Перч Зейтунцян - Самый грустный человек

Перч ЗЕЙТУНЦЯН

САМЫЙ ГРУСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Повесть

От автора

Каждое столетие имеет своего самого человекасамо­го гениального, самого отчаянного, самого потешного, самого острослова, самого сорвиголову или же, к примеру, самого знаменитого своего долгожителя, словомсамого, самого, самого... Мне бы очень хотелось рассказать о человеке самом радостном, ведь все мы, как я заметил, предпочитаем веселые истории. И это вполне резонно. Но мне так и не удалось определить, кто же самый радостный человек века, а искать попросту этого радостногопо-моему, это не так уж интересно. Вот почему я пока откладываю в сторону свое на­мерение. Вместо этого я расскажу вам о самом грустном чело­веке нашего столетия. Найти его, представьте, оказалось делом нетрудным. Среди читателей этой книги тоже, очевидно, най­дется человек, самый печальный среди нас.

История наша документальная. Герой повествования Ро­берт Страудлицо реальное. Реальны и события, происхо­дящие с ним. Поначалу автор оставался настолько верным фактам, что документальная эта история перестала внушать доверие и стала походить на сказку. И тогда автор решил сыграть в обратнуюон написал современную сказку, взяв в основу факты.

Основной сюжет и герой остались прежними, но автор позволил себе многое обыграть, изменить, обратить в гро­теск, а разные мелкие подробности отмести за ненадоб­ностью. И только так, на наш взгляд, удалось создать вещь, более или менее документальную. Во всяком случае, автор надеется, что рассказ этот будет воспринят читателем серьез­но и с достаточной верою, потому что автора и читателя на­мерениеидти по следам только и только истины, а не ее подобия. Вы увидите здесь знакомые лица. Так как «все ве­ликие всемирно-исторические события и личности по­являются дважды: в первый разкак трагедия, во-второйкак фарс».

Действие происходит в стране Алькатраз. Не ищите ее на карте, вы там ее все равно не найдете. А даты вот указаны точные, что, впрочем, вовсе несущественно. И достоверен, безусловно, достоверен век. Что, конечно, весьма сущест­венно.

Глава первая

Боб Страуд частенько заходил к Гее. Раза четыре, а то и пять на неделе. В остальные дни он не шел туда не потому, что был занят, а просто боялся, что надоест и наскучит ей. Но как было занять пустые, невизитные дни? Это была це­лая сложная и запутанная система чисел со своими законами и логикой, этакая длиннющая таблица, которая человеку не­посвященному ничего бы не сказала, но для Страуда была мучительной и требовала огромной энергии и изворотливо­сти. Необходимо было так рассчитать и расположить дни своих посещений, чтобы придать этим посещениям есте­ственный нерассчитанный вид.

Он всего лишь год жил в этом городе. Родом он был из дальней провинции. До приезда в Алькатраз долго скитался по стране, подыскивая себе работу, но, кроме временных се­зонных работ, ему ничего не подворачивалось. И вот нако­нец страна уменьшилась, конкретизировалась, обрела лицо определенного города и даже определенного дома. В Алькатразе его приняли на постоянную работу на фабрику, производящую женские чулки и трикотаж. Он всю жизнь потом не прощал себе, что именно там, а не где-нибудь еще дове­лось ему работать, до конца жизни все свои несчастья он связывал с этим унизительным фактом.

Когда исполнился ровно год с того дня, как он обосно­вался в этом городе, он почувствовал, что устал от страудовской своей арифметики, и подумал, что это, верно, хороший признак, мало-помалу он становится мужчиной. Вот тогда-то он и принял решение положить конец всем своим мучениям и очень быстро нашел выход из положения. И даже удивил­ся, как это до сих пор он до этого не додумался. Он тут же направился к Гее, чтобы как можно скорее сообщить ей про свое открытие. Но прежде чем произнести первую и един­ственную фразу, он окинул взглядом Геину комнату, вообра­жение его лихорадочно заработало, и он вдруг представил, почти что наяву увидел, как в комнату вошли одетые в смо­кинги двенадцать мужчин, у каждого в руках по стулу. Они расселись вдоль стен и образовали вокруг него и Геи некий квадрат. Он решил, что они так и останутся с ними до самого конца разговора. Бесшумно будут сидеть и мешать им не ста­нут. Корректные и безучастные друг к другу.

Я пришел предложить тебе, чтобы мы поженились.

И тут он увидел, вернее ему показалось, как одетые в смокинги двенадцать мужчин задвигали стульями и устре­мились к центру комнаты. Образовавшийся вокруг него и Геи квадрат стал немного меньше. И он решил, что именно так они будут себя вести после каждого поворотного слова его или Геи.

Вот так, сразу? И что же я должна ответить?

Гея, красивая усталая женщина лет за тридцать, была все время в движении, переставляла что-то в комнате, следила за обедом, приводила в порядок прическу, потом словно машинально повторяла те же действия, в результате чего ействия эти начисто лишались своего смысла.

Я хочу... ну да, я уже сказал... ты согласна?..

Я согласна,ответила Гея, и в голосе ее не было ни­какого оттенка.

Ты не веришь? Почему? Я буду хорошим мужем. Самым лучшим мужем на свете.Страуд кружился по ком­нате вслед за Геей и от этого еще больше терялся.Ты бу­дешь меня любить. Если я буду самым лучшим мужем на свете, ты не сможешь не любить меня.

Он был так искренен и так верил своим словам, что ему показалосьотныне никаких неразрешенных вопросов нет и не может быть.

А почему ты до сих пор ничего не говорил? Не слиш­ком ли много времени прошло, чтобы играть в прятки?Страуд обрадовался, что в ее голосе появился какой-то отте­нок, пусть даже пренебрежительный.А я уже было поверила, что мужчина и женщина могут быть братом и се­строй. Испортил, все испортил.

О чем было говорить?растерялся Страуд.Ты что же, не понимала разве? Неужели обо всем надо говорить?

За кого, за кого ты меня принимаешь? Я давно забыла понимать людей по взглядам. По мнеу всех подряд один и тот же взгляд, один и тот же голос, одни и те же мысли. Слова только разные. И я только словам и верю. Да и не то чтобы верюпонимаю. И не понимаю даже, слушаю...и вдруг монотонно, но с внутренней тревогой начала нанизы­вать друг за дружкой слова. Страуд от испуга было замер на месте, потому что, произнося эту медленную и стройную ла­вину предложений, Гея по-прежнему что-то делала и безо­становочно двигалась:В пять часов... сегодня хорошая по­года... вечером жди меня... Сигарета есть? Дай...

Я тебя научу,взмолился Страуд.Я сделаю так, что мы будем молчать и понимать друг друга. Я не обещаю тебе ни денег, ни богатства, мы всегда будем без денег. Всегда бу­дем бедными. Но одно я тебе обещаюмолчать и понимать друг друга...

Если мы будем бедными, мы не сможем молчать и по­нимать друг друга. Для этого нужны деньги. Если же будем богатыми, опять-таки не сможем, деньги не дадут. Так что выбрось это из головы. И ни с кем ты не сможешь молчать» Залопочешь. Все будешь говорить, говорить, говорить...

Знаешь, почему ты меня презираешь?.. Потому что я не такой, как остальные. Они мужчины. Времени не те­ряют. А я каждый день прихожу, ухожу, каждый день ре­шаю быть таким, как они, и не могу...Он с ненавистью по­смотрел на Гею, помолчал минутку, потом вдруг спросил, понизив голос:А деньги они дают?

Какие деньги?напряглась Гея и оторвалась от своих дел.

Деньги, деньги! За то, что ложатся с тобой! Деньги дают?

Конечно. Гея старалась казаться спокойной. Страуд почувствовал это и мысленно усмехнулся.Если кто очень нравитсяне беру. Видишь, все как следует. И честность есть. И порядочность и непорядочность, чувствуешь? Все вымерено, все взвешено.

Страуд и сам не понял, почему задал такой вопрос, чтобы обидеть ее или же действительно чтобы узнать:

А... у меня возьмешь?

Наверное,еще больше напряглась Гея.

Сколько?шепотом спросил Страуд.

А сколько у тебя есть?

Нет, ты скажи, сколько...

Не разговор был, а прямо перепляс на острие ножа; тут были и ненависть, и желание унизить, и нервное любопыт­ство, пожалуй. Гея стала накрывать стол скатертью, потому что неведомо отчего почувствовала потребность подчеркнуть решительную разницу между ними: хозяйкой дома и гостем.