Перч Зейтунцян - Самый грустный человек стр 6.

Свари сладкий. Очень сладкий. Так, чтоб даже затош­нило. .

Я тебе конфет принесла,заговорщицки объявила мать, но ничего не дала.

Мама, скажи, кого ты любишь больше всех на све­те?неожиданно спросил Страуд.

Тебя.

Скажи правду,голос был сухой и требовательный.Меня или брата? Или отца?

Но их давно уже нет на свете, Боб.

Вот и получается, что ты их больше должна любить,грубовато сказал он.

Наоборот, Боб, я. даже забыла их...И мать испуганно перекрестилась.Ведь сколько лет прошло...

Обманываешь, ма...

Боб, кроме тебя, у меня никого нет на свете, ты же знаешь...

Не верю, ма!с отчаянием крикнул Страуд.Не клянись понапрасну. Если на самом деле любишь меня, поче­му до сих пор не распродала все, не знаешь разве, что осво­бодить меня могут только за деньги. Насколько я помню, в мое время так было...

Боб, что ты говоришь... грех на душу берешь... Я и так все продала...

Неправда...Страуд был комком нервов, он созна­тельно приближал свое падение и испытывал болезненное удовольствие, мучая мать.Посмотри на себя, разве у тебя вид человека, все распродавшего? Бедный человек наденет разве такой халат, такие шлепанцы ? Посмотри, какие они у тебя новые. Почему они должны быть такими но­выми ?

Боб, подумай, что ты говоришь.

А если ты в самом деле любишь, почему ты жива до сих пор?..Взгляд был жестокий, непрощающий. И особен­но бесила его мысль, что мать простит ему и эту пытку. Другие матери давно бы умерли от горя... покончили бы с собой...

Я бы не уважала себя, если б хоть на миг позволила себе подумать такое. Я обязана быть сейчас сильнее самой себя.

Ма, значит, ты в самом деле любишь меня?Страуд разом сжался, сник и захотел вытереть нос непременно плат­ком матери.

Глупый мальчик, подойди ко мне,полушутя-полу­серьезно мать дернула сына за ухо.Встань на колени и про­си прощения.

Дерни крепче, ма... До чего хорошо... как много лет назад... ты меня накажешь... а кофе не дашь, конфет тоже...

Мать обняла, прижала к себе коленопреклоненного сына и стала гладить его по голове.

Будь крепче, Боб. И не позволяй, чтобы тебя ставили на колени. Ни в коем случае не позволяй. Раньше ты не был таким. Неужели одиночество и четыре стены должны изме­нить тебя?

Скажи, ты любишь меня, ма?..не отставал Страуд.И всегда будешь любить?.. Больше всех на свете?.. И ты будешь страдать из-за меня?.. Ведь твоя любовь един­ственная моя связь с жизнью...

Будь спокоен, Боб, я не оставлю тебя, я буду прихо­дить каждый день. В твоем воображении я всегда буду являться первой...

Страуд, уткнувшись лицом в юбку матери, замер. Сейчас, в эту минуту, он был уверен, что, будь мать всегда рядом с ним, он бы никогда не захотел жениться на Гее.

До свиданья, Боб. Смотри, кофе остынет. На конфеты не набрасывайся.

Но мать не ушла, отодвинулась в угол и молча встала там, как статуя.

Надзиратель!заорал Страуд.

Железная дверь отворилась, вошел надзиратель. Его ком­ната находилась как раз на том этаже, где были камеры-оди­ночки приговоренных к пожизненному заключению. Внима­тельнее всех в тюрьме были к приговоренным к смерти, послек пожизненно заключенным. Остальных для тюрем­ного начальства не существовало.

Нашел!с восторженным криком встретил его Страуд.Я знал, что я на верном пути, честное слово, знал!

В чем дело? Если опять из-за каких-то глупостей вы­звал, пойдешь в карцер, сам знаешь. По тюремным прави­лам, пункт восемьдесят шестой.

Берется коробка... вот такой вот величины...глаза Страуда лихорадочно блестели.Внутри густая электриче­ская сеть... есть провода-воспоминания, провода-ответы... Он задыхался, потому что уже переживал близкую победу, единственный выход из этого жуткого положения.Можно задать любой вопрос... и, представляешь... нет, ты не мо­жешь представить этого... Нажимаешь кнопку и слышишь ответ. Вот тут схема, посмотри. Ну что, понял? Мы будем ограждены от ошибок... и будем жить как надо. Кто из нас не мечтал об этом...

Смысл?бесстрастно сказал надзиратель.

Но я уже объяснил. Взгляни на схему.

Кому нужна эта твоя коробка? Кому нужно знать правду? Например, я захочу разве услышать, что я жесток и невежествен?

Не захочешь,испуганно подтвердил Страуд.

А король, к примеру, захочет он?..

Не захочет.

Но ты же не знаешь, о чем я спрашиваю.

Все равно.

У твоего открытия есть большой минус. Ты придумал его только для себя. Я знаю, ты хочешь нажать кнопку и услышать, что ты невиновен. Ведь так оно и есть на самом деле, ты невиновен.У дверей он повернулся и добавил:Не вызывай из-за пустяков, я ведь говорил. В карцер. На неделю.

Надзиратель... Значит, я все еще несвободен?..

Надзиратель отрицательно покачал головой:

Твое открытие бессмысленно.

И вышел из камеры. Страуд стоял окаменев. А как же бессонные ночи и сотни проштудированных книг? А схема, эта безупречная схема? Этот чудесный всплеск мысли? Зна­чит, он по-прежнему должен есть водянистую тюремную по­хлебку и по-прежнему ему не будет казаться, что он ест самые вкусные яства мира.

И он снова обратился к помощи своего воображения. На этот раз через металлическую дверь прошла Гея. Она была в пальто. Гея очень давно не посещала Страуда.

Ты меня не любишь,с ненавистью сказал Страуд. Если бы любила, не пришла бы в пальто. Надела бы и ты халатик и шлепанцы...

Боб, не мучай меня... я не могу тебя забыть.

А замуж выйти за другого смогла... Тебе и в голову не пришло ждать меня.

Но как же, Боб? Ведь ты... никогда не вернешься...

Кто это сказал?Страуд ужаснулся, словно только что узнал об этом.Отвечай скорее... кто сказал... убью, если не скажешь.

Разве ты сам этого не знаешь, Боб?

Если помнишь меня, если в самом деле мучаешься, по­чему же ты осталась такой молодой?еще больше ожесто­чился Страуд.Посмотри, как изменился я.

Но ведь ты меня помнишь только такой, Боб, после ведь ты меня не видел... ты запомнил меня такой. Я не виновата...

Но хоть угрызения совести, хоть это ты чувст­вуешь?наступал Страуд, он был уверен, что в конце кон­цов поймает ее на чем-то.Когда этот другой обнимает тебя в постели и ласкает... и шепчет на ухо, ты видишь прямую черту, соединяющую две стены?

Нет, Боб, нет никакой черты.

За этой чертой всегда стою я. Ты не видишь меня?

Нет, Боб, нет...

Не говори так, Гея. Я сойду с ума. Ты должна видеть меня. Должна мною жить. До последнего дня своей жизни должна быть верна мне. Ложись с кем хочешь, но будь мне верна.

Боб, но ведь я не твоя мать. Завтра она снова придет к тебе. А я уже начинаю забывать твое лицо. Что поделаешь. Это ведь не от меня зависит. Я даже переехала в другой го­род. Чтобы похоронить прошлое.

Не будь жестокой, Гея. Я сойду с ума...

Нет, Боб. Дай мне быть жестокой. Посмотри на меня и не обманывай себя. Смотри, смотри, не бойся. Ведь ты не любишь меня. Больше не любишь. Я ведь не обижаюсь на это. Не давай себя сломить, Боб. Не допускай, чтобы тебя раздавили.

А иногда, ну хоть изредка будешь вспоминать меня?совсем по-ребячески спросил Страуд и подумал, что, если бы успел жениться на Гее, сейчас бы он так остро не чувствовал необходимость присутствия матери.

Иногда? Ну конечно, иногда буду вспоминать. Про­щай, Боб. Будь сильным и постарайся забыть себя. Это твой единственный выход.

Но Гея не ушла. Она подошла к матери и молча стала рядом.

Надзиратель!восторженно завопил Страуд.

Ну что, снова в карцер захотел?

Нашел!счастливый и воодушевленный, сообщил Страуд.Все равно нашел. Представь большое толстое зер­кало... ставишь его против любого дома... направляешь особые лучи. Ты слышишь? Я все рассчитал...и побед­но заключил:Все, что творится в здании,как на ла­дони...

Смысл?..

Опять тебе смысл ?подавленно спросил Страуд.Опять нет смысла? Надзиратель?

Типичное открытие узника. Это тоже ты только для себя придумал. Чтобы не умереть от тоски в четырех стенах. Ерунда. В карцер. На две недели.

Надзиратель... значит, я по-прежнему несвобо­ден? .

Надзиратель покачал головой:

То, что ты придумал, лишено смысла.

И вышел. А Страуд вытащил из кармана кусочек зеркала и стал бесцельно пускать зайчиков по стене. Потом выбросил осколочек в окно.