«Последняя осень в этом городе, не потому ли так хмурится небо?» думал Зариф Мифтахович, шагая на работу. Дом его был неподалеку, и он любил каждое утро пройтись в потоке заводчан, спешащих к проходной. Уже по одному их виду, по шуткам и приветствиям он чувствовал настроение людей и научился все крупные решения примерять к этому настроению подходит или надо подождать
«А хорошо бы и остаться здесь, и поработать вместе с Яруллиным, вдруг подумал он, здороваясь направо и налево. Как славно бы у них все получалось: энергия, напор главного инженера и его директорский опыт и смекалка. Как можно было бы завернуть круто не то что на республику, на всю страну!» Эти мысли показались ему смешными, наивными, и он отгонял их от себя.
А все-таки иногда забудется Зариф Мифтахович и пригрезится ему, что встречаются они каждый день в тихом директорском кабинете с глазу на глаз, говорят о делах и заводских нуждах. Секретарша чай заносит с дымком, заваристый. А за окном ровно гудит завод. К этому гулу Зариф Мифтахович привык, как к стуку сердца: вроде забыл, а стоит прислушаться стучит, не затихает И они вдвоем. Как отец с сыном. С прежним главным инженером Зариф Мифтахович по три дня не виделся, и ничего, а Яруллина не увидит день начинает вроде бы скучать.
Об этих мыслях Зариф Мифтахович никому не рассказывал, даже жене, которая уже собрала чемоданы и слышать, конечно, не захотела бы о том, чтобы здесь оставаться. Откуда-то соседи, знакомые все разузнали и надоедают: когда да когда Как будто ждут не дождутся их отъезда. Зариф Мифтахович понимал, что глупо было бы поворачивать вспять, и потихоньку личные свои вещи и бумаги из кабинета домой перенес: ведь со дня на день должны позвонить и вызвать. Но прошло уже три месяца, а Урманов словно забыл о нем: не звонит. Яруллин делами уже не хуже Зарифа Мифтаховича управляет. Или набраться смелости и самому позвонить, напомнить Нет, неудобно. Еще подумает, что только и мечтает директор о том, чтобы в Уфу улизнуть.
Урманов обычно звонил до десяти утра, поэтому в последнее время Зариф Мифтахович под любыми предлогами из кабинета утрами не выходил. Вдруг позвонят из Уфы, а его нет на месте, пока на заводе разыщут
Но дни шли, а долгожданного звонка все не было.
Вот и сегодня из Уфы ни звука. Уже двенадцатый час. Пора по цехам. Он решил еще перебрать давно уже пересмотренные и расписанные бумаги. Может, заседание там какое-нибудь и Урманову с утра некогда было позвонить? Плохое настроение только усугублялось тем, что Яруллин опять в Уфу уехал чтобы не пропустить звонка, Зариф Мифтахович все время по столичным делам отправлял главного инженера. Жена настойчиво советовала самому съездить и вроде бы по делу к Урманову зайти.
Тем временем часы пробили полдень. Зариф Мифтахович понял, что звонка сегодня не будет, и отшвырнул бумаги. Накричал на секретаршу, что не отправлены письма со вчерашнего дня. В цехах цеплялся без причины, ходил хмурый и недовольный. А тут еще Нигматуллина сборщица из второго цеха, старейшая работница, которую он к ордену представил, возьми и спроси его: «Зариф Мифтахович, правда, что ли, покидаете нас?»
Директора как будто кипятком облили. На секунду он замер на месте, не зная, что сказать. Грохот стоял в цехе, Нигматуллина смотрела из-под косынки прямо ему в глаза. Зариф Мифтахович повернулся и, ничего не ответив, пошел к себе выпить валидолу что-то сердце жало у него от всей этой неопределенности.
Навстречу ему бежала секретарша даже плащ не накинула. «Наорал на человека из-за пустяка: письма не отправила, видите ли, как будто на почте они две недели не проваляются, довел до того, что уже трясется от страха», подумал Зариф Мифтахович, и боль в сердце усилилась.
Зариф Мифтахович, Зариф Мифтахович! кричала издалека секретарша. Вас Уфа просит!
Уфа? переспросил директор, не веря своим ушам. Он сразу понял, что это Урманов и сейчас кончится наконец это затянувшееся ожидание. Меня? И как будто только в этот момент осознав глупость вопроса, припустил так, что вся боль из сердца сразу улетучилась.
Куда вы, Зариф Мифтахович? остановила его секретарша. Я сюда разговор перевела, к начальнику цеха!
Валечка, спасибо! успел крикнуть он и бросился назад, в цех.
Здравствуй, Зариф Мифтахович! услышал директор далекий, как из-под земли, голос Урманова. Говорил тот неторопливо, а директор, задыхаясь то ли от бега, то ли от волнения, отрывисто отвечал на обычные расспросы о плане, о заводе, ради которых не стоило ждать так долго.
Кстати, Зариф Мифтахович, познакомился я тут недавно с предложениями твоего главного инженера глубоко копнул, ничего не скажешь. Как это ты, с твоим опытом, не оценил Зариф Мифтахович настолько не ожидал такого поворота, что лишился дара речи. «Как не оценил? Как не оценил? мелькало у него в голове. Все предложения у нас внедряются!» Но вклиниться в речь начальника не было возможности. Тот с подъемом стал говорить, какое сейчас время, как нужны новые идеи и новые подходы. Зариф Мифтахович с этим соглашался, но понять Урманова не мог.
В общем, Зариф Мифтахович, ты не обижайся, взвесили мы тут все и решили Яруллина взять главным инженером объединения.
Трубка в руке у Зарифа Мифтаховича стала тяжелой, и через стеклянное окно в каморке он пристально вглядывался, как топчется возле дверей начальник цеха, боясь помешать затянувшемуся разговору с Уфой и не решаясь уйти вдруг понадобится директору. И тут все остальное тоже предстало в ясном свете и терпение Урманова, который до сих пор бросал трубку, даже не дослушав его «до свидания», и частые поездки Яруллина в Уфу
Через полгода Зарифа Мифтаховича вызвали в город на совещание. С того памятного телефонного разговора он был в столице только проездом в отпуск и в этот раз хотел отказаться под благовидным предлогом. Но начальник планового отдела, однокашник и друг Зарифа Мифтаховича, к которому тот позвонил разузнать, что за совещание, сразу обрезал все надежды:
Ты знаешь пословицу: «Отсутствующие виноваты»? Всех директоров собираем, планы будем перетряхивать, ты хочешь, чтобы тебе подбросили, от чего остальные откажутся?
Речь шла о плане, и тут было не до сантиментов. Тем более что все связанное с неудачным переводом в объединение для Зарифа Мифтаховича отодвинулось в прошлое, перестало волновать, как затянувшаяся старая рана. Жизнь вошла в прежнюю колею, и он, как раньше, бегал по цехам, ругался по телефону с поставщиками и обхаживал заказчиков. Только в первые дни у него опустились руки, но, вернувшись с курорта, Зариф Мифтахович с еще большей одержимостью вгрызся в дело, словно желая доказать Урманову и всем, что он еще чего-то стоит Завод и раньше был на хорошем счету, а теперь медленно, но неуклонно выходил в передовые и в объединении, и в отрасли Вот только программу «Время» он теперь смотрел каждый день вместе с женой. Как будто очнулся и увидел, что вокруг идет жизнь И другими глазами стал смотреть на людей.
На совещании Яруллин сидел вместе с Урмановым.
К прежней его решительности и напористости добавилось спокойствие и начальственная неторопливость. Сознание собственного достоинства сквозило в каждом слове и сдержанных жестах. Он долго и хорошо говорил о необходимости модернизации оборудования, о введении новых технологических линий. Все было правильно, и два раза его выступление прерывали аплодисменты.
Когда Урманова прямо с совещания неожиданно вызвали в обком, Яруллин пересел на председательское место и задавал выступавшим толковые вопросы.
Ты видишь, как твой-то? наклонился к Зарифу Мифтаховичу знакомый директор завода из соседнего города.
Вижу кивнул тот головой.
Недавно в Москву ездил с отчетом, пока старик отдыхал в Кисловодске. Говорят, фурор там в министерстве произвел
Урманова, несмотря на далеко не пенсионный возраст, директора называли между собой «стариком».
Удивило Зарифа Мифтаховича не то, что его бывший главный инженер произвел в Москве фурор, а то, что свой отпуск он провел с женой тоже в Кисловодске. Как они с Урмановым там не увиделись?
Зариф Мифтахович на «преемника» старался не смотреть, и взглядами они ни разу не встретились. Но как только закончилось совещание, Яруллин из-за стола президиума направился прямо к Зарифу Мифтаховичу. Широко улыбаясь и раскинув руки, он готов был расцеловать бывшего своего директора, но ограничился тем, что долго тряс руку и, не замечая обтекавших их с двух сторон людей, расспрашивал о заводе, интересовался здоровьем жены