Вскоре улицы для меня и моих ровесников стали тесны, речные заводи, в которых мы купались, стали мелкими. Мяч можно гонять день, другой, третий, но на десятый он надоест тебе. Нужно было придумать что-то новое, и самым смекалистым из нас оказался Гаги Вечерело, и потому, быть может, слова его казались особенно зловещими. Меня пробирала дрожь, мне хотелось, чтобы из дома напротив вышел хозяин, схватил Гаги и задал ему хорошую трепку Гаги придумал испытание для меня, и замысел его был несложен, но и не так прост, как казалось на первый взгляд. Мне не хотелось ввязываться в это дело, но как только я встал, чтобы уйти домой, ко мне подскочил мой враг, подскочил и зашипел злобно: «Ты куда?! Трусом прослыть хочешь?!» В тот же вечер я выкопал в колхозном саду пару саженцев и принес их Гаги, который тут же посадил их на своем участке
Саженцы, может быть, и принялись, но дружба наша с Гаги несколько приувяла. В это же время с кем-то поссорился и Батако. Он пришел ко мне, излил душу, я ответил ему тем же, и мы побратались. А дружба побратимов крепка, как крепостная башня, она свята, для нее мало одной жизни. Мы стали каждый день ходить друг к другу. Я узнал вскоре, сколько тарелок у них и ложек, а Батако мог с завязанными глазами найти все, что хранилось у нас в кухне. Как-то раз мы сидели за столом и уплетали пирог с сыром. Батако сделался красноречивым, он говорил, будто открывал передо мной какой-то сказочный мир. Будь у нас кинжалы, мы бы в память о нашей дружбе оставили зарубки на дверной раме. Но дружба должна на чем-то основываться, и Батако, подумав, предложил:
Если что-нибудь будет у нас будем кушать у нас, если будет у вас будем кушать у вас.
Я понимал, что этого недостаточно для настоящей дружбы, и уже собрался было сказать об этом, как откуда-то выскочил мой извечный враг, выскочил и зашептал на ухо: «Хватит тебе и этого! Не считай себя умнее других!..»
Один из моих одноклассников больше всего на свете любил читать. Едет в город в руке книга, идет вечером за скотиной берет с собой книгу. Как-то раз мы встретились с ним, и я спросил:
Куда путь держишь?
В библиотеку, ответил он. Решил устроить себе праздник.
И я устроил себе праздник. Принес из библиотеки книгу, ушел в сад, уселся под развесистым тутовником. Праздник мой был в самом разгаре, когда уши уловили легкий шорох. Я замер, прислушиваясь. Вокруг было тихо, мир, напоенный зноем, дремал. Но едва я перевернул очередную страницу, комок земли больно ударил меня по руке, и в тот же миг возле меня возник Кима. Презрительно усмехаясь, он процедил:
Дезертир! Уткнулся в паршивую книжку! Ну-ка, бросай свое чтение и пойдем!..
Я хотел оборвать его, но меня остановил мой лютый враг. «Не обижай, зашелестел он, человек к тебе с добром пришел!»
И вот я плетусь следом за Кима. Во дворе у них пир горой, и нас назначают виночерпиями. Мы на совесть выполняем свои обязанности.
Потом, когда часть гостей расходится, нас усаживают за стол. Я хочу увильнуть, спрятаться куда-нибудь, но старшие подбадривают меня:
Ты же мужчина!
Я неумелой рукой поднимаю бокал Почему не принято фотографировать человека в тот момент, когда он пьет свою первую рюмку?..
Этот день внес в мою жизнь большую тревогу и жгучую боль.
Я отправился вслед за хрупкой своей мечтой, перешагнул порог института, осмелился подать заявление, написанное собственной рукой. «Мечтаю стать строителем», значилось в заявлении.
Может быть, мечта моя родилась на берегу реки. Из мокрого песка я возводил дома, похожие на наши сельские, и наградой за труд мне была радость. Но радость часто оказывалась такой же непрочной, как мои песчаные строения Может быть, мечта моя окрепла, когда я увидел соседа-старика, который складывал каменную ограду. Камень ложился на камень, стена поднималась все выше и выше, и я боялся, что она рухнет, не выдержав собственной тяжести. Но ограда стояла, и я, удивляясь этому, стал испытывать ее. Бросил камешек величиной с воробьиное яйцо, потом булыжник, потом уперся в ограду плечом, навалился, но она стояла, и тогда я поверил, что камень может липнуть к камню
С того момента, как я подал заявление в институт, мой враг стал неотступно преследовать меня и каркать: «Конкурс, конкурс, конкурс! На одно место десять заявлений, бубнил он, пророча несчастье. Десять, десять»
И вот я стою во дворе института, стою у доски, на которой вывешены результаты экзамена. «Ну, что я тебе говорил?! торжествует мой враг. Не знаешь ты математику Неуд! Ка-кой позор!..»
Разлетелась, разбилась вдребезги моя хрупкая мечта
Гарцо! Гарцо!
Я лежал на берегу реки, зарывшись в горячий песок. Кто-то сильной рукой схватил меня за плечо, стал трясти так, что голова моя моталась, словно тряпичная.
Гарцо, проснись!
Голос был бодрый, радостный и очень знакомый. Передо мной стоял мой сосед, окончивший школу два года назад. Он разделся, повалился рядом со мной на песок и стал рассказывать:
Еду в Москву в Энергетический институт Может, ты ищешь работу? Иди на мое место
Так я начал работать на ферме. Моя должность скотник. Орудия труда вагонетка, лопата, вилы и метла. Утром вывожу навоз и вечером тоже. Так изо дня в день вчера, сегодня, завтра
А дома на дне чемодана лежит себе мой аттестат.
Махаю я лопатой, махаю вилами, а доярки насмешничают, задирают меня. Как-то одна из них прибегает и сообщает:
Гарцо! Тебя вызывает заведующий! Поторопись
Открыл я дверь, вошел в кабинет заведующего и остолбенел, будто в сказку попал такую красавицу увидел.
Что же вы остановились? улыбнулась фея. Входите.
Я так растерялся, что не смог слова вымолвить. Потоптался на месте и вышел из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь. Но околдованное сердце мое осталось там, оно больше не принадлежало мне Будь я сказителем я сложил бы об этой девушке песню, будь я художником языком красок поведал бы о вей.
У феи было земное имя Кати. Она проходила на нашей ферме практику. Приехала из города и остановилась у каких-то своих дальних родственников. Как только она появилась у нас, среди молодых доярок начался переполох. Они стали сооружать немыслимые прически, наряжаться в пестрые платья, рабочие косынки заменили легкими, как весенние облака, платочками. И все же нашим девушкам далеко было до гостьи, и они завидовали ей, и с наслаждением, словно скороговорку, повторяли слово «стиляга». Одна из доярок никак не могла дать кличку корове. С проездом красавицы безымянное животное стало зваться Стилягой.
Но Кати не обиделась на доярок. Она надела простенький халат и стала работать наравне со всеми. А я следил за каждым ее шагом, любовался ее лучистыми глазами, и все обыденное казалось мне праздничным. Я искал слова, достойные ее слуха, но никак не мог найти их. Возле нее я робел, делался молчаливым, готов был сквозь землю провалиться. Я старался никогда не оставаться с ней наедине
Недалеко от фермы был маленький пруд. Вокруг него в три ряда росли старые тополя. Здесь было мое убежище. Я усаживался в тени, раскрывал книгу, но мысли все мои были о Кати. Я сидел и думал, что практика ее скоро кончится и она навсегда уедет от нас.
Как-то раз мне вспомнились слова Кима. Кима, друг моего детства, после восьмилетки поступил в педучилище, а любимым его занятием стало фотографирование. Увидит человека щелк карточка готова, новый человек новая карточка Недавно он рассказал мне, как бы сообщая самую приятную весть:
Я часто устраиваю выставки из своей коллекции Для девушек И они больше всего любят разглядывать твой портрет. Не веришь? Клянусь честью!
Слова Кима я принял, как тайный подарок. Стащил у доярок зеркальце, повернулся лицом к солнцу и стал разглядывать себя. Я так увлекся, что не заметил, как ко мне подошла Кати.
Хорошо здесь, прохладно, сказала она тихо, но мне, застигнутому врасплох, голос ее показался громким, как шум водопада.
А она стояла рядом, так близко, что я мог коснуться ее рукой, и я снова не знал, о чем говорить, стоял, как пень, пряча за спиной зеркальце и глупо ухмыляясь.
Сыграем? улыбнулась она, достав из кармана миниатюрные дорожные шахматы, Люди говорят, что Гарцо настоящий гроссмейстер