Шукалов тотчас же оседлал коня и вместе с Одильбеком выехал в Хунук, напутствуемый лучшими пожеланиями Хурама и политотдельцев.
Как ни торопился Одильбек скорей показать Шукалову свои засеянные поля, как ни погонял своего вихрастого маленького коня по пыльной, рассекающей сплошные сады дороге, к вечеру им удалось проехать только половину пути. Одильбек все-таки хотел ехать дальше, но Шукалов воспротивился:
Мой конь свеж, а твой пробежал сюда сорок да обратно двадцать. Не годится его так утомлять. Давай заночуем здесь, под деревьями.
Одильбек согласился с неохотой и выбрал травянистую лужайку у чистого арыка. Оба спешились, привязали коней. Одильбек, развязав платок, опоясывающий его халат, угостил Шукалова горстью тутовых ягод и ячменной лепешкой. Пока остывали лошади, оба, лежа на сочной траве, приятельски разговаривали. Часа через два, стреножив и отпустив лошадей на подножный, они заснули рядышком под крупными звездами, пронзавшими черное небо.
На следующий день, растеряв в низине сады, дорога пошла на подъем, тесной боковою долиной сузилась и завихляла по остроугольным камням и мелкому щебню осыпей. Долина постепенно превращалась в каменистое сухое ущелье, но Шукалов знал, что выше в горах, за двумя скалами, вставшими как ворота, она разомкнется снова, сойдясь с боковыми долинками, расширится и зазеленеет мелкорослыми садами и рощами кишлака Хунук.
Небо в этот день с утра заволокли наползшие из-за гор тучи, и Одильбек, ворочаясь в седле, внимательно их изучал.
Будет дождь, наконец произнес он с недовольством.
А что, разве тебе плохо дождь для посевов? спросил Шукалов.
Не такой дождь будет. Хороший дождь слева приходит, вон из-за той горы. Этот плохой, не оттуда идет, рыжие тучи. Одильбек помолчал, бегая по тучам обеспокоенным взглядом, и добавил: Поедем скорей.
Шукалов удивленно взглянул на него, но ударил камчою коня.
Ты что?
Так, неопределенно пробормотал Одильбек. Давай едем!
Кони пробежали рысью с полкилометра и запыхались. Начал накрапывать дождь. Одильбек, ни слова не говоря, еще и еще ударил запыхавшегося коня. Шукалов, начиная догадываться о причине тревожности Одильбека, бросил ему на скаку:
Разве так рано бывает?
В прошлом году был в июне. Если сейчас будет хуже. Если в это время значит сила большая.
Дождь внезапно хлынул толстыми струями, и сразу, вместе с дождем, навстречу задул сильный ветер, не рывками, как дует обычно в этих местах, а сплошным, густым током, положив струи дождя почти параллельно земле. Мгновенно промокнув насквозь, Одильбек и Шукалов погнали коней вверх по тропе тяжелым галопом. Кони дышали с прихрапом, но уже сами, не сдавая хода, наваливались на встречные дождь и ветер. Ветер постепенно усиливался и давил на плечи пригнувшихся всадников, защищавших лица ладонями.
Скалистые ворота перед Хунуком выросли темными свистящими стенами и, пробушевав скрещивающимися, отскакивающими от них потоками дождевых струй, остались сзади. Открылась извилистая долина, занавешенная серым дождем, и, проскакав по ней, всадники влетели в сады кишлака Хунук. Ветер, словно в небесах открылись какие-то новые отдушины, резко усилился, и Шукалов услышал певучие стоны нагнувшихся под воздушным напором и бессильных выпрямиться деревьев.
Ой-ио пробормотал Одильбек, спрыгнув с коня перед сложенным из грубых камней неказистым домом Совета. Ой-ио Скорей собирать людей!..
Из дома, натянув халаты на голову, выбежали несколько дехкан. Наскоро поздоровались, приняли обессиленных лошадей, потянули Шукалова в дом, почти насильно скинули с него набухший водою пиджак, набросили ему на плечи неизвестно откуда появившийся чистый халат. Одильбек ввалился в комнату следом, уже в дверях рассыпая поспешные приказания:
Бегите по всем домам Пусть собирают кетмени и лопаты Каждый по одному встанет у своего входа, не пускать к себе воду Другие все на поля, собирать камень вдоль участка Мирзохура Сразу сделаем стену силь влево пойдет.
Дехкане с возгласами «хоп, раис, хоп, хозыр, сейчас» выбегали из дома один за другим. Пока Шукалов, не успев еще отдышаться, соображал, чем может быть он в этой суматохе полезен, кто-то из дехкан крикнул: «Слушайте, рафикон!» и, одним скачком прыгнув к окну, распахнул его настежь.
Все услышали глухой набегающий шум и, наваливаясь на плечи один другому, повысовывались в окно.
По узенькой улице растерянно бегали люди. Шум приближался, угрожающе разрастаясь. Раздались тревожные крики, и Шукалов увидел, как дехкане, бегавшие по улице, разом метнулись в стороны кто куда, к глиняным стенам, к воротам домов. А сверху по улице из-за поворота показался быстро несущийся рыжий всклокоченный вал.
Ох-хо! единым испуганным вздохом шатнулись навалившиеся на Шукалова. Вой, алла!
Изъеденные ветром костлявые формы высоких водораздельных хребтов зима затянула волнистым снежным покровом, переливавшимся в лучах солнца всеми оттенками неба. Плотный, слежавшийся снег лег на горные склоны безмерной, чудовищной тяжестью, и только снизу, издалека, представлялся взорам долинных жителей легким и радостным. Здесь, на снежных высотах, не было органической жизни, даже птицы не залетали сюда, и незачем было взбираться сюда человеку. Отсюда, от ледников, спускались ущелья крутостенные и скалистые.
Весной снег разбухал и таял, по ущельям ручьями бежала вода. Ниже ручьи становились стремительными потоками. Они разрастались в реки, выбегавшие из ущелий к долинам. В долинах, налитых, как плоские блюдечки, теплым солнечным воздухом, покрытых тончайшим осадком мягких наносных почв, селились люди, которые не слишком задумывались о величавых масштабах вечности и о процессах, совершающихся в гигантских, необъятных горах.
С утра над горами собрались тучи. Зимой тучи роняли только сухой и колючий снег. Он свивался буранами, он падал лавинами с крутизны и новыми слоями тяжести ложился на склоны.
Но время зимы прошло. Первая капля дождя упала на горный склон. Она ударилась тихо, почти неслышно. Она скользнула по камню вниз, захватив маленькую твердую частицу земли и так легко царапнув этой частицей камень, что на нем не осталось никакого следа. Но сразу по соседству ударили новые капли, а каждая из них тоже захватила частицу земли, и каждая, в свою очередь, царапнула камень. Камень был очень маленький, но удары первых капель никак не отразились на нем.
Но вслед за первыми все чаще запа́дали новые капли, и вокруг камня образовались узенькие бороздки, которые быстро соединились между собой. Они покачнули камень, и, потеряв равновесие, он покатился вниз. По пути он натолкнулся на другой, такой же маленький камешек, и тот тоже потерял равновесие.
А капли дождя уже текли вниз по склону тонкими струйками, и, когда оба маленьких камня сами собою остановились, они были захвачены струйками. Со всех сторон с каждой неровности склона сбегали другие струйки, весело швыряясь маленькими камнями и окрашиваясь в цвета растворенных ими рыжих, красных, зеленых и желтых глин. И то же самое происходило повсюду, на всех крутых гранях двух необъятных склонов, образовавших дикое и глухое ущелье, по дну которого струился светло-голубой прозрачный ручей.
И легкие шуршанья каждой из маленьких струй соединились в один широкий и грозный шум. Сверху падали миллионы безобидных дождевых капель, и чем ближе ко дну ущелья, тем сильней и стремительней становились струи воды, тем больше и тяжелей были камни, уносимые ими с собой. А когда все они домчались до дна ущелья и слились с медлительным и прозрачным ручьем, ручей сразу вспучился, запузырился, потемнел и, забиваемый градом камней, рванулся вниз с удвоенной скоростью. Но по пути его лежали мосты из снега, в зимнее время наваленного лавинами. Ходы, проточенные в снегу, оказались слишком узки для расширившегося ручья. Вода заходила перед снегом кругами, злясь, что ей не найти прохода, поднялась до верхнего уровня снежной плотины и принялась ее разъедать и долбить самыми мелкими камешками теми, что легко поднимались в водовороте.
Перед этим было много солнечных, дней, которые взрыхлили и ослабили снег. В нем не нашлось силы сдержать нежданный напор. Снег рухнул сразу, вместе с огромными камнями, которые зима успела навалить на него. И, рухнув, понесся вниз в русле ручья ломающимися грязными глыбами. Огромные камни вместе с ним помчались по дну ущелья, прыгая как резиновые мячи и разбрызгивая пенную воду.