Оборванные бедняки уступали дорогу белобородым старикам, почтенным мужам, самоуверенным родственникам старой кишлачной знати, кланялись им, говорили им при встречах слова высокопарных приветствий, теперь в поведении бедняков заметны уверенность и небрежность, теперь уже старики первые кланяются ему, Азизу, секретарю сельсовета, но в их глазах Азиз видит затаенную злобу в прошлом году взгляды этих людей были ленивы, бесстрастны, важны
Пыльные переулочки кишлака, накаленные летним солнцем; глиняные, мечущие зной стены; ширококудрые деревья, омываемые тихой, теплой водой арыков; тяжелые ворота в домах; собаки, жарко дышащие, подергивающие сухими горячими языками во всех подворотнях; ишаки, долбящие мелкими копытцами лессовую легкую пыль; поля, над которыми с утра до вечера в размеренном труде склонялись дехкане, все как будто осталось таким же, как прежде И можно было бы ничего не заметить, если бы не обостренное переживаниями восприятие Азиза
Но в нем теперь пробуждалось сознание впервые сознание взрослого человека, он все сопоставлял, ко всему примерялся, оценивал, старался себе объяснить, докучал себе неожиданными для себя самого вопросами.
Сначала ему казалось, что та какая-то неуловимая перемена совершилась только в нем одном. Вот все отошли от него, он остался один и был зол на всех и считал себя правым. Потом все снова к нему пришли, стали с ним такими, как прежде, и он не знал почему, он как будто ничего для этого сам не сделал. И он ощутил себя виноватым перед всеми перед товарищами, перед Лола-хон, перед Хурамом.
Ему казалось, что он не заслужил хорошего отношения к себе, и он чувствовал, что чем-то перед ними обязан, будто у них сговор какой-то, будто они чего-то ждут от него
Он думал, думал и не мог понять, что случилось, но в глубине сознания он все почему-то связывал с именем Хурама. Однажды после работы он подошел к Лола-хон и сказал ей:
Пойдем в кишлак вместе
Пойдем, просто сказала Лола-хон, и они пошли молча.
Азиз хотел сказать ей о себе, но не умел начать разговор и стеснялся, Лола-хон сама тоже не начинала того разговора, который был ему нужен. Азизу было неловко молчать, и он наконец сказал:
Ты не знаешь, когда к нам приедет товарищ Хурам?
Не знаю А зачем он тебе?
Вот мы, комсомольцы, работаем отдельной бригадой. Мы организовали ее потому, что так посоветовал нам товарищ Хурам Как ты думаешь, для чего он хотел, чтобы была отдельная комсомольская бригада?
Наверно, чтоб лучше других работала, чтоб показала всем, как надо работать.
Это я знаю Конечно, так Мы и работаем хорошо
А переходящее знамя старики держат, с легкой язвительностью заметила Лола-хон.
Азиз замолчал. Он давно уже думал об этом знамени. Несколько дней назад он тайно от всех сговорился с товарищами отбить его у стариков. Но пока ничего не выходило из того бригада Саида работала лучше.
Слушай, Лола-хон Ты все еще на меня сердита? неожиданно вырвалось у Азиза.
Нет. Разве я плохо с тобой разговариваю? Не за что мне теперь на тебя сердиться.
Скажи, в последний раз, когда приезжал товарищ Хурам, был у тебя с ним разговор обо мне?
Лола-хон внимательно оглядела лицо Азиза.
Был
Правда? Почему раньше мне не сказала?
Зачем говорить? Ты не спрашивал.
А теперь скажешь?
Вот что, Азиз Тебе все равно, какой у нас был разговор. Скажу только: товарищ Хурам о тебе думает хорошо, он нам посоветовал: «Дадим Азизу хорошее место в работе, пусть покажет себя». Многие спорили с ним, он сказал, что он за тебя отвечает.
Так сказал?
Так Вот что, Азиз Ты не будь любопытным, как глупая женщина. Поговорим о другом. Вчера я по кибиткам ходила. Многие женщины согласны пойти на работу, если можно будет не оставлять дома детей. Товарищ Хурам давно велел нам организовать полевые ясли, а ты что-нибудь сделал для этого? Время уборки придет, как успеем убрать, если все женщины не будут работать?
Трава салом-алейкум росла как прежде. Другие травы гнались за ней. Кусты хлопка поднимались меж ними медленно, но неуклонно. Поливы чередовались с окучками. По ночам ядовито дымили костры. Минеральные удобрения закладывались полосками в междурядья, дехкане тщательно их заделывали; едва на каком-нибудь кусте появлялся паутинный клещик, дехкане травили его серным цветом и молотой серой; каждые пять дней бригадиры собирались на производственные совещания; советы урожайности обсуждали инструкции политотдела; на многих полях дехкане косили люцерну; отяжелевшие от плодов деревья клонили ветви к земле, солнце в дневные часы застывало в небе и, казалось, вовсе не двигалось; Хурам ездил по кишлакам на своей растрепанной кочками и арыками машине. Хурам расхаживал по полям, и дехкане спешили ему навстречу, забывая свою привычку в жаркие месяцы ходить медленно и степенно
Азиз раздумывал: как это так, его бригада до сих пор не может выйти на первое место? Ведь все работали хорошо, не ленились, времени попусту не теряли. Почему же у других получается лучше?
Несколько раз, будто ненароком, Азиз среди дня прохаживался вдоль участка Саида, на котором работали старики. Но, сколько ни приглядывался, ничего заметить не мог: старики работали так же, как комсомольцы. Вероятно, просто почва у них была лучше или, быть может, им попались лучшие удобрения.
Однажды случилось так, что Азиз и Абдуллоджон взялись с утра за два параллельных рядка и весь день работали в одиночку, а все остальные комсомольцы шли скопом по другим рядкам. Это вышло случайно. Оба продвигались к меже, потом шли в обратную сторону вдоль новых рядков. К полудню Азиз обработал четыре рядка, и ему пришло в голову незаметно сосчитать рядки, обработанные Абдуллоджоном. Их оказалось шесть.
Азиз недоумевал: работали одинаково безостановочно, усердно, отчего же такая разница? Азиз ничего никому не сказал, но весь остальной день наблюдал за Абдуллоджоном. Продвигаясь на корточках между рядков, Абдуллоджон выпалывал траву правой рукой, а левой одновременно рыхлил землю. Азиз присмотрелся к другим: никто так не делал. Все сначала шли вдоль рядка, только уничтожая траву, затем повторяли весь путь, чтоб рыхлить очищенный от травы рядок. Азиз работал так же, как все
На следующий день Азиз объявил бригаде, что он сегодня работать не будет:
Я секретарь сельсовета. Я должен посмотреть все наши поля. Вдруг приедет товарищ Хурам. Вдруг спросит меня: как дела? Должен я ему дать отчет или нет?
Отдохнуть захотелось, устал? насмешливо взглянул на него Абдуллоджон. Мы все работаем, ты гулять будешь?
Азиз стерпел обиду:
Ничего ты не понимаешь, Абдуллоджон Не вовремя вздумал смеяться. У меня есть важное дело. Завтра тебе скажу
Не обратив внимания на усмешки, Азиз ушел от своих товарищей и весь день, явно бездельничая, бродил по полям. Никто не знал, что он думает, все поддразнивали его. Азиз, однако, отмалчивался. Обойдя все поля, он убедился, что никто не работает так, как Абдуллоджон. И вечером он собрал всю бригаду:
Скажите мне, кто из нас работает лучше всех?
Вот спросил! усмехнулся Мукум. Пустые слова. Все работаем хорошо. Как можно сказать? Общая наша работа. Ты сегодня всех лучше работал!
Все рассмеялись, но Азиз почему-то не обижался. Он помедлил и сказал очень серьезно:
Ты, Мукум, работаешь плохо. И ты, Отар, плохо И я сам тоже плохо работаю. Первый у нас работник Абдуллоджон.
Как это так?
Вот так. Я смотрел, и я знаю. Но с завтрашнего дня я буду работать так же, как он, а вы все будете хуже.
Глупости говоришь
Вот увидишь.
А как ты докажешь?
Вот разделим весь участок на двенадцать частей. Поставим палки, напишем: этот кусок мой, этот Мукума, этот Абдуллоджона
Ну и что?
Ну и ничего Посмотрим, кто из нас двенадцати лучше сделает, а кто отстанет
С утра на следующий день на участке комсомольской бригады торчало двенадцать шестов, и к каждому шесту была прибита дощечка с надписью. И оказалось, что три комсомольца успели к вечеру обработать по три четверти танапа земли. Шестеро других сделали по половине танапа. У Мукума не вышло и половины, а Абдуллоджон один записал себе полтора танапа. Сам Азиз опередил всех, кроме Абдуллоджона, у Азиза получился танап с четвертью за Абдуллоджоном он все-таки никак не мог поспеть