливай отсюда! пригрозил вбежавший на кухню Андрей. В его руках рогатился ухват.
Но-но! отступая боком к двери и нащупывая правой рукой шапку на вешалке, будто предупреждая, проговорил Федор. Не испугаешь! А у матери тоже одна жизнь! И Погорелов вышел, на прощание презрительно глянув на Андрея.
Через несколько минут Нина Викторовна, сказав сыну, что сегодня на четыре часа задержится на дежурстве, тоже ушла. Андрей бросился на диван и закрыл лицо руками, а в ушах все продолжал рокотать голос Погорелова; «А у матери тоже одна жизнь».
Уже поздно вечером, уложив Светку спать и оставив в кухне непогашенным свет, чтобы, если проснется, не испугалась в темноте, Андрей надел поношенную куртку с пятнами машинного масла на рукавах и вышел на улицу, закрыв дом на замок. Он еще не знал, куда пойдет, но одному оставаться в доме не хотелось, появилось смутное желание с кем-то поговорить, посоветоваться, хотя и знал такого человека после отца не существует. К тому же до сих пор не решил, куда пойти на работу.
Споткнувшись об оледенелую кочку, Андрей остановился и осмотрелся. Темная улица обезлюдела, за всю дорогу ему, кажется, не встретился ни один прохожий. Почти в каждом доме желтели подсвеченные электрическим светом окна, но свет от них не доставал до дороги, рассеивался в палисадниках, вязнул в зарослях акации и сирени.
Заглянуть к Сергею Можаруку? Дом его рядом. Сколько раз приходилось решать вместе школьные задачи. Сергей решал их с завидной легкостью, и, наверное, потому одноклассники, жившие в поселке, часто забегали к нему за помощью, а то и просто так, поболтать о пустяках, послушать новые записи на магнитофоне. Вечерами у него почти всегда шумно и весело.
Андрей уже повернул к дому Можарука, с крыльцом и четырьмя окнами на улицу, но около калитки остановился, почувствовав вдруг себя чужим там, среди своих одноклассников. Он завтра не будет сидеть с ними в классе, а после уроков не покатится наперегонки со школьной горки на собственном портфеле Нет! Лучше в клуб! Где музыка и танцы, где много взрослых.
У входа в клуб Андрей снова встретился с Петькой. Тот стоял, опершись плечом о столб. Из длинной черной трубки, стиснутой зубами, перед Петькиным носом валил грязно-серый дым.
Эх и кадило! удивился Андрей. Прямо труба паровозная!
Я ее, понимаешь, ткнул Петька в жерло «паровозной трубы», у цыгана одного выменял и специальной смесью начинил, чтобы курилась по-настоящему. А папиросы что? Никакой видимости.
Как ни старался Петька свободно держать трубку в зубах, она у него прыгала и моталась, изрыгая дым и пепел. Он поправил зеленую кепку, подкрутил и без того лихой рыжий чуб и с неодобрением посмотрел на Андрея.
Ну, и шмотье на тебе уголек разгружать!
А ты что, на свиданье собрался?
Угадал, усмехнулся Петька. Ждал тут одну.
Ну и как?
Как видишь А в клуб неохота не люблю эти танцы.
Гнал бы домой. От скуки.
Думаю
Я бы на твоем месте не думал развернулся и пошел.
Думаю, как бы триста рублей сотворить. Ты займешь?
Смеешься!
И никто не займет, обреченно проговорил Петька. А жаль. Лет через пять, честное слово, отдал бы. Он со злостью влепил в стенку клуба плевок и зашагал в темноту, а Андрей пошел в клуб.
Он пробрался в дальний угол зала, сел на свободный стул и без всякого интереса стал наблюдать за танцующими.
Некоторые кивали ему головой, приветствовали улыбкой. В клубе действительно было много знакомых. Среди танцующих он увидел и одноклассницу Любу Новоскольцеву, самую красивую среди девчонок класса. В нее были влюблены все без исключения и, может быть, чуть больше остальных Андрей Самарин. Ему нравились ее синие озорные глаза и тонкие каштановые волосы. Когда она украдкой бросала на него взгляд на уроке, он краснел и отворачивался, не замечая, как ее губы вздрагивали от счастливого беззвучного смеха, который она торопливо прятала в кулак. Андрей сидел на первой парте и, чтобы не оглядываться, открывал створку окна так, что Люба хорошо была видна в оконном стекле.
После этого Люба уже не замечала робких взглядов на уроках и очень злилась. О своей тайне Андрей не говорил никому, а Люба стала посылать ему короткие злющие записки
Люба вынырнула из-за спины долговязого парня и едва не столкнулась с Андреем.
Вот уж не думала, что ты придешь на танцы!
А я случайно зашел, ответил Андрей.
Как же! перестав улыбаться, с некоторой иронией сказала Люба. Ты теперь человек занятой, в рабочий класс подаешься. И никому ничего тайно!
В голосе Любы прорывалась обида. Что мог ответить ей Андрей? Рассказать, как стало трудно в семье без отца, и вызвать сочувственную улыбку? Да и вообще не так уж и плохо у них.
Это никому не интересно.
И мне?
И тебе.
Ты стал удивительно легкомысленным человеком, а мы в классе все тебя считали серьезным.
Считали, значит
А как же ты думал? Велика ли мудрость бросить школу? Мне тоже ужасно надоело учиться, но, увы, без среднего образования высшего не получишь.
Дважды два четыре. А какое ты хочешь высшее? не без умысла спросил Андрей.
Люба опустила ресницы, чтобы скрыть минутную растерянность.
Неважно какое. Высшее и все.
Андрей взял Любу за руку и, выбрав момент, вошел в толпу танцующих.
Люба вскинула глаза на Андрея и долго молча рассматривала его, отметив про себя, что он похудел, держится независимо и делает вид, что она ему безразлична. Это разозлило ее, и она поняла, что не успокоится, пока не проверит.
Люба скосила глаза в сторону, заколебалась на секунду и затем ловко подставила голову под работающий как поршень локоть долговязого парня. Удар пришелся в затылок. Люба тотчас остановилась и закрыла лицо руками, украдкой наблюдая за Андреем. Андрей молча смотрел на Любу. Смотрел на нее и долговязый, часто моргая подслеповатыми, близорукими глазами, и виновато повторял: