Он опешил. Живая, и как прежде красивая, приветливая, ласковая. И голос-то тот же певучий, как у весенней птицы. Такой он выбрал ее тогда среди других, такую любил и ревновал. А вот, видишь, забыл за столько лет, забыл напрочь.
Не подходя к нему, все так же на расстоянии, она вдруг говорит ему негромко, с ласковой печалью: «Уж кому только я ни наказывала, чтоб воротили тебя поскорей домой, дни и ночи считала, все тебя звала да умоляла, ну вот и вызвала, явился ты, родимый мой, единственный и незабвенный, кровушка моя дорогая, золотеюшко мой бесценный».
И тут словно щемящий запах огня и дыма ударил ему в лицо, необыкновенное чувство, сильное и неизвестное ему прежде, неожиданно колыхнулось в нем, взбудоражило все внутри, перевернуло. Неслыханная, ненасытная жажда обожгла его. Он бросился, чтобы обнять, прижаться к ней всей грудью, его душили слезы радости.
А Лида, не допустив до себя, так же неожиданно исчезла, как и появилась.
Он в отчаянии кинулся искать ее, кричал, как в угаре, звал ее, умолял вернуться, но
В ту минуту ему показалось, что он действительно потерял ее навсегда, и такая буря в нем поднялась, такая лихомань на него напала, что весь мир стал ему разом не мил и вся жизнь его показалась зряшной.
И тогда, в полном чаду душевном и умственном, он разрядил ружье, пытаясь направить его в себя, да промахнулся
Уже вечером, не дождавшись Селивёрста, Егор забеспокоился, спешно оседлал лошадь и поехал искать его. Лишь к полуночи, объехав всю Лидину гарь вдоль и поперек, он случайно наткнулся на него возле Нобы, где начинался бор, не тронутый пожаром. Селивёрст был в глубоком забытьи. Егор перекинул его через седло и привез домой.
Селивёрст возвращался к жизни с большим внутренним преодолением, совсем обессиленный, если и произносил, то буквально несколько слов. А так молчал. Молчал и Егор, лишь мягкая, добрая улыбка подолгу освещала его лицо. Он хотел, чтоб больной не чувствовал тягости, чтоб душу его ничто не угнетало. Но мысли Егора теперь постоянно возвращались к Москве, к последним дням перед их отъездом в Лышегорье.
«А может, вовсе не по простоте душевной позвал я его с собой, начинал он настойчиво выискивать в себе всякие каверзы, а если все ж из себялюбия немалого, а то и из слабости боялся, что при встрече с Лидой трудно будет правду сказать о друге. Правду? Эко дело, да у меня бы, пожалуй, язык не повернулся, будь она живой. А может, расставаться мне с ним не хотелось, ведь жизнь, можно сказать, вместе прожили, почти четыре десятка лет, каждый день бок о бок, что-нибудь-то это значит, али как?! Нет, и это утешение не утешение, а так себе. Однако вряд ли он поехал, чтоб увидеть Лиду, вряд ли?! С Наденькой он был счастлив, двух мнений быть не может. А тоска по дому, Лышегорью? Что же, он ведь не защищен от тоски по родной стороне».
Однако утешения эти покоя Егору не приносили. Он поглядывал на болезненно впалое лицо Селивёрста и ожидал, когда наступит перелом, когда спадет изматывающе затянувшееся беспамятство.
Так в молчании, лишь разговаривая постоянно с самим собой, Егор ждал того дня, когда Селивёрст воспрянет духом. И день этот настал. Здоровье Селивёрста пошло на поправку, землистый цвет лица сменился розовым, прояснились глаза, вновь обретя иссиня-голубоватый оттенок, и речь его зазвучала ровнее, без тяжелых срывов. Он сам, без каких-либо принуждений, решил рассказать Егору, что произошло с ним на Лидиной гари.
Ты ведь знаешь, Егорушка, что таиться мне перед тобой нечего, спокойно начал Селивёрст. Пошел я на гарь в то утро с легкой душой, больше из потребности христианской.
Он перевел дыхание, помолчал, собираясь с силами.
Егор подумал про себя, что слаб он еще и жизненной энергии в нем маловато, но останавливать не стал, поджидая, когда он соберется с силами и сам продолжит разговор.
Когда мы ехали с тобой в Лышегорье, голос Селивёрста звучал тихо, то я, в ожидании встречи с Лидой, довольно помучился. И даже не раз пожалел, что поехал с тобой, хотя и не признавался. Тревожно мне было, я все думал, как встречусь с ней, как в глаза ей погляжу, что скажу?! Фу-ты, неладная Он тяжело перевел дыхание, помолчал и продолжил: Ведь собственно, сказать-то мне было нечего. Полюбил другую?! Так и напиши, чего молчал, на что надеялся, почему так безжалостно и долго мучил?! И все справедливо, и ни на один из этих вопросов, правду сказать, не было у меня сколько-нибудь вразумительного ответа. Одна отговорка война. Потом шальная мысль: «А что, если прежнее нахлынет, любовь юношеская, чистая, святая, и переборет все во мне». Словом, Егорушка, скверно все это. Не знаю уж, заметил ли ты маету мою. Только Он горько махнул совсем ослабевшей рукой и вновь умолк, переводя дыхание и пытаясь успокоиться от волнения, которое нахлынуло на него.
И правда, в дороге-то сумеречно на душе у тебя было, поддержал его Егор, чтобы дать отдохнуть чуть-чуть Селивёрсту. Сумеречно. И беспокоить тебя не хотелось, видел я, что глубоко ты в себя заглядываешь, до дна черпаешь.
Как не заглянешь, вина на мне уж больно тяжелая, я даже лицо-то Лиды через столько лет ясно представить не мог, как солнце в тумане теплится, греет, а вроде бы все бесчувственно, не обжигает, не горячит. Вот как, Егорушка, было-то Даже привычки Лиды, которые, как мне казалось, я особенно любил в ней, забылись, потеряли остроту. И при мысли о встрече озноб прошибал. Страшно было, муторно до неприятности от вины своей. У тебя все-таки дети растут, а тогда и жена, даже после долгой разлуки, жена А у меня что?! Столько лет прошло, а она все вроде бы девица при живом-то муже, могло ли так быть. Это ж какую волю надо иметь столько лет ждать да томиться.
Селивёрст опять задохнулся и замолчал.
Ты через силу-то не говори, не спеши, обождем, успеем еще, склонившись над ним, тихо запришептывал Егор, настороженно чутким голосом своим желая его успокоить и обойти трудный разговор.
Намолчался я, Егорушка, темные мысли покоя не дают, надо бы душе-то облегчиться, освободиться.
Глаза его заволокла матовая дымка, будто отрешился он в тот миг от всего и угас раньше назначенного судьбой срока.
Егор испуганно придвинулся поближе и припал легонько к его груди.
Не тревожься, Егорушка, отдышусь чуток, поговорим немного еще, не уходи. В Наркомат-то ты сообщил что-нибудь?
Сообщил, как ты просил: мол, дел тут много, и также Наденьке написал, чтобы не тревожилась.
Ты написал ей? Селивёрст приоткрыл глаза и внимательно поглядел на Егора. Если еще соберешься писать, правду ей не пиши, она ведь пешком придет, если узнает, что я болен. Добрая душа-то у нее, добрая, бескорыстно легка и податлива. Но теперь она вряд ли поможет, и уж ты ее без меня не зови.
Селивёрст опять умолк на несколько дней, тяжелые ознобы сменялись горячкой, беспамятством, и Егор решил позвать Марфу-пыку, чтобы она травами да примочками помогла. Та долго ощупывала, осматривала уставшее от болезни тело Селивёрста и, подумав, сказала: «Мои травы, Егорушка, не пэ-п-по-помогут Жди, когда все болести у него пэ-п-п-пройдут лихоманка, трясуха, гнетуха, ломовая, маяльница. Всем этим он отболеть должен. Уж тогда огнёва пэ-п-падет на него, последняя и самая тяжелая болесть, тут и по-по-подумаем, как к жизни его по-по-вернуть. Душа у него пе-пе-перенапряглась, восп-п-п-ламе-нилась, зря на гарь-то он п-п-пошел. Зря» С тем и удалилась.
А наступили сенокосные дни надо было выезжать на пожни. Егор медлил, тянул, надеясь, что вот-вот наступит у Селивёрста перелом, но так и не дождался, поехал на сенокос. Смотреть за Селивёрстом, по общему совету и согласию, оставили Машу младшую сестру Егора, девушку тихую, заботливую.
Болезнь малость поутихла, и Селивёрст снова возвращался к жизни. Теперь уже, приезжая, Егор рассказывал ему, как идет сенокос, какие сочные да пахучие травы поднялись на Нобе, и рассказами этими все хотел отвести подальше разговор главный, хоть и понимал, что времени после их отъезда из Москвы прошло довольно много, далеко на второй месяц перевалило, и про себя считал, что Селивёрсту надо бы сообщить в Наркомат что-то более определенное, а может, и о болезни написать, но предложить не решался.
А в один из приездов, увидев, что больной вроде бы совсем приободрился. Егор осторожно завел разговор, надеясь, что и сам Селивёрст этим же беспокойством мучается.