Маматай сегодня впервые переступил порог первого цеха. И с правой, и с левой стороны длинного зала стояли новые, последних марок машины, тянулось длинное суровье с такой быстротой, что движения было совсем не заметно. Пройдя через первую машину, пропитавшись химической жидкостью, отмывалось суровье от клея, и уже в следующей оно прополаскивалось в перекиси водорода, приобретало белый-пребелый цвет. Потом утюжка, окраска, нанесение рисунка и материал готов, хоть тут же в магазин. От волокна до ткани полкилометра пути.
Каипов торопливо шагал по длинному пролету, успевая все заметить на ходу. Машины были ему знакомы еще по ташкентской практике. Только люди, стоявшие у станов, были ему незнакомы. Они не обратили никакого внимания на молодого инженера.
В цехе по-прежнему царил мощный гул от работающих моторов и сильной вентиляции.
Чуть ли не в самом конце зала нашел он своего друга Мусабека, приземистого, с вздернутым носом, загорелого паренька, увлеченно склонившегося над станом. Маматай тихо подошел к нему и остановился. Сквозь неукротимый гул фрезерных станков трудно было расслышать шаги Маматая. Мусабек работал ловко и старательно, не отвлекаясь ни на минуту. Кусок металла в его руках, коснувшись «лезвия» станка, как мягкая древесина, отбрасывая маленькие спирали стружек, постепенно обретал форму. Натруженные большие руки Мусабека ловко держали деталь, то и дело легко переворачивая ее.
Маматай легко ладонью коснулся плеча друга. Тот сразу оглянулся, остановил станок, как всегда, широко улыбнулся и, смешно наморщив нос, обнял Маматая.
Ты вот, друг, вернулся инженером. А я тоже не сидел сложа руки, как видишь. Моя цель освоить в совершенстве фрезерный станок, Мусабек задумался на мгновение. Мое дело по душе мне, и, сам знаешь, оно нужное
Ты молодчина, Мусабек.
* * *
Бригада Пармана прославилась на комбинате как одна из передовых, а его портрет давно уже красовался на доске Почета. С ним самим Маматай встретился на второй день своего приезда. Руки у него были в солидоле, и он вместо приветствия подтолкнул Маматая в бок локтем, мол, держись! И как ни в чем не бывало продолжал свою работу.
В цехе все кипело. Тысячи ткацких станков, жестко стуча, работали бесперебойно. Казалось, вот-вот сорвутся они с места и с гулом пронесутся куда-то вдаль, как экспрессы.
Бабюшай, Чинара и Анара, как и прежде, работали в бригаде Пармана. Но теперь они уже были не ученицами, а самостоятельными ткачихами. А Бабюшай даже одной из первых многостаночниц.
Маматаю бросилось в глаза, что пухловатое, почти детское личико Бабюшай теперь вытянулось, щеки впали, отчего лицо стало благородно удлиненным, придав чертам зрелость и красоту. И фигура лишилась девичьей неопределенности. Стройная и гибкая Бабюшай вот тебе и булка!
Девушки посматривали удивленно на Маматая, лукаво перемигивались и что-то говорили друг другу, но в шуме машин до Маматая не доносились их слова. И Бабюшай, деловито колдуя над четырехрядными станками, покачала головой, давая понять, что станки нельзя оставить и что обязательно надо поговорить в перерыве или после работы.
Маматай понимающе кивнул и направился дальше, ему передалось хорошее рабочее настроение девушек. А чуть позже он увидел одну из них в столовой.
Чинара, слегка волнуясь, позвал Маматай, исподтишка разглядывая сидящую с задумчиво-мечтательным видом девушку, мне много раз попадались, в газете твои стихи. Они совсем не похожи на те давние выкрики с эстрады. В них думы о жизни, о себе, о друзьях.
Маленькие пристальные глаза Чинары проницательно смотрели на Маматая, было видно, что похвала ее застала врасплох и обрадовала.
Знаешь, Чинара, Маматай остановился, пытаясь найти подходящее слово, веское и в то же время искреннее, в них столько чувства, нежности. Сразу видно сердце женщины.
Я тебе верю, сказала тихо Чинара, отводя взгляд к окну, за которым безгранично простиралась зеленая долина.
Вечером он очень долго не мог заснуть. Первые, такие яркие впечатления о комбинате, который все эти годы был в его мечтах, мыслях; задушевные разговоры с друзьями порождали новые радостные надежды. И, как всегда, в такие минуты Маматая потянуло к дневнику: в последние годы у него появился этот надежный и терпеливый друг.
«Наконец я опять на своем комбинате, записал он размашистыми, торопливыми буквами. Рад ли я? Конечно! Как мчится время! Все неузнаваемо изменилось. Приметы завтрашнего дня здесь во всем. Будущее неумолимо рвется в явь. Какое место в нем уготовано мне?..»
* * *
С того дня, как Маматай был назначен сменным мастером, первое наставление он получил от старшего мастера и парторга цеха Жапара Суранчиева, всегда с выбритыми до блеска головой и щеками. Как-то он остановился возле рабочего места Маматая. «Собирается с мыслями. Ну о чем на сей раз он будет говорить? с добродушной иронией думал Маматай. Наверно, изречет, мол, честно трудись, сынок!» Но Жапар начал совсем о другом.
Конечно, сменный мастер это ответственно! Жапар говорил тихо и монотонно, но была в этом особая задушевность. Но ты не только инженер, а еще и администратор. Понимаешь? Вся забота о цехе гигиене, технике безопасности в первую очередь на тебе. Но главное ты теперь воспитатель людей.
Жапар на миг остановился, передохнул, искоса поглядел на Маматая. А тот не отрывал внимательных глаз от строгого лица своего парторга.
Да, да, решительно подтвердил Жапар, как будто Маматай сомневался в чем-то, найти каждому дело по сердцу, расставить людей так, чтобы работа шла бесперебойно. Это, конечно, дело трудное. Но душа человека, его настроение передаются и станку. Ты должен уметь создавать хорошее настроение: сознательного отношения к работе без любви к ней не бывает. Особенно это нужно новичкам Они, как говорится, еще не проклюнулись из скорлупы, и неизвестно, что из них выйдет: петух или курочка! И здесь роль сменного мастера решающая. Это говорю с тобой не я, а мой опыт сорока лет работы на комбинате.
Так просто и со значением закончился разговор старого и молодого мастера.
* * *
Шло очередное заседание по поводу невыполнения сменной нормы и случаев пьянства на рабочем месте. Сутуловатый, с широкими сильными плечами, Колдош вошел нарочито медленно, вразвалку, ленивыми шагами прошествовал на самое видное место и с неуклюжей небрежностью, мол, нате вам, бросился в кресло, вольготно откинулся на мягкую спинку, забросил ногу на ногу. Он обвел презрительным взглядом присутствующих и хмыкнул. Такое нахальство провинившегося Колдоша подняло в душе Маматая волну раздражения. А Колдош между тем широким жестом чиркнул спичкой и закурил сигарету.
Чинара, по-прежнему секретарь цехового комитета, безнадежно смотрела на него и сдержанно, чуть-чуть побледнев от гнева, произнесла:
Колдош, не видишь, что ли: идет заседание. Не мог ли ты оставить свое курение? Сделай всем одолжение.
Ну что тебе? Колдош усмешливо подмигнул ей. Мое курение останавливает, что ли, заседание? Или поперхнетесь? Не слабогрудые. Лучше прикрой свои колени Хе-хе-хе
Колдош рассмеялся своим шуткам звонко и от души, наслаждаясь растерянностью Темирбаевой.
Но все же должен быть порядок! жестко сказал Маматай.
Если все такие нежные, то я махну, пожалуй, отсюда. Колдош резко подскочил с кресла и невозмутимо направился к двери, не обращая ни на кого внимания.
Все понуро молчали.
Вот так он поступает не первый раз, с досадой махнула рукой Бабюшай. Распустился.
Зачем удерживаем его, зачем умоляем, не знаю, вспылила Анара. Сколько раз я предлагала исключить его из комсомола. Миндальничаете с ним вот вам и результат!..
Мы сами виноваты, мол, Колдош отчаянный, возмущенно сказала Чинара, мол, исключим, потом расхлебывай, не дадут прохода его дружки. Вот и трусим перед ним. Ладно уж мы, девчата
Колдош вернулся, с треском, закрыл дверь и, наследив кирзовыми сапогами по всему кабинету, собрался опять усесться поудобней в облюбованное им кресло у окна.
Ну-ка погоди, резко окликнул его Маматай. Рассматривается твое персональное дело. Отвечать будешь стоя. Таков порядок.