Сагит снова раскрыл билет. С выцветшей фотографии на него смотрел строго и, казалось, вопросительно совсем еще мальчишка. Год рождения 1912-й. Время вступления в партию 1930-й. Восемнадцать лет! Бог ты мой, только восемнадцать! И он один едет в село, в котором его ожидает кулацкая пуля. Едет, хотя знает, что почти наверняка убьют! Вот что поразительно. Уверенность? Чувство долга? Презрение к смерти? Вызов? Подчинение приказу? Безрассудство?
Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, сказал старик. И я о том много думал. Зачем он поехал, так?
Сагит кивнул.
И знаешь зачем. Вернее, почему? Потому что таких вопросов в те годы не задавали. Н а д о! Рахматулла-бабай выделил это слово. Вот и все резоны. Надо революции, надо народу, надо тебе лично. Простая и великая правда и логика революционной борьбы. А теперь, считаешь, слово «надо» уже не звучит?
Почему? пробормотал смущенно Сагит. Когда, действительно, надо, тогда кто же не поймет, что надо
Он вдруг запутался и замолчал.
То, что я сказал, моя правда, проговорил старик чуть брюзгливо. Правда нашего поколения, если быть точным. А еще вернее лучших из нас. Вам же необходимо всегда помнить об этом и искать свою собственную правду. Правду своего поколения. Вот тогда вы не просто повторять нас будете, а дальше путь пробивать. Оттого что вы наши лозунги своими сделаете, вы ни умнее, ни энергичнее не станете. Заговорили многое, на цитаты раздергали, будто в том все дело! И готовитесь вы сейчас к так называемой самостоятельной жизни чуть ли не двадцать лет, а работать толком не многие из вас умеют. Вот и подумай почему? А я пошел старуху свою проведать. Уж извини, если что не так Ты мне понравился мальчишке помог. Это хорошо
Он старомодно поклонился Сагиту, встал со скамейки и пошел, горбясь, к выходу из парка.
Поселок, куда приехал Сагит пока без жены, строился для рабочих медного рудника. Залежи руды здесь были открыты сравнительно недавно, и поселок не имел даже названия строители жили в палатках. В палатках же обитали и шахтеры, потому что и строительство, и пробивка штреков шли одновременно, как это водилось и раньше, да и теперь еще кое-где практикуется. Съехавшаяся сюда молодежь с разных концов страны привычно мирилась с неудобствами бивуачной жизни, хотя проблем возникало множество и не все из них решались должным образом. Но постепенно поднимались дома, семейные получали жилье в первую очередь, жизнь медленно и неуклонно налаживалась.
Сначала Сагит поработал разнорабочим, потом его включили в бригаду монтажников. А дальше все покатилось своим чередом, как у большинства молодых людей, сорвавшихся с насиженных мест в поисках счастья, романтики, настоящего дела. Были, конечно, и такие, что гонялись за длинным рублем, но тут для них вожделенные омута, что называется, оказались не рыбными.
Первые недели Сагит еле дотаскивал ноги до палатки и спал мертвецким сном, чтобы утром, едва шевеля окаменевшими от усталости руками, вновь браться за опротивевшую совковую лопату и кидать грунт, как тут говорили, «подальше и почаще». Не раз и не два вспоминал он веселую и беззаботную жизнь в городе, и тещины пироги вспоминал, и тесть не казался таким занудным ловчилой со связями В письмах к Нафисе, которая ждала ребенка, он старался избегать конкретных реалий своего житья-бытья, но она умела читать между строчек и в ответных письмах давала понять, что раз уж взялся за гуж И он был ей благодарен за поддержку, мысленно укоряя себя за то, что когда-то сомневался в ее преданности и даже подумать только! собирался разводиться из-за того, что она не последовала сразу за ним.
К моменту, когда родились сыновья-близнецы Азат и Айрат, подоспело его назначение бригадиром монтажников, вскоре он получил и квартиру небольшую, в не очень опрятном панельном доме-скороспелке, но это была его квартира, и Сагит прыгал до потолка от радости. Новоселье праздновали уже всей большой семьей вместе с членами бригады здоровыми веселыми ребятами, сплошь пока холостыми-неженатыми: пробкой, вылетевшей из бутылки шампанского, как из пушки, разбили единственную лампочку в квартире и сидели потом при свечах, как аристократы в восемнадцатом веке.
А потом случилась беда.
В тот день бригада Сагита работала во вторую смену. Как обычно, они разбились на две группы так было удобнее и производительнее. Первая осталась наверху готовить оборудование, а вторая во главе с Сагитом спустилась в шахту.
Их было пятеро, и они шли гуськом, низко наклоняясь, чтобы не задевать касками неровный потолок штрека. Обычный сырой запах шахты, смешанный с острым душком машинного масла, не внушал никакой тревоги. И в то же время какое-то смутное беспокойство вдруг охватило Сагита. Он был замыкающим и чуть приотстал, а когда луч его фонаря высветил идущих впереди, он даже глазам своим не поверил: ребята медленно, один за другим падали на землю.
Взлетал луч за лучом, звякала каска за каской Как в замедленном кино. Или как во сне.
Это был газ.
Видимо, он скопился в той выемке, куда не дошел Сагит. И не дошел четвертый он уже бежал навстречу Сагиту, колотясь каской о потолок штрека. Глаза у него круглились от ужаса.
Там! только и крикнул.
Быстро к стволу! Звони наверх, вызывай спасателей!
Сагит толкнул его в спину и начал лихорадочно вытягивать из-под ремня брюк подол рубашки. Рванул изо всей силы, обмотал куском рот и кинулся вперед. Что было дальше, он сам помнит смутно. Конечно, он ничего бы не смог сделать, если бы не дверь во второй штрек, которую счастливо заметил и успел открыть. И дотащить до нее первого он был ниже всех и наглотался больше. Второго он сумел только выволочь из выемки, и тот пришел в себя на какое-то мгновение, глотнув свежего воздуха. А потом Сагит сам потерял сознание. Его нашли под третьим парнем, которого он, видимо, пытался приподнять и не смог. Им обоим повезло они оказались значительно выше основной концентрации газа, и воздух из второго штрека поступал непрерывно и беспрепятственно И еще помощь пришла очень быстро, буквально через несколько минут: спасатели совершенно случайно оказались в этот момент рядом, у лифта. Они проводили учебное занятие.
Вот какими везучими оказались Сагит и его ребята!
Идти оставалось совсем немного, но темнело еще быстрей. И Сагит ускорил шаг мало удовольствия шлепать по грязи в темноте!
Ну, вроде бы и тот холмик, с которого уже виден поселок.
Оказалось, что ни с того, ни даже с третьего никакого поселка не то что не видать намека даже нет.
Нетерпение мешало шагать размеренно и напористо, как ходят обычно люди на большие расстояния, и Сагит перестал загадывать.
Просто шел и думал.
Он продолжал размышлять и тогда, когда показались огни поселка, потом потянулись захламленные окраины с развороченной бульдозерами землей, черными пустыми бочками из-под бензина, разбитой тарой, в которой привозили различное оборудование, разбазаренным старым грузовиком без колес и со смятой кабиной
Все это Сагит, конечно, подмечал, узнавая, привычно не раздражаясь при виде безобразных отходов производства (свидетельство того, что разгильдяям по-прежнему живется привольно).
А у телефона-автомата он остановился сразу. Словно только о нем и думал, когда торопливо шел последние два километра.
Помощник по бригаде даже ошалел от удивления, услышав его голос.
Ты? Откуда? Отсюда? Ну, ты даешь!
Сагит терпеливо ответил на все вопросы и спросил:
Как рамы?
Нормально, бригадир! Мы их уже приладили.
Как приладили? не поверил Сагит.
Очень просто, по твоему методу, можно сказать, нашлась идея.
Что за идея? Не тяни кота за хвост, я же на улице стою, ноги мерзнут.
А-а Я думал, ты из дома уже. В общем, упростили мы все: чтобы не было вибрации, между машиной и основанием положили толстую резиновую прокладку.
А рамы?
А рамы тоже поставили, только полегче.
Что значит полегче?
Это надо глазами посмотреть, как я тебе словами объясню?
А ты попытайся.
У тебя же ноги мерзнут! голос у помощника был шутливым.
Я потерплю. Ну?
Помощник долго и не очень внятно объяснял, и Сагит понял, что он темнит.