А зачем ты вообще при и тут Надю осенило.
Воспоминание ослепило вспышкой: вот Надя проверяет документы в визовый центр, а в наушнике у нее что-то болтает Саша. Мол, опять ты куда-то улетаешь Опять с ним Давай я хотя бы отвезу тебя в аэропорт Конечно, милый. Твою ж! Все из головы вылетело, когда Платон не взял трубку, и пришлось мчаться к нему
Малы-ы-ыш, полувопросительно-полувиновато протянула она.
И как Платон делает это невинное выражение лица, даже когда его поймаешь без штанов? Этот честный-пречестный взгляд, вот как у него получается?
Ты забыла, отрезал Саша. Ты опять про меня забыла. Я вообще тебе нужен? Хоть немного? он сделал паузу, давая Наде возможность оправдаться, но не успела она сформулировать правильные извинения, как он нанес следующий удар. Ты опять у него.
Это был даже не вопрос, и Надя неопределенно склонила голову набок. При желании этот жест можно было принять и за «да», и за «нет», по желанию вопрошающего. Но Саша уже все для себя решил.
Надя набрала в легкие воздуха, чтобы наплести Саше, почему Платон ну никак не мог обойтись без ее помощи, что-то про форс-мажор, это всегда звучит солидно. Но Платон в кои-то веки решил повести себя по-дружески. Прийти на выручку товарищу.
Малыш! бодро воскликнул он, как Карлсон, подскочил к Наде и весело помахал на камеру. Честное слово, все невинно! Мы просто собираем мой чемодан. А то я ночью не успел Не до того было, сам понимаешь. Так что ты Надюшу не ругай, я тебе ее верну в целости и сохранности.
Надя обреченно провела по лицу пятерней. Да, в дружеской помощи лучше тренироваться заранее. Не умеешьне суйся. И если уж тебе приспичило убедить парня своей подруги, что у тебя с ней ничего нет, попробуй для начала одеться.
Глава 2
Да ладно, ну сколько можно злиться! Платон миролюбиво пихнул ее плечом: уже второй час ластился, как котенок. Разве что пузиком кверху еще не падал, демонстрируя полную покорность.
Надя отвернулась к иллюминатору. Обычно в самолете Платон любил занимать место у окна, но сегодня он поблажек не заслужил. Из-за него в тысячах метрах внизу сейчас неистово обижался Саша, и Надя даже не знала, простит ли он ее, или пора менять статус в соцсетях на «одинокая старая дева». Так ведь трудно сейчас найти себе достойного мужика!
А я тебе отдам свой десерт, предатель на соседнем кресле зашуршал оберткой от кекса с изюмом. Ну? Смотри, какой вкусный. Как ты любишь. Платон сменил голос на мультяшный писк: Скушай меня, Надюша
По-твоему, так разговаривают углеводы? она мрачно покосилась на него, но кекс все же отобрала. И чтоб ты знал, я терпеть ненавижу изюм.
Она не льстила себе: вряд ли Платон расщедрился, чтобы добиться ее прощения. Просто он уже много лет не ел мучного и сладкого и старался любыми способами избавиться от искушения. В том числе передавая запретные продукты Наде.
Временами ей казалось, что она для негоодин из контейнеров для раздельного сбора мусора. Стеклов зеленый, пластикв синий, а простые углеводыНаде. И всякий раз, когда к Платону заявлялась Римма Ильинична, свято уверенная в том, что правильное питаниеэто то, что приготовлено с любовью, и приволакивала полные сумки домашней выпечки, все пирожки, плюшки и шанежки благополучно кочевали через Надю в семейство Павленко.
И раз уж мы теперь помирились, я хотел взять билеты в Венскую начал было Платон, но запнулся, наткнувшись на свирепый взгляд Нади. Чего?
Помирились? процедила она тем же тоном, которым обычно самые черные ведьмы насылают свои самые черные проклятия. Меня из-за тебя Саша бросил!
Ну, он ведь так прямо-то не сказал
Ну да, ну да, она разломила несчастный кекс пополам. «Больше мне не звони» это же, считай, на свидание позвал.
Платон с опаской покосился на изничтоженный символ примирения.
Кекс-то здесь при чем? Так же нельзя с едой Ты когда руки последний раз мыла? В аэропорту? Платон поморщился, глядя, как она бесцеремонно выковыривает изюмины, кроша и терзая мучную плоть. Постой, ты же не собираешься его теперь есть?
А я вообще сегодня руки не мыла, и Надя со зловредной ухмылкой отправила в рот первый кусочек, отчего Платона передернуло.
Он был брезглив с детства. При всей своей любви к еде ни за что бы не съел то, что упало на пол или, не приведи господь, на стол в общепите. Как в одном человеке чистоплюйство сочеталось с абсолютной неразборчивостью в интимных связях, Надя не понимала, но сейчас ей до чертиков хотелось его помучить. Она знала: попади Платон во вражеский плен, нашлось бы всего два способа довести его до исступления, чтобы он сдал все пароли и явки. Первыйсыграть фальшивую ноту. Второйзасунуть палец в его еду. И сейчас Платон смотрел на нее с таким первобытным ужасом, как будто она не кекс поглощала, а добрую порцию опарышей.
Прекрати он зажмурился и отвернулся.
Фто-фто? переспросила она с демонстративно набитым ртом. Не флыфу!
Женщина, ну сколько можно! На меня же крошки летят!
Впервые за целый день Надя испытала нечто похожее на удовлетворение. Ничтожно малая компенсация по сравнению с потерей парня, но все же приятно.
Бессовестный ты она сделала большой глоток безвкусного кофе.
Вечно ты из всего делаешь трагедию, Платон отряхнулся и, убедившись, что от кекса осталась только печальная горка изюма, повернулся к Наде. Вы же и встречались-то всего ничего. Сколько там у вас свиданий было? Три? Пять?
Два.
Вот видишь, заулыбался Платон. А ты завелась. Найдешь себе
Два года, перебила она. Мы встречались два года.
Но Когда ты успела? Я бы заметил
А я сама не замечаю уже, есть у меня личная жизнь или нет, Надя подняла руку, подзывая стюардессу. Я просыпаюсьи думаю о том, что там у тебя на сегодня. Ложусь спатьи думаю о том, что у тебя на завтра
То есть ты все время думаешь обо мне? он придвинулся к ней поближе и кокетливо поиграл бровями.
Да иди ты! она ткнула его в бок и с облегчением передала поднос стюардессе. Вот сложит столики сможет полноценно повернуться к Платону спиной, не придется сидеть, соприкасаясь с ним бедрами. Была бы Надина воля, она бы воткнула между сиденьями звуконепроницаемый непрозрачный щит.
Ну признайся, он же тебе даже не нравился, напирал Платон, будто не понимая намеков. Ты даже ни разу не заплакала, а женщины обожают реветь от неразделенной любви.
А ты что, до слез меня хотел довести?
Надя уже собиралась высказать все, что у нее накопилось, или хотя бы донести до Платона, что единственный мужчина, который не нравится ей по-настоящему, сидит сейчас слева от нее и нарывается на тяжкие телесные повреждения. Но вовремя вспомнила, что Платона надо не просто доставить на репетицию с целыми руками и ногами, но и дать ему настроиться. И спор о том, кто виноват, этому не поспособствует. Пришлось выдохнуть и поскрести по внутренним сусекам в поисках терпения.
Так, ладно, Надя выпрямила спину и нацепила дежурную улыбку продавца-консультанта. Репетиция в пять, до этого тебе надо пообедать. Могу поискать ресторан по дороге из аэропорта, тебя отправлю в концертный зал, а сама заселюсь в отель и потом заберу тебя с репетиции
Эй, ну погоди, взмолился Платон. Не включай опять робота, пожалуйста! Давай поговорим
Не стоит.
До конца полета Платон еще несколько раз предпринимал неловкие попытки помириться. То рожи корчил за спиной у пассажира, то изображал пальцами человечка, который решил вскарабкаться на Надю, как альпинист, и все время падал.
В пантомиме Платон был силен с детства. Всегда так делал на скучных уроках по музыкальной литературе. Они с Надей садились рядом, и пока убеленная сединами Элеонора Вильгельмовна дрожащим голосом распространялась о композиторах Могучей кучки, Платон ее незаметно пародировал, чем доводил Надю до колик. А она пыжилась и стискивала зубы, даже кусала свой кулак, чтобы не расхохотаться в голос и не омрачить память Модеста Петровича Мусоргского.
Невозможно было злиться на Платона, когда он так сильно напоминал ей того мальчишку, плюшево-безобидного, что хотелось положить голову ему на плечо и спросить с улыбкой: «Да где ж ты пропадал-то все это время?» Но Надя держалась. И пусть пальцевый человечек-альпинист был забавным и трогательным, Надя знала: расслабится сейчас, и не пройдет и дня, как Платон выкинет очередной фортель. Нет, только деловой настрой и профессионализм, только так она могла сохранить лицо. Поэтому Надя без лишних церемоний пихнула Платону распечатки нот и велела ему сидеть и молча повторять свою партию.