Верховцева, вооруженная искусственными косточками, которые моя Глаша обожает, снова взяла на себя роль собачьей няни. Из гардеробной доносилась веселая песенка:
Приходи ко мне, Глафира,
Приноси кусочек сыра
Оксана продолжала настаивать на своем: они с Глашей практически безвылазно просидели в гардеробной до тех пор, пока за ними не прибежала Таисия, чтобы позвать в студию.
- Мы только пару раз вышли в коридор, чтобы размять ноги, но далеко не отходили, гуляли перед дверью взад-вперед, - при это она преданно глядело капитану Филонову прямо в глаза, хлопая длинными ресницами и всем своим видом изображая полную искренность. В качестве иллюстрации она прошлась по коридору, вызывающе покачивая стройными боярами, и моя собака послушно бежала за ней, даже не натягивая поводок, - она знала, что у этой приятно пахнущей тетки в кармане спрятано лакомство. Я убеждена, что Глаша делит людей не на «плохих» и «хороших», а на «дурно» и «приятно» пахнущих; то, что она сразу отнесла Оксану ко второй категории, сразу возвысило помрежа в моих глазах.
- Постойте, - прервала я ее дефиле. - Тут что-то не так. Свет В тот вечер было совсем темно; чтобы разглядеть человека, надо было столкнуться с ним нос к носу.
- Да, - охотно поддержала меня Оксана, - почти ничего не было видно. Наверное, ты нас с Глашей просто не заметила, когда пошла в буфет.
Она бросила победительный взгляд на ментов и лучезарно им улыбнулась; это не назовешь фальшивой улыбкой - нет, она улыбнулась так естественно, так беззаботно, как женщина, которой нечего скрывать и которая привыкла нравиться - даже на мрачных физиономиях оперов появился ее отсвет. Ей просто невозможно было не поверить. Я бы тоже ей поверила, если бы не знала совершенно точно, что она врет. Только тому, кто не знаком с собачьим характером, можно внушить, что собака не учует в темноте любимого хозяина - или, того паче, хозяйку - и не подбежит к нему, радуясь новой встрече. Впрочем, менты, очевидно, были мало знакомы с повадками домашних животных - или Оксана просто их очаровала.
Маршрут Толь Толича в тот роковой вечер был очень примитивен - он несколько раз выходил из студии курить, но не продвигался дальше лестничной клетки. Вместе с ним курили в разное время Гарик и Таисия; Тамара, которая дымила беспрерывно, только дважды появилась в отведенном для курения месте - остальное время она нарушала правила противопожарной безопасности, в чем, правда, не призналась.
Зато Лена не лгала и ничего не скрывала; она повторила все свои действия именно так, как мне рассказала. Подчиняясь ее указаниям, Майк картинно прошелся по коридору, о котором по нашим настоятельным просьбам притушили свет, и вошел и дверь кладовки.
Выждав пять минут, Лена открыла дверь женского туалета, провела там минутку и направилась дальше по коридору. Согласно своему сценарию она вошла в кладовку, но дальше начались отклонения от сюжета: вдруг она вскрикнула, и мы все бросились к ней. Нас ждало зрелище не для слабонервных. Майк постарался как можно точнее скопировать позу убитой женщины; вывернув шею под необычным углом, он совершенно неподвижно лежал на полу, раскинув ноги, и это выглядело как непристойная карикатура на реальную сцену убийства. Даже менты это поняли, потому что капитан Филонов слегка подвинул его ботинком и грубовато заявил:
- Ну, вставай, чего разлегся!
Майк вскочил, совершенно живой, более того - здоровый и веселый, по его настроение не передалось зрителям. Оглянувшись, я увидела мрачные лица моих коллег, без тени улыбки. Лена же, и без того бледная, побелела еще больше, она вышла из кладовки в коридор, кусая губы; помаду па них она давно съела, и они приобрели какой-то неестественный фиолетовый оттенок. Впрочем, может быть, это были фокусы освещения. Когда кто-то нашел выключатель и включил полный свет, все облегченно вздохнули.
В общем, процедура оказалась гораздо менее интересной, чем я ожидала, и вроде бы не принесла ничего нового. Несколько человек, режиссеров и операторов, менты вообще отпустили домой до копна следственного эксперимента; Настена со своим продюсером ушли еще раньше. Наконец дошла очередь и до меня - то есть до моего последнего выхода. Правда, перед этим должен был следовать выход Глашеньки, но капитан Филонов с каменной физиономией строго приказал.
- Уберите собаку!
Не люблю людей, которые не любят собак. Нс люблю, когда мною командуют. Поэтому, не обращая внимания на его тон, на глазах у всех я взяла у Оксаны поводок и отстегнула карабин. Радостная Глаша тут же обняла меня передними лапами и облизала, при этом рыкнув на угрюмого капитана, который сделал неосторожно-резкое движение по направлению к ней. Не нравятся моей спаниельке большие громоздкие мужчины вообще, а мужчины в форме - в частности. Правда, Филонов был в штатском, но выправка-то сохранилась.
- Основным действующим лицом в последнем акте драмы была именно собака! - нагло заявила я, выпрямляясь во весь рост и упираясь взглядом в лицо опера.
Чего я выпендриваюсь, промелькнула у меня здравая мысль, не хочу же я из подозреваемой превратиться в обвиняемую! Краем глаза я увидела, как Николай, притулившийся в углу за декорациями, укоризненно покачал головой. Главный мент вспыхнул и уже раскрыл было рот, чтобы поставить меня на место, но тут Глаша снова решила сыграть первую скрипку.
Вдруг она взорвалась визгливым лаем и, чуть не сбив с ног своей изрядной массой самого молодого из oпeративников, светловолосого и субтильного, бросилась в коридор. Мы все, естественно, поспешили за ней, едва не застряв в дверях; я, во всяком случае, оказалась в дверном проеме вместе с суровым капитаном, и он по инерции пропихнул меня в коридор.
В какой-то момент наши тела так близко соприкоснулись, что я непроизвольно вздрогнула, и он тут же отпрянул от меня, как ужаленный. Я оглянулась и посмотрела на него; он еще больше покраснел, цвет его лица напомнил мне любимые пунцовые розы моей мамы. Это зрелище меня просто ошеломило; взрослый, здоровенный мужчина столь мужественной профессии - и вдруг такой румянец, достойный незрелого юнца, впервые случайно ощутившего на себе мягкое тепло женского тела. Удивительно вообще, как в такие моменты замечаются и запоминаются подобные мелочи и незначительные детали - потому что в центре всеобщего внимания в этот миг оказалась Глаша, со злобным лаем бросавшаяся на нашего второго режиссера Кочеткова.
Степан отбивался от нее, как мог, ногами, прикрывая зачем-то руками лицо и грудь. «Идиот, - мелькнуло у меня в голове, когда я бросилась ему на помощь, - неужели он считает, что моя собака - волкодав и доберется до его горла?» Тем временем Глаша успела разорвать ему рукав куртки и вцепилась в перчатку, кожаный клок остался у нее в пасти, когда я набросила ей на голову свой жакет и оттащила злобно визжавшую фурию, в которую превратилась моя ласковая любимица, от ее жертвы.
Глаша изо всех сил вырывалась из моих объятий, и я бы ее не удержала, если бы мне на помощь не пришла Оксана. Вдвоем мы кое-как утихомирили разбушевавшуюся стихию. Когда наконец мне удалось поднять голову и оглядеться, то я поняла, почему наши мужчины не помогли хрупким женщинам справиться с озверевшим животным; они с трудом удерживались на ногах, покачиваясь от хохота.
Не наши мужчины, то есть менты, тоже смеялись, даже капитан Филонов, все еще розовый, впрочем, теперь эту легкую краску в лице можно было приписать его бурной реакции на забавную сцену; Николай, который тоже вышел из студии, но держался поодаль, улыбался, пряча улыбку в усы. Действительно, со стороны это выглядело очень комично: схватка взрослого мужчины, пусть и невеликого роста, с маленьким меховым шариком, из которого пушистый рыжий колобок вышел победителем.
Не смешно было только Кочеткову, как раненый воин, он стоял, высоко над головой подняв укушенную руку, кровь с которой темными каплями стекала на разорванный рукав его светло-бежевой куртки, и злобно, нехорошо ругался. В переводе на более или менее цивилизованный язык это звучало так:
- Уберите эту взбесившуюся тварь, бля! Я сейчас этой мерзопакости размозжу башку! Я убью эту гадину! - И тут он, убедившись, что Оксана привязала поводок к торчавшему из стены огрызку пожарного шланга, подбежал к нам и пнул мою псинку ногой. Глаша жалобно завизжала, потом зарычала, изо всех сил натягивая поводок, но тут я потеряла контроль над собой. Внутри меня как будто распрямилась невидимая пружина, я подскочила и заслонила собой свою собаку. Следующий его пинок пришелся мне по голени; я взвыла и набросилась на обидчика с кулаками, но успела только слегка смазать его по противной роже, потому что нас разняли. Мои плечи сжал, как клешами, своими железными лапами капитан Филонов, Кочеткова же оттащили от меня Олег и Толь Толич.