Зеленая ночь
ПОВЕСТИ
ЗЕЛЕНАЯ НОЧЬ
1
Заяц сразу опрокинулся на спину. Он терся спиной о землю, будто у него чесались лопатки, и бил в воздухе передними лапами. Джавад еще не опустил ружье, еще стоял, прищурив левый глаз, правым смотрел, как бьется подстреленный заяц. Потом повернул голову, все так же, одним глазом, взглянул на Гариба: вроде бы губы у Гариба дергались. Джавад открыл левый глаз, посмотрел обоими и убедился: тонкие синеватые губы дергались.
Гариб не отрываясь смотрел на качавшиеся под ветром метелки пожелтевшего камыша. Одна рука была сжата в кулак, другая вцепилась в воротник рубашки; длинные топкие пальцы дрожали. Потом рука Гариба бессильно упала, и Джавад мысленно чертыхнулся чего он связался с зайцем?! Джавад опустил ружье и вздохнул. На месте, где только что бился заяц, стояла лужица крови, а сам заяц из последних сил упирался в землю передними лапами, тащил перебитые дробью задние ноги, пытаясь уйти, уползти в полынник. Вдруг голова его задергалась, маленькое тельце напряглось, вытягиваясь, заяц свалился на бок и закричал, как кричит от боли грудной ребенок.
Шея и грудь Джавада покрылись потом. Он закрыл глаза, чтоб не видеть зайца, не видеть его ставших вдруг тряпичными ног. «Чтоб у тебя руки отсохли, дурень!» выругал он себя сквозь зубы. Ему показалось, Гариб услышал. Он глянул на него
Топча сухую полынь, Гариб быстро уходил прочь. Торопясь, он размахивал руками, худые лопатки так и ходили под голубой безрукавкой.
Джавад догнал его у небольшого арыка. И то лишь потому, что тот сам остановился, иначе ему ни за что б не угнаться за Гарибом. Парень сидел на бровке арыка и смотрел прямо перед собой. Джавад хотел сказать чего-нибудь такое, поласковей, но ничего не приходило на ум. С трудом переводя дух, Джавад отбросил ружье, в другую сторону сумку и встал на колени. Набрав в пригоршни мутной воды, плеснул себе в лицо, но приметил у самой воды маленьких зеленоватых лягушек и выпрямился.
Охолодился бы сказал он, не отрывая глаз от лягушек, и, сняв кепку, провел мокрой рукой по маленькой круглой голове.
Не хочу, ответил Гариб, тоже смотря на лягушек.
Джавад резко повернул к нему голову. Шея собралась жирными складками, лицо побагровело, плоские, широкие уши налились кровью. Но губы у Гариба уже не дергались, пальцы не дрожали, и Джавад, тихонько вздохнув, отвернулся. Тотчас шея его расправилась, кровь отхлынула с лица, уши стали нормального цвета. Тыльной стороной ладони Джавад отер капли с куцего плоского подбородка и снова вздохнул. «Правильно говорится: хотел бровь подправить, глаз выколол. Фарач как сказал: чистый воздух самое его лекарство. А он зря не скажет, он в этих делах покрепче любого профессора. Ну я и сделал, как сказано, привел парня в заповедник, пускай, думаю, хворый на природе побудет, зверей поглядит, пташек всяких, воздухом чистым подышит. Шутка сказать, два месяца отвалялся, пролежни по всей спине Можно сказать, воскрес. А Фарач прямо заверил меня: недельку в заповеднике побродит, воздухом целебным подышит, и сойдет с него эта желтизна, порозовеет парень. Все правильно, зря только я зайца Знал ведь, не может он крови видеть. Бывало, курице башку рубишь, так на улицу убежит. Да, не надо было. Недодумал. Считал, может, развлечется Охота как-никак. Сам-то я эту охоту в гробу видал».
Почувствовав, что брюки на коленях промокли, Джавад хотел было подняться, но колени глубоко увязли в раскисшей от воды земле. Упершись руками, Джавад кряхтя поднялся на четвереньки. Теперь руки увязли, меж толстыми белыми пальцами выперла черная жижа.
Вот раскормился, туша! кое-как поднявшись, проворчал Джавад. Не человек стал. Он вытер одну ладонь о другую и обернулся к Гарибу: Сто шесть килограмм это тебе как? А ведь сорок два года. К пятидесяти, бог даст, сто шестьдесят наберу! Джавад посмотрел на свой круглый, трясущийся живот и, будто впервые в жизни обнаружив собственную тучность, сокрушенно покачал головой. И на кой человеку столько сала? А?
Гариб смотрел на сухую полынь и силился улыбнуться, представляя себе зятя худым. Был он худым, конечно, был. Это все мастерская, шапки. Как пришел мальчишкой пятнадцати лет, так с тех пор и крутит швейную машину. Двадцать семь лет будто гвоздем прибит к табуретке с подушечкой. Как тут не растолстеть? А он еще и поесть не дурак. Утром сливки, в обед пити, да пожирней давай, вечером, что жена ни сготовит, полкастрюли ему. Железа кусок и тот разжиреет.
Джавад оглядел свои измазанные брюки, взглянул на ружье, на сумку Разбросал, теперь нагибайся Взял ружье за ремень, поднял. Гариб поглядел на него, потом оба посмотрели на ружье, и оба вспомнили зайца. Гариб отвернулся. Джавад тихонько опустил ружье на землю, пошел, взял сумку и сел рядом с Гарибом.
Хлеб с пендиром поешь? спросил он, шаря рукой в сумке.
Не хочется.
Ну тогда вот Помидорину возьми Витамин.
Не буду.
Надо есть. Фарач тебе что сказал? Витамины! Бери, бери! Хоть так, без хлеба пожуй.
Джавад сунул Гарибу помидорину. Положил на чорек добрый кусок пендира, вдохнул полную грудь свежего степного воздуха и вонзил в чорек крупные зубы. Жалко, нет винограда. Будь вместо этого помидора добрая гроздь «хазари», Гариб, может, и склевал бы по ягодке. Он сам читал в прошлогоднем календаре, что виноград чуть не от всех болезней лечит. Вот нету его еще только ягодки завязались.
Джавад огляделся, потянул носом. Шашлычок бы тут пожарить. Как дышится, а!..
А дышалось действительно хорошо. Вроде бы солнце то же, что в поселке, а здесь оно не калит насквозь, не заставляет исходить по́том. Ветерок влажным прохладным языком облизывает траву, камыши, кустарник Желто-зеленая трава чуть колышется, как вода в реке. А там, за камышами, Белое озеро.
Гариб тоже глядел туда, вдаль. Но помидорину даже не надкусил.
Джавад разозлился.
Ну чего хмуришься? хриплым голосом спросил он; проглотил не жуя, и кусок торчал в горле. С зайцем мы, конечно, дурака сваляли. Не надо было. Лучше б в себя пальнул, честное слово!
Непрожеванный кусок пробился наконец в желудок, но в груди, под костью, застряла боль. Не зря говорил покойный Гасанкулу да будет земля ему пухом! не глотай не прожевавши. Понимал человек, как есть, что есть. Соль, перец, пряности до тонкости знал, куда чего. «Собственная утроба ближе брата родного» его слова. Человек был Только не время его вспоминать, сейчас парнишку успокоить надо.
Чудной ты, Гариб, не переставая жевать, заговорил Джавад. Он уже перестал хрипеть, голос у него был тонкий, как у подростка. Ведь если подумать, для кого все создано: птицы эти все, животные? Для человека. Все, что ни есть вокруг, существует для человека. Птица чтоб убил, мясо ее съел, заяц чтоб Джавад закашлялся; он в жизни своей не пробовал зайчатины, брезговал. Может, скажешь, не надо стрелять зверей? А что тогда с ними делать? Пускай старятся да на пенсию выходят?
Гариб молча досасывал помидорину. Джаваду все больше хотелось есть. Медная кастрюля Кендиль маячила у него перед глазами. «Вечером долму из баклажанов сготовлю, обязательно приводи Гариба». Этими словами проводила его жена, и теперь, куда бы он ни повел носом, отовсюду доносило баклажанной долмой. Румяные, исходящие парком баклажаны. Джавад любил поливать их катыком с толченым чесноком. Польешь белый катык смешивается с янтарным жиром Рот у Джавада наполнился слюной, челюсти заработали быстрее; он открыл глаза и с удивлением обнаружил, что в сумке пусто: ни чорека, ни пендира, ни помидоров. Помидоры-то когда ж он успел?
Чего-чего, а поесть твой зять молодец! Джавад отложил в сторону пустую сумку и сокрушенно покачал головой.
Давным-давно не совершал он таких прогулок, и сейчас у него ныло все тело. Неплохо бы прилечь прямо тут, у арыка, но при Гарибе он почему-то стеснялся развалиться и захрапеть; уж если заснет, так часа на два.
Джавад хотел было предложить Гарибу: «Давай полежим», но вовремя вспомнил, что Гариб только-только отлежал два месяца.
Запах долмы не переставая щекотал ноздри. Джавад сглотнул слюну и вдруг с ужасом подумал, как далеко они сейчас от дома. «Машины здесь днем с огнем А пешком когда еще дотопаем? Гариб парень хворый, я тоже ходок не очень. Не попадется машина» Додумать свою мысль Джавад не успел из-за кустов ежевики вышли двое мужчин с ружьями через плечо. Джавад вгляделся Серхан и Адыширин.