И такое неподдельное изумление и душевная доброта были в этих словах, что Ляля и Гульсум улыбнулись.
Да почему, вдруг вступила Гульсум, самая молодая из ансамбля, это же искусство, а искусство требует жертв.
Э, дочка, любое искусство для человека, иначе смысла в нем нет, в самом распрекрасном. И для вас самих, и для нас тоже оно добром должно оборачиваться. Вот вы даже не подозреваете, загорелся он, и глаза заблестели молодым блеском, какую радость вы нам доставили. Вернее, даже не радость, у вас это вдохновением называется, а чтобы утром в пять встать и коров своих накормить, да вкалывать весь день тут тоже без вдохновения не обойтись. Вот сейчас по радио для тружеников села чего только не передают, по телевизору почти каждый вечер концерты показывают. Но сегодня к вам все наши пришли, вся деревня, потому что вы свои, на вас посмотреть хочется близко, не по телевизору. Нам не хватает этого
общения, подсказала Ляля и опустила глаза. Потом она чуть придвинулась к Камилу и тихонько, чтобы за разгоревшимся разговором никто не слышал, шепнула ему: Поешь чего-нибудь
Камил все это время, только из уважения к хозяевам, едва притрагивался к тарелке, но рюмки не пропустил ни одной, каждый раз осушая до дна. Он слышал разговор за столом уже будто со стороны, но зрение, наоборот, обострилось, и он все замечал и понимал: и как разгорелись щеки Гульсум, откидывавшей назад тяжелые косы единственные такие в ансамбле, и как увлекся парторг, и тревожные глаза Ляли, похорошевшей в домашней обстановке особенно грациозной и тонкой казалась сейчас ее красивая шея и собранные в узел черные волосы. Не только она открылась вдруг новой стороной в эти мгновения, но и стеснительная Гульсум, горячо спорившая с парторгом, и сам Галимзян Хабирахманович в отличие от Заки Камил сразу запомнил его отчество, и Ягафар-агай, довольный тем, что в его доме такие гости и такой хороший и умный разговор ведет парторг.
Камил смотрел на его темные руки с узлами вен, на морщинистую прокаленную кожу над жестким воротником белой рубашки и понял, как спокойно текла здесь жизнь с тех пор, как он видел хозяев в последний раз. Как переживали они горести и радости, в том числе и все, что случилось с дочкой. Как принимали эти люди все сердцем и ни от чего не отказывались, стойко перенося все беды.
И одну такую не самую маленькую беду принес в их дом он.
У нас теперь как будто даже неудобно говорить, что ты колхозник, но я везде побывал и на флоте служил, и на стройке работал, и в Москве учился все равно без деревни не проживем. Когда помотает жизнь туда-сюда, окажется, что крепче их вот нет, он показал, не стесняясь, на Ягафара-агая. Они, конечно, так не спляшут и так, как ты, не споют, обратился он к Камилу, для этого талант нужен. Но у них другой талант это как у дерева: цветы красиво, плоды очень хорошо, но они опадают, а ствол стоит всегда. Дожди идут, холод трещит, ветер воет, а он стоит, корнями впился!
«Ну, может, Гульсум и Ляля цветы и плоды. А эти кто? глянул Камил на куплетиста, облившего себе рубашку и галстук. Сорняки А кто ты сам?..»
Вот потому и почаще надо сюда с такими концертами, продолжал парторг. Я от имени всех колхозников наших говорю: приезжайте еще и начальству своему самому высокому это передайте
«Пустоцвет», подумал Камил и согласно кивнул головой.
Он видел расплывающиеся лица сидевших рядом. Неужели опьянел? Нет, просто перед глазами возник вдруг родной город Сибай, к ноябрю уже утонувший в сугробах в тот далекий год
Снег выпал к праздникам. Первые дни после возвращения из армии Камил бродил и бродил по городу, вдыхая свежий запах этого снега, радуясь всему, что видел вокруг: суетливой толпе прохожих, занятых предпраздничными заботами, освещенным витринам магазинов, флагам на столбах и зданиях. Радость приносила даже непривычная гражданская одежда: мягкий свитер и новый костюм, которые припасла ему мать. Прихватывавший щеки морозец не пугал: Камил был молод, свободен и находился в бесшабашном предощущении настоящей жизни.
В тот день, пятого или шестого ноября, Камил возвращался домой в пустом автобусе из центра города. Улицы были тоже пустыми Все уже сидели по домам и готовились к празднику.
А за окном все падал и падал снег пушистый и мягкий.
На остановке в автобус заскочили две девушки. Стряхивая снег друг с друга, они весело переговаривались, прыскали от смеха, и Камил невольно залюбовался разгоряченными свежим морозцем лицами, их беспричинным весельем.
Девушки, с праздником вас! наклонился Камил через поручень, отделявший заднее сиденье от площадки.
Они переглянулись и опять прыснули, как будто он сказал что-то ужасно смешное или несуразное.
Давайте, красавицы, вместе встретим праздник, скорее от смущения, чем от желания познакомиться сказал Камил.
Ишь ты, какой быстрый! притворно нахмурилась на него одна в пышной шапке из лисьих хвостов.
Вы что же, товарищи девушки, вообще не собираетесь встречать праздник? строго спросил Камил, подражая голосу прапорщика, который плохо пришитую пуговицу считал вопиющим проявлением разболтанности.
Девушки недоуменно переглянулись.
В общем так, беспрекословно подвел черту Камил, поехали со мной на вечеринку.
Почему он тогда соврал ни на какую вечеринку не собирался и ехал домой он не знал и до сих пор.
Сегодня мы не можем, сегодня у нас дела, деловито откликнулась девушка в лисьей шапке. Вторая молчала, но глаза ее тоже улыбались, и она не отводила их от лица Камила.
Так давайте на завтра договоримся, надеюсь, завтра вы свободны?
Завтра? они переглянулись, и та, что в лисьей шапке, кивнула: Свободны
Тогда, взглянул Камил на часы, завтра в восемь вечера буду ждать вас у кинотеатра. В гости вас приглашаю.
А которую из нас? рассмеялась девушка в шапке, она была явно смелее своей подруги. Но та смотрела на Камила с веселым прищуром, и он, состроив недоуменную мину на лице, махнул рукой:
Обеих!
Вскоре девушки, попрощавшись, сошли, и Камил еще раз хотел посмотреть на них, но было уже темно. В приподнятом настроении он пребывал, пока не подошел на следующий день в условленный час вместе с другом к кинотеатру. Возле афиши стояла только одна из девушек в вязаной шапочке.
Вот познакомься, представил он друга и тут только сам узнал, что девушку зовут Гульбика, а где твоя подружка?
Она не сможет, и я Гульбика смутилась, я тоже пришла сказать, что ко мне приехала мама из деревни. Как ее оставишь одну на праздник
Детский сад какой-то, пробормотал друг Камила, пошли к нашим, там уже ждут.
Девушка взглянула на него, а Камил, неожиданно для самого себя, улыбнулся и махнул другу рукой:
Ты иди пока один, мы скоро подойдем.
Только ты не вздумай мамашу еще с собой захватить, бросил друг. Привет!
И ушел. Они остались вдвоем.
Ну что, так и будем стоять? Камилу доставляло удовольствие разыгрывать уверенного в себе и находчивого человека, хотя он не знал, что скажет в следующий момент.
А что делать? она хотела добавить «с мамой», но постеснялась.
Как что? Пойдем знакомиться с тещей.
Ох, какой ты улыбнулась она.
А что, ему все удавалось легко и просто в те дни, не волнуйся, Гульбика, Камил тут же ее взял под руку, отпросимся у твоей матери, мне-то уж точно не откажет.
Ой ли? подняла она на него глаза, и Камил успел увидеть в них ироничную усмешку.
Не ой ли, а точно!
У Камила в тот момент, действительно, не было ни малейшего сомнения в том, что мать девушки отпустит их на вечеринку. Он тянул ее за собой, еще не зная зачем и чем все кончится. Но если бы сейчас кто-нибудь у него спросил об этом, он, наверное бы, так же беззаботно, как и все, что делал последнее время, отмахнулся.
Просто пожалел девчонку: чего ей одной на праздник со старухой сидеть, когда есть хорошая компания.
В общем-то он никогда не был расчетливым человеком, не умел ни прикидывать, ни примеряться и верил в то, что все у него будет хорошо. Шел рядом с Гульбикой, что-то ей рассказывал и совсем не думал о том, что ей сказать: знал, нужные слова всегда придут вовремя.